к пониманию происходящего ничего нового («Ей сойдёт теперь любой – / Хошь горбатый, хошь рябой, / Потому как и рябые / К нам не ломятся гурьбой!»). То есть информация, имеющая, фактически, самое прямое отношение к делу, воспринимается как что-то дополнительное к основному разъяснению.
Практически точно такая же сцена (исключительно с точки зрения способа восприятия информации), например, в комедии Лопе де Вега «Собака на сене». Лакею Тристану непонятны действия графини, которая своему секретарю Теодоро надавала пощёчин, а через некоторое время велела выдать ему две тысячи эскудо. Теодоро, разъясняя Тристану смысл происходящего, ни словом не обмолвился о фактически имеющих место событиях. Он произносит фразу, которая формально не содержит абсолютно ничего относящегося к сути дела: «Собака укусила больно, / Зато и ластится теперь». Но и здесь никак нельзя сказать, что эта «посторонняя» информация ничего не объясняет. Просто она в данном случае служит соответствующим фоном (своеобразной формулой) для основной информации, в результате чего интересующая Тристана информация приобретает полную ясность. (Кстати, само название комедии – «Собака на сене» – тоже является образным выражением: ни о каких собаках, и ни о каком сене в прямом смысле слова здесь речи не идёт.)
***
Подчеркнём, что эти примеры выбраны вовсе не потому, что они наиболее наглядны или вообще чем-то особенны. Просто невозможно хоть как-то склассифицировать всё безмерное множество образных сравнений, и даже выделить среди них что-то наиболее характерное весьма затруднительно. По этой же причине и дальнейшие примеры будут взяты просто наобум, без всяких претензий на какую бы то ни было классификацию.
***
Конечно же, любое образное сравнение помогает воспринимать информацию лишь в том случае, если оно само полностью понятно человеку, то есть если оно вызывает знакомые ощущения. Так, например, широко распространённые в России выражения «по щучьему велению» или «оказаться у разбитого корыта» для иностранца будут звучать совершенно абсурдно (если, конечно этот иностранец не интересуется русскими сказками).
Интересно, что структурированные ощущения сами могут порождать в сознании другие структурированные ощущения (образы), которые человек воочию никогда не видел (не слышал, не обонял, не осязал), но которые, тем не менее, настолько ярки и понятны, что сами используются в качестве образных сравнений. Например, кто видел ужа на сковороде? Вряд ли найдётся много очевидцев такой сцены. Однако выражение «вертится как уж на сковородке» широко используется и никогда неясностей не вызывает. А иногда применяются и вообще абсурдные с формальной точки зрения образные сравнения. Например, такие выражения, как «сердце ушло в пятки» (от страха), «искры из глаз посыпались» (от удара). Картины явно нереальные, никто их воочию не видел и не мог увидеть. Но подобные выражения вызывают ощущения, которые необходимы для понимания той или иной ситуации. Здесь во всей своей полноте проявляется тот факт, что сознание может в очень широких пределах модифицировать имеющиеся представления, то есть, фактически, «конструировать» из имеющихся «деталей» – ощущений – новую информацию.
Можно, конечно, возразить, что выражения типа упомянутого выше «сердце ушло в пятки» являются своего рода разговорным штампом, и человек, используя их, не создаёт в сознании никаких образов (вовсе не думает ни о сердце, ни о пятках), а просто вкладывает в эти слова определённый смысл. То есть реагирует на эти слова точно так же, как, например, на выражение «сильно испугаться». В данном конкретном случае, возможно, так оно и есть. Но нельзя отрицать и того факта, что при общении очень широко используются выражения, придуманные в процессе самого разговора, а они, конечно же, никак не могут быть разговорным штампом. Но при этом не только не возникает неясностей, а напротив, информация воспринимается с особой чёткостью и лёгкостью. Например, в одном из эпизодов кинофильма «Калина красная» главный герой Егор Проскудин говорит своей собеседнице Любе (они в это время сидели в чайной): «Слушай, давай уйдём отсюда, а то сидим тут как два волоска на лысине, все смотрят…». Вряд ли Люба когда-нибудь раньше пыталась представить себе образ двух волосков на лысине (да и вряд ли есть какое-то «механическое» сходство двух людей с двумя волосками), но все необходимые для «построения» нужного образа ощущения легко формируются непосредственно в момент восприятия данной фразы. И нельзя не согласиться с тем, что сам смысл информации, которую в данный момент услышала Люба, воспринялся ею гораздо легче и полнее, чем в случае, если бы Егор использовал только «правильные» выражения.
***
Обратим внимание, что вовсе не обязательно, как в данном случае, явным образом сравнивать рассматриваемую ситуацию с какой-то другой ситуацией (делать логическую связку типа «мы тут как»). Главное – это просто поместить в зону видимости нужную структуру ощущений, то есть создать необходимый фон, а фон уже сам по себе определённым образом влияет на всё воспринимаемое (собственно, именно такая ситуация была в приведённом выше примере с высказыванием Царя или Теодоро). Рассмотрим для примера замечание американского публициста и сатирика Менкена: «Женщинам не нравятся робкие мужчины. Кошкам не нравятся осторожные мыши». Формально эти фразы не имеют друг к другу никакого отношения: их информационное содержание совершенно различно. (Автор не делает логической связки, как, например, «женщины подобны кошкам» или «женщины как кошки».) Но сознание, создавая определённый информационный образ, «обнаруживает», что он «стыкуется» с имеющимся фоном, и без всяких усилий понимает, что же именно в данном случае хотел сказать автор.
***
Вообще, разговорная речь просто изобилует самыми разными «неправильными» выражениями, которые не только не затрудняют восприятие информации, но напротив, делают её предельно ясной. «Эй ты, рюкзак с ушами, иди сюда на секунду, разговор есть важный», – такими словами обращается к своему приятелю популярная компьютерная мультяшка Масяня. Вряд ли хоть кто-то реально видел рюкзак с ушами (или просто пытался представить себе этот образ), и вряд ли вышеупомянутый приятель имеет хоть какое-то «механическое» сходство с рюкзаком. Однако неясностей не возникло, Масяня этими словами вызвала совокупность ощущений, дающих чёткое представление о её смысловом восприятии образа этого человека. И даже вовсе, вроде бы, не образная, а буквальная характеристика количества времени, необходимого для разговора, является всё-таки образной. Ведь нельзя же слова «на секунду» понимать буквально: даже для самого короткого разговора времени требуется значительно больше одной секунды. Однако и здесь никаких неясностей не возникает. Напротив, эти слова дают ясное представление о краткости и конкретности предстоящего разговора. (Интересно, а если не использовать образных сравнений, то сколько потребовалось бы слов для выражения того же объёма информации и с той же ясностью?)
Образ Масяни, конечно, выдуман нарочито комическим, и рассматривать примеры из её лексики занятие не серьёзное. Но по степени абсурдности используемых выражений (с формальной точки зрения,
