Начала философии - Марк Сергеевич Попов

Итог полугода моих умственных усилий можно охарактеризовать как выделение основ философии. Чтобы положить в начала системы знаний некоторые положения — сначала они должны пройти проверку на подлинность: это предотвратит нежелаемые ошибки при развитии этой самой системы. Изначально мне казалось, что истинная основа в философии уже была заложена, а потому при продвижении по ее структуре я придерживался направлений, согласованным с этими основами. Но еще чуть позже выяснилось, что в самых ее корнях царит неопределенность — этим я себе объяснил то, что поставленные перед философией вопросы не могут найти себе надлежащего ответа и по сей день. Преследуя одни и те же цели, мыслители с давних времен опирались на разные (а часто и противоположные друг другу) положения. В то же время они (за исключением единиц) имели общую черту: дискуссии велись о различных утверждениях, относящихся все таки к одной области. Это же и определило тот факт, что подавляющее их большинство попросту заблуждалось. Однако помимо тех заблудившихся философов было и меньшинство тех, кто отличился отвержением догматизма. Они еще до меня заметили тяжелое состояние мировой мысли и стремились навести порядок, исправить ошибки предшественников и наконец выйти на истину. Тем не менее те или иные обстоятельства не позволили им закончить начатое: не каждый и не во всем оказался прав. Поэтому дело еще не подошло к концу, а многие проблемы остались нерешенными.

Как только я уподобился им своим актом отречения от догматизма, я занялся самостоятельным развитием собственной мысли. Я ставил те же вопросы, но до ответа на них шел путями, которые начертил с оглядкой на тех уважаемых персон и совершенные ими ошибки. И поскольку я не был особо знаком с их трудами (от знакомства с ними я огородил себя стремлением к самостоятельности), допускаю, что какие-то части моего исследования не отличились новизной. Этот факт никоим образом не должен был повлиять на содержание, ведь данная рукопись отражает именно мой путь со всеми его выводами, необходимыми мне для успешного поиска истины. Таким образом, представленная мною работа подводит итог тысячелетней истории течения всемирной философской мысли в фундаментальных вопросах о реальности, вобрав в себя как и уже доселе найденные истины, так и новые ее достояния.

Итак, совершенно ясно следующее: язык — это средство коммуникации. Цель же языка — в передачи информации о мире, в котором происходит коммуникация его посредством. Это определение всеобъемлюще и заключает в себе все частные цели, что доселе упоминали как различные цели языка. И на самом деле из этой истины вытекает множество важных для моего исследования следствий.

Считаю важным указать, что данное мною выше определение языка относится не только конкретно к человеческому языку и человеческой коммуникации между друг другом, но ко всем проявлениям коммуникации и формам языка вообще, представленным в окружающем нас мире. И вправду все они имеют нечто общее: точно так же, как и всякий звук, что издает птица, наделен своим значением — каждое определение в человеческом языке имеет свое значение. Это тесно связано с целью языка в виде передачи информации о мире, т. е. коммуникации между существами этого мира. Ведь не соответствует указанной цели языка «пустой звук», не имеющий под собой референта. Такой «пустой звук» не выполняет своей должной роли и попросту не имеет места в такой вещи как средство коммуникации. Оттого ясно, что все составляющие единицы языка необходимо имеют свое содержание. Для обозначения границ этого содержания необходимо понимание процесса определения явлений.

Первым этапом в этом процессе предстает данность в опыте некоторого явления. Это означает, что сперва индивид сталкивается с таким явлением как, например, человек; получает человека в своем опыте. На втором этапе носитель языка определяет знаками все то, что дано ему в опыте. Говоря конкретнее, индивид определяет знаком «человек» того прежде данного ему в опыте человека. Итого, содержание языка эмпирически ограничено. Из указанной опытной природы языка следует, что изначально всякое определение имеет своим референтом именно доступное эмпирии явление, ведь иначе неясно, что и покуда определяется. Если же внеопытное нечто все же пытаются определить и прояснить — в связи с эмпирическим содержанием языка, который они и используют в своих целях — они неизбежно терпят неудачу. С вещами, доступными опыту, но пока в нем не данных, дело обстоит немного иначе. Возможности воображения ограничены имеющимся опытом. Потому мы не можем вообразить нечто принципиально новое: все нами воображаемое будет лишь различными комбинациями данного доселе опыта. Причем заведомо отрицать наличие существующего за гранью нашего мозга референта этих определенных знаком комбинаций опыта будет поспешным решением, что станет ясно позднее. Соответствуя этому факту о языке, всякая языковая единица ему с необходимостью подчиняется и тем самым исполняет предназначение языка.

Конвенция

Условием успешной коммуникации является определенность. И в самом деле, если каким-либо путем она не достигается носителями языка, в этих условиях рождается следующая проблема: каждый использующий язык индивид имеет ввиду под конкретным словом нечто свое, что ведет к затруднению понимания друг друга между участниками коммуникации. Тогда один, говоря слово «собака», имеет ввиду то, что другой имеет ввиду, употребляя слово «лошадь», а третий — нечто иное. А между тем язык нуждается в согласованности его употребления, поскольку то есть условие для соответствия его назначению. Такую определенность призвана внести конвенция. Она подразумевает разграничение носителями языка значений его структурных единиц. Теперь для всех участников общения определение, например, «собака» значит нечто одно. Лишь в таких условиях возможна реализация функции языка. Явление конвенции также объясняет возможность таких определений как фразеологизмы. Феномен фразеологизмов даже является наглядной демонстрацией потенциала конвенции в регуляции значений, однако это станет яснее по ходу исследования. А пока что сделаем следующее заключение: значение языковых единиц определяется конвенцией.

Раз определив единичное явление некоторым знаком мы далее можем столкнуться с множеством схожих с ним явлений. Например, мы называем единичное нечто, данное нам в опыте, «человек». Следом за этим мы обретаем опыт иных явлений, между которыми и нашим единичным «человеком» усматриваем схожесть на основе некоторых общих свойств. После мы замечаем и их различия: будь то разный цвет глаз, разница в росте, длине волос или в чем еще