Не менее решительно, хотя и более умеренно, чем ее сводная сестра, университетскую политику проводила Елизавета I. Отныне и на долгое время Оксфорд и Кембридж получили монополию на англиканское образование. Но их сила обернулась слабостью: католикам, иудеям, квакерам, баптистам, атеистам и нонконформистам всех мастей вплоть до xix века было запрещено учиться в этих университетах. Каждый студент вынужден был приносить клятву на «Тридцати девяти статьях», собрании догматов Англиканской церкви от 1571 года: в Оксфорде – уже в самый момент приема, а в Кембридже – перед выпускным экзаменом. Лишь в 1854 году эта весьма сомнительная «проверка совести» была отменена. Однако вплоть до 1871 года инакомыслящие снимались с профессорских должностей и исключались практически из всех академических учреждений.
Старый конфликт между town и gown достиг причудливой кульминации во время гражданской войны. Университет поддерживал короля, город – парламент. На протяжении четырех лет Оксфорд оставался столицей английских роялистов. Осенью 1642 года изгнанный из Лондона Карл I вместе со свитой и армией отправился в свою академическую резиденцию. Король реквизировал несколько колледжей и переплавил их серебро на военные нужды. Нью-колледж превратился в пороховой склад, в университетских парках расположилась артиллерия. Раз в неделю студенты и преподаватели выходили рыть окопы. Карл обосновался в Крайст-Черч-колледже, королева Генриетта-Мария – в Мертон-колледже. Между ними находилась территория Корпус-Кристи. Чтобы облегчить внутренние передвижения королевских особ, в Садовой стене пробили проход. Деревянная дверь, названная Воротами короля Карла, с тех пор более никогда не открывалась, как заверил меня садовник Корпус-Кристи-колледжа Дэвид Лик, отнюдь не разделявший роялистских убеждений.
24 июня 1646 года Оксфорд был взят парламентскими войсками. Король, переодетый слугой, наклеив бороду, покинул город еще в апреле. А через два года после казни Карла I канцлером университета был избран Оливер Кромвель. Оксфорд вновь оказался home of lost causes[50], поставил не на ту лошадь, ибо монархия вернулась. Как и его отец, Карл II, приезжая в Оксфорд, располагался в Крайст-Черч-колледже, прогуливал в университетском парке своих спаниелей, а в Мертон-колледже разместил любовницу леди Каслмейн. То, что в 1665 году она родила в упомянутом колледже сына, можно отнести к обстоятельствам скорее непредвиденным, однако заведомо менее прискорбным, чем тогдашняя чума, только в Лондоне унесшая жизни семидесяти тысяч человек. В Оксфорде, запасной резиденции короля, дважды заседал английский парламент, в том числе и в 1681 году – в последний раз за пределами Вестминстера.
Из всех королевских династий именно Стюарты в наибольшей степени ощущали свою связь с Оксфордом. Во время их правления, в 1687 году, состоялся «показательный поединок» между короной и университетом. В нарушение документально подтвержденной автономии колледжей король Яков II назначил ректором Магдален-колледжа католика с намерением подчинить Оксфорд влиянию Рима и вернуть Англию на путь истинной веры. Однако он так и не сумел ни запугать членов колледжа, ни убедить их разделить его убеждения. Даже после роспуска они игнорировали навязанного кандидата. Напрасно король приезжал в Оксфорд. За два месяца до собственного падения он сдался. В Магдален-колледже устроили праздничные торжества и зазвонили в колокола. С тех пор каждый год 25 октября члены конгрегации колледжа совместным обедом в ресторане отмечают победу своих предшественников в этом противостоянии.
С самого начала университет искал защиты у короны. Ориел-колледж стал первым формально возглавляемым коро левской особой – Эдуардом II. Той же цели служили и Regius Professorschips[51] – кафедры, основанные монархами, – неизменно отстаиваемые Оксфордом. Но даже и в обмен на близость к власти университет не собирался отдавать автономию. Елизавета I посещала свой «дорогой Оксфорд» дважды, Яков I именовал его «священным храмом Мнемозины», матери всех муз, и только королева Виктория не любила эту «старую монастырскую глушь». Тем не менее старшего сына, принца Эдуарда, она отправила учиться в Крайст-Черч-колледж. Эдуард счел Оксфорд скучным и предпочел Кембридж. А принц Уильям, старший сын нынешнего принца Чарлза, не остановил выбор ни на одном из этих университетов: он учился в колледже Сент-Эндрюс в Шотландии.
