Об истинном положении илотов говорит событие III века до н. э. Царь Клеомен III предложил богатым илотам покупать себе свободу за огромную сумму – пять мин (примерно 2 кг. серебра). На призыв откликнулось шесть тысяч человек. Можно представить себе достаток илотов, учитывая возникшее имущественное расслоение между ними, а также зафиксировать тот факт, что спартанцы не мешали илотам богатеть, требуя от них лишь определенную часть урожая – подобие арендной платы за пользование землей или подобие налога. Нельзя забывать также, что тысячи илотов были «домашними рабами» или хозяйствовали при войске, существуя при этом относительно сытно и свободно рядом со спартиатами.
Кровожадный обычай, приписанный спартанцам – убийство младенцев, рожденных слабыми или уродливыми. Их, якобы, сбрасывали со скалы. Возможно, такой обычай существовал в глубокой древности, когда выхаживать и кормить инвалидов не было никакой возможности. Свидетельства Плутарха о том, что этот обычай распространен в Спарте, при тщательном изучении оказались лишь предположением, отнесенным к очень давним временам. Плутарх рассказывает о хромом царе Спарты Агесилае, который в детстве почему-то не был сброшен в попасть.
Достоверным является свидетельство об общегреческой традиции подкидышей, которая практиковалась также и в Спарте. Впечатляющих историков и интерпретаторов сцен со сбрасыванием детей со скалы у спартанцев надежно никто не зафиксировал.
Легенды о том, что в Спарте умерщвляли младенцев, родившихся с явными признаками болезни, не выдерживает критики. Распространителем этого заблуждения считают Плутарха. Но в «Древних обычаях спартанцев», приписанных перу Плутарха, по этому поводу нет ни слова. Что может свидетельствовать либо о том, что данный текст написан не Плутархом, либо о том, что при подготовке «объективки» он предпочел не вносить в нее сомнительные домыслы.
Так или иначе, современные исследователи не обнаружили никаких следов детских трупов в ущелье, где, якобы, спартанцы осуществляли этот жестокий ритуал, сбрасывая детей со скалы. Исследованные в течение пяти лет останки из ущелья показали, что возраст погибших здесь – от 18 до 35 лет. Кости датируются VI–V вв. до н. э. и принадлежат 46 мужчинам. Скорее всего, это были преступники или изменники.
Великолепное изобретение спартанцев – железные деньги, которые невозможно было превращать в сокровища или менять на иностранную монету. Иностранец в Спарте, каким бы капиталом он ни обладал, не мог ничего купить – ни товар, ни благосклонность властителей. Деньги в виде металлических прутков весом по 625 грамм, которые по своим свойствам не годились для перековки и переплавки, невозможно было спрятать или накопить. За накопление золота и серебра полагалась смертная казнь. Спартанцы также установили «драконовский» обменный курс серебра к железу – 1 к 1200. Соответственно, крупные сделки могли быть только публичными, поскольку деньги пришлось бы возить подводами. А в этом случае пришлось бы объясниться, откуда они взялись. Такими деньгами невозможно было брать взятки. Теряется также смысл воровства и грабежа – много денег невозможно ни сохранить, ни унести. «Прозрачность» финансовой системы и ее обособленность от внешнего мира избавили Спарту также от коррупции и мздоимства.
Спарта была поражена «монетизацией» только после того, как рассыпалась ее традиция. Тогда геронты стали брать мзду за свои «услуги», а солдаты предпочитали становиться наемниками в чужих армиях – оказывать военные «услуги». Когда государство строится на бизнес-услугах, оно быстро разрушается – патриотизм как безвозмездный дар Отечеству обесценивается. Возможно, это не так заметно населению, привычно ругающему правительство. Но это хорошо заметно добросовестным историкам. Крах государства тем ближе, чем меньше в государстве чего-то сходного со спартанским духом и чем больше в нем платных услуг.
Диархия и многообщинность
Спартанский царь (басилевс) – не абсолютный монарх, а глава рода (общины) и военный вождь. Диархия Спарты уникальна только тем, что в ней соправители – не родственники. В других случаях, известных из древнегреческой истории, полиархия вырастает как раз из родства. Обычно соправление братьев. Специалисты считают, что греческий полис времен Гомера и вовсе мог быть полиархией. Так, Одиссей правил Итакой не единолично. С ним одновременно правили многие цари. Вероятно, не все они были близкими родственниками. Скорее всего, это соправление касалось полновластия в рамках своей общины, а совместные предприятия и проблемы решались на совете царей.
