по десять, и еще десять раз десять по десять”.
“Зачем это делать? – спросили кочевники. – Ветер унесет юрты, и у нас нет столько юрт. И здравомыслящий человек не ставит юрту на юрту, он разбивает их рядом. Мы просили тебя рассказать о горах, ты говоришь о юртах”.
Гость возразил:
“Я рассказывал, я не могу рассказывать лучше”.
Кочевники, стыдясь за него, опустили глаза».
Потом, когда этот человек уходил от кочевников (а они с ним обошлись как с дорогим гостем), он случайно узнал у своего провожатого (старого опытного человека), что тот тоже видел горы и знает, что они собой представляют. И в ответ на его удивлённый вопрос, почему же он не объяснит кочевникам про горы, провожатый ответил: «…прими мой совет: не рассказывай в степи о горах, а горцам о степях».
В данном случае в системе знаний (представлений) кочевников отсутствовала нужная структура ощущений для «построения» в сознании образа гор. В процессе их жизненной деятельности подобная структура не могла сформироваться, так как, по наблюдению их гостя, «в степи и до края, и за краем неба не нашлось бы ничего выше верблюда», и, естественно, образные сравнения здесь были бессильны. (Говоря по-другому, их сознание не могло «приделать» к воспринимаемым воздействиям никакого «информационного продолжения», то есть не могло «пристыковать» эти воздействия к имеющемуся фону.) Нельзя построить новый образ без подходящего «строительного материала». Выражаясь словами Шота Руставели, «чем наполнена посуда, то и выльется оттуда». Именно об этом, по сути, говорится и в известной шуточной песне Высоцкого «Товарищи учёные» (о работе «доцентов с кандидатами» в представлениях колхозников Тамбовской области).
Процесс освоения сознанием любой информации это вовсе не пассивная запись её в какие-то там ячейки мозга. Это процесс модификации структуры имеющихся представлений, который может происходить только при условии «успешной стыковки» вновь поступающих воздействий с наличествующими в сознании образами.
10
До этого момента мы говорили о роли имеющихся в сознании ассоциативных связей только применительно к процессу формирования образа, то есть об их роли в процессе объединения в единое целое совокупности «непротиворечивых» ощущений. Но ведь сами по себе ощущения являются для сознания специфическим воздействием, которое может вызвать определённую реакцию, в том числе и физическую. В частности, если человек обжёгся, или укололся, то он отдёргивает руку, то есть физически реагирует на возникшие ощущения. Но самые разные ощущения возникают не только как результат физического воздействия окружающей среды, а ещё и как результат процесса сознательной обработки различной информации, то есть процесса мышления. И они тоже могут вызывать физическую реакцию. Известно, например, что человек, воспринимая ту или иную информацию, может прийти в ярость или, напротив, успокоиться. И это состояние – ярости или покоя – есть не что иное, как физическая реакция на возникающие ощущения. Или, проще говоря, на возникающие мысли. Собственно, и любое сознательное физическое действие является результатом реакции на имеющиеся мысли (конкретнее – на мысли о необходимости совершения этого действия). Это можно пронаблюдать даже на таком простом примере: когда человек готовится произнести речь, то он может забыться и начать говорить вслух. И требуются некоторые усилия, чтобы не делать этого. То есть, если человек просто представляет себе какое-то физическое действие, то тем самым он помещает в зону видимости ощущения, которые порождают само это действие.
Вообще-то, сам этот факт – то, что сознательные физические действия являются реакцией на возникающие мысли (точнее, на вырабатываемые посредством мыслей ощущения) – является общеизвестным. Но сейчас мы говорим об ассоциациях, то есть о явлении, которое самым непосредственным образом определяет появление в зоне видимости тех или иных ощущений. Возникает естественный вопрос: влияют ли имеющиеся в памяти ассоциативные связи на характер физических действий? Ответ однозначен: да, влияют, причём самым непосредственным образом. Напрашивается и продолжение этого вопроса: влияет ли такое явление, как перераспределение ассоциаций, на физические действия? И здесь ответ однозначен: да, именно так и обстоит дело. И, наконец, нельзя не задать ещё один вопрос: если для облегчения правильного формирования смыслового образа используются образные сравнения, то можно ли использовать этот способ и для правильного «формирования» (достижения высокой «степени правильности») физических действий? Здесь тоже ответ однозначен: да, этот способ можно и нужно использовать (и, кстати, он широко используется).
Проще говоря, ассоциации оказывают на физические действия точно такое же влияние, как и на формирование мыслей. И чтобы убедиться в правомерности такого утверждения рассмотрим ряд примеров.
В частности, такой пример. Известно, что спортсмену для достижения максимального результата необходимо перед соревнованиями «настроиться», то есть привести себя в состояние, когда организм предельно хорошо функционирует и полностью подвластен всем его желаниям. И эта «настройка» именно в том и состоит, чтобы каким-то образом поместить в зону видимости в качестве фона определённые ощущения. Но как это сделать? Самый универсальный способ – это сознательное помещение в зону видимости определённого рода мыслей. Каждый, кто участвовал в соревнованиях, знает, что в это время никак нельзя пускать мысли на самотёк. Надо думать о предстоящих действиях, представлять себе как всё будет происходить, «проигрывать» в сознании различные варианты, «вселять в себя уверенность» и т.д. Иначе результаты будут плачевны. А ведь в данном случае никаких задач решать не надо, не требуется никакого творческого процесса (за исключением шахмат, конечно), требуются только физические действия. И именно для успешного совершения физических действий необходимо иметь в зоне видимости нужную структуру ощущений.
Но само это словосочетание – «определённого рода мысли» как бы предполагает какие-то логические рассуждения. В ряде случаев требуется именно это. Но не всегда. Иногда нужные ощущения вырабатываются путём создания в зоне видимости определённого смыслового образа.
«Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот, ты представь, что за тобою полоса пограничная идёт», – это слова из популярной когда-то песни. Зачем вратарю надо представить себе, что за ним проходит пограничная полоса? Просто так? Нет. Этим самым он помещает в зону видимости определённую структуру ощущений. И эти ощущения порождают чувство ответственности (опять-таки, ощущения), которое мобилизует физические способности вратаря, «заставляет» его сделать всё возможное и невозможное для защиты ворот. Если вратарь не позаботится о соответствующем настрое, то играть он будет явно не на максимуме своих возможностей.
***
Правда, здесь есть очень важный нюанс: как бы тщательно вратарь не представлял себе, что за ним пограничная полоса, в зоне видимости его сознания будет присутствовать и другая информация, – информация о том, что на самом деле никакой пограничной полосы за его спиной не проходит. И эта информация будет задавать определённые точки отсчёта для формирования информации-фигуры, то есть для смыслового понимания ситуации. Иначе говоря, просто представить себе что-то – это ещё не значит в