С давних пор у монархов считалось хорошим тоном – и не только внутри английской королевской фамилии – подпитывать своих отпрысков духом оксбриджской учености. Король Норвегии Олаф V послал дочь в Леди-Маргарет-холл, а сына в Баллиол-колледж, который когда-то оканчивал сам. Первым членом японского императорского дома, воспитывавшимся за пределами своей страны, стал наследный принц Нарухито. В 1988 году он получил в Мертон-колледже степень магистра истории, защитив работу о роли Темзы как транспортной артерии в английской истории XVIII века. Там же учились его жена Масако и его брат Акисино. Теперь свидетельство об окончании Оксфорда для японской элиты имеет не меньшую притягательность, чем платье Вивьен Вествуд (в стиле панк) в мире моды.
Сегодня, как и два века назад, одна из самых распространенных претензий к Оксфорду от его жителей и гостей: «Какое движение! Что за шум!» «Центр Оксфорда – настоящий ад. По сравнению с Нью-Йорком в нем раз в пять больше народу, а грохот от транспорта сильнее в шесть раз» (У. Х. Оден). До рога до Лондона занимала два дня, пока скоростные кареты типа «Летающая машина Бью» к 1669 году не научились проходить девяносто километров за день. По причине чересчур оживленного движения экипажей в конце xviii века были срыты последние городские ворота. Сотня почтовых экипажей в день – ну и суматоха!
Более тонкие формы прогресса происходили опять-таки из колледжей. Как-то раз в 1637 году по Баллиол-колледжу распространился совершенно новый, какой-то чужой удивительный запах: аромат кофе! Студент из Греции Натаниэль Конопиос «был первым, кого мне довелось видеть пьющим кофе», – записал в дневнике его однокашник Джон Ивлин.
Первое в Англии кофейное заведение открылось в Оксфорде в 1651 году: оно называлось «Ангел» и располагалось на Хай-стрит, примерно там, где ныне находится «Гранд кафе». Совсем рядом, в «Тильярде», юный Кристофер Рен попивал кофе, полистывая лондонские газеты или беседуя с друзьями по Химическому клубу, будущими горячими головами Королевского общества. Вторая половина xvii века в Оксфорде была не только эпохой coffee houses (кофейни), называемых также penny universities (однопенсовые университеты), ибо чашка кофе стоила там пенни, но и периодом академического расцвета, временем великих философов, таких как Джон Локк, и физиков, таких как Роберт Хук. Правда, примерно тогда же началось постепенное перерождение колледжей в сплавы джентльменских квартир с клубами.
Богатые отпрыски общественной верхушки, валом повалившие в Оксфорд (и Кембридж) после Реставрации, перекраивали тамошний образ жизни под себя. Попойки, дуэли, девицы – вот в каких дисциплинах пробовали теперь силы молодые люди, а вовсе не в греческом и древнееврейском, как прежде.
В общей сложности четырнадцать месяцев пробыл студентом Магдален-колледжа историк Эдвард Гиббон в 1752–1753 годах, написавший об этом: «Самое бесполезное и бездарное время в моей жизни», ибо профессора, как правило, «только делали вид, что чему-то учат», а то немногое, чему они действительно учили, отдавало клерикализмом и реакционерством. Гиббону пришлось оставить университет, когда стало известно, что он католик. Всего год проучился в Оксфорде и знаменитый лексикограф доктор Самюэль Джонсон. Как пишет его друг Джеймс Босуэлл, Джонсон оставил университет, «задавленный бедностью» – ему ни на что не хватало денег. Бедный Джонсон – умнейшая голова в изношенных башмаках.
В xviii веке университет представлял собой классовое общество в миниатюре. В иерархию входили также и малоимущие студенты, которые оплачивали учебу, выполняя обязанности servitors (сервиторов), то есть прислуживая богатым gentlemen commoners (джентльменам, не нуждавшимся в стипендии и самостоятельно оплачивавшим все расходы) в привилегированных клубах, для которых Крайст-Черч-колледж уже к 1600 году построил специальные апартаменты.
В подобную атмосферу не вписывались братья Уэсли и их друзья. Начиная с 1729 года они собирались в Линкольн-колледже, где Джон Уэсли в ту пору был членом конгрегации, а его брат Чарлз – студентом. Вместе они читали классиков, по воскресеньям – Библию, посещали заключенных в тюрьме, больных, выполняли другую общественную работу. Соученики именовали их Священным клубом, Библейской молью или – из-за особой методичности, с которой они следовали в жизни своим убеждениям, – методистами. Из этих насмешливых названий именно последнее стало впоследствии общеизвестным.