Ликурга иногда считают автором спартанской диархии, которая избавила ее от неэффективной монархии. Что Ликург имел прямое отношение к диархии, не вызывает сомнений: первые упоминания о соправлении относится к началу 8 в. до н. э. – как раз вслед за реформой Ликурга. Если Ликург и не учредил диархию, то наверняка утвердил ее в незыблемом законе.
Согласно «Описанию Эллады» Павсания, дорийское завоевание связано с разделением Пелопоннеса на три части. Мы не знаем, какие это части, но Павсаний утверждает, что Лакония досталась сыновьям погибшего в походах царя. Якобы, дельфийский Аполлон обязал их править вместе. В этом сюжете больше фантазии, чем реальности, но реальность также проступает. Если вспомнить миф об Оресте, сыне Агамемнона, то он объединил как раз три части Пелопонесса. Таким образом, мы можем предположить, что трехчастное деление было изначальным, и не связано с волей дорийцев. Дорийцы лишь покорили обособленные ахейские государства или разделили страну так, как она делилась естественными преградами. Естественно, ахейцы при этом остались жить где жили. Изменилась только власть.
По рассказу Павсания, обе династические ветви произошли из единого дорийского корня. Но извечная вражда между династиями и ряд исторических фактов опровергают это утверждение. Мы можем полагать, что завоевание было, и даже что было дорийское соправление братьев. Но позднее оно заменилось соправлением разных династий. И эту реформу следует связать с именем Ликурга, который смог убедить спартанцев, что божества двух племен примирятся, если между ними будет разделена и царская власть. Поводом для этого могло быть отсутствие у дорийского царя брата-соправителя, что делало его в глазах самих же дорийцев не вполне легитимным монархом. Ведь оракул повелел править не одному, а двоим.
Вероятно, шаткость единоличного правления связана с тем, что оно противоречило фундаментальному культу дорийцев, восходящему также к мифу о братьях Диоскурах. Дорийско-ахейское примирение позволило разделить власть между династиями и удовлетворить культовому запросу дорийцев. При этом герусия еще долгие годы оставалась под контролем дорийцев. На это, например, указывает нарушение правила, согласно которому в походах царя сопровождали два эфора. Известен факт, когда царя Агиса II (Еврипонтида, дорийца) во время войны с Аргосом (418 г. до н. э.) сопровождал только один эфор. Никакой ошибки тут быть не могло. Законы исполнялись как священные установления. Просто за дорийцем, с точки зрения эфоров, не нужен был такой плотный пригляд, как за ахейцем. Вероятно, правило, гарантирующее от измены, вводилось именно для царя-ахейца из династии Агисов.
В дальнейшем, чтобы избежать потрясений от династических распрей, власть царей все больше принижалась, все больше полномочий переходило к аристократической верхушке (аристократической если не по происхождению, то по заслугам). Таким образом, организация государственного правления в Спарте сочетала власть народного собрания, власть аристократии и элементы монархии.
Устойчивость диархии определяется религиозной санкцией: контролируя «верхи» Спарты, дорийцы не могли переступить через свой собственный культ Аполлона, а ахейское большинство (включая илотов и периеков), благоговело перед изначальной царской властью: как местного происхождения, так и исходящей от завоевателей. Геродот писал, что в период Гомера царям в военных вопросах подчинялись беспрекословно, а в Спарте противодействие царю грозило гражданской казнью – изгнанием. Тем не менее, ахейские цари, бывало, пытались совершить переворот, опираясь на «низы» (илотов и периеков). Это в дальнейшем приводило к еще более жесткому контролю герусии и эфоров за всеми гражданскими делами. Царям оставались только дела военные. Да и то приходилось отчитываться за каждый шаг и нести наказания за неудачи.
Диархия в Спарте была вовсе не прихотью «верхов», а своеобразным межплеменным договором: завоеватели не должны были требовать дани или отмечать славу своей победы чаще, чем раз в 8 лет. Впоследствии два племени нашли возможность для объединения. На это указывает «двоичная» система формирования спартанского войска. Крупные, способные к самостоятельным действия моры разбивались на 4 лоха, каждый из которых делился на 2 пентекостии, а те в свою очередь делились на 2 еномотии, каждая из которых, согласно Ксенофонту, состояла из 64 гоплитов. При этом родственного распределения по подразделениям известные нам источники в Спарте не отмечают. Это было преимущество, которого были лишены армии других греческих государств, формировавших войско по родственному принципу. Спартанская дисциплина была выше родственных симпатий.
