Мамонты с Чукотки
Как поется в известной песне, «четвертый день пурга качается над Диксоном». Четвертый день снежные вихри носятся по острову, рыча и завывая на все лады. Самолеты Высокоширотной воздушной экспедиции сиротливо мерзнут на утонувшем в сугробах аэродроме, а ее участники, проклиная синоптиков (они всегда во всем виноваты), изнывая от безделья, развлекаются кто как может: преферансом, домино, анекдотами, чарками спирта или сном.
...Пассажирский зал недостроенного аэропорта походил на шумный цыганский табор. Просторное помещение было вдоль и поперек завалено мешками с полярной одеждой, ящиками с научным оборудованием и запасами продуктов, заставлено раскладными походными койками, на которых в живописных позах коротали время «пленники пурги».
Володя Шамов, второй пилот трудяги Лишки (Ли-2), смотрел очередной сон, когда кто-то потряс его за плечо. Он приоткрыл глаза и увидел согнувшуюся над ним полуодетую фигуру бортмеханика Васи Мякинкина.
— Ну, чего тебе? — недовольно пробурчал Шамов. — Такой шикарный сон видел: Сочи, пляж, девочки. И надо же было разбудить на самом интересном месте!
— Потом досмотришь. Вставай, дело есть.
— Ну говори скорее, что за дело, а то хочу сон досмотреть. Пурга не унялась?
— Унялась, не унялась — какая разница, — сказал Мякинкин. — Дело-то срочное. Надо побыстрее спецгруз оформить.
— Что еще за груз? Опять начальство какую-то хреновину надумало?
— Сено!
— Сено? Ты что — поддал прилично, а закусить забыл? — съехидничал Шамов. — Откуда на Диксоне сено?
— Самое что ни есть обыкновенное сено. Травка такая, желтенькая, мягонькая.
— Мы что на Полюс коров повезем?
— Не коров, а мамонтов!
— Мамонтов!! — Шамов даже привстал в спальном мешке от удивления. — Откуда тут, на Диксоне мамонты?
— Да не на Диксоне. На Чукотке. Самые натуральные — все в шерсти, с клыками и даже хвостик сохранился. Их там на Чукотке выкопали из вечной мерзлоты, а они взяли и оклемались. Вот и задали начальству задачу. На Чукотке кормить их нечем, а навигация только в июле начинается. Неровен час помрут: в самолет их ведь не засунешь. Вот и порешили гнать их своим ходом до Архангельска. А чтобы бедняги по дороге не померли с голодухи, приказано через каждые 50 километров сбрасывать им с самолета сено.
— Ну и дела, — пробормотал Шамов окончательно проснувшись. — А кто еще будет этим делом заниматься?
— Котов и Мальков. Но заковыка в том, что в порту имеется сено в двух видах: рассыпное и в тюках. Сам понимаешь, что в тюках его и грузить легче, и сбрасывать проще. Если мы опоздаем, то останемся с носом. Придется брать россыпью. А тогда — хана, хлопот с ним не оберешься. Так что давай, одевайся и дуй к начальнику аэропорта. Если он будет отказываться — не поддавайся, — стой на своем, как панфиловцы под Дубосеково. Понял? Действуй по обстановке. Коли надо — не жмись, обещай в благодарность канистру спирта, нельму — у нас ее еще целый мешок остался.
Сопя и чертыхаясь, Шамов накинул на плечи меховой реглан, нахлобучил малахай, сунул ноги в унты и пошел к выходу.
Едва за ним захлопнулась дверь, все повскакали с коек и, одеваясь на ходу, ринулись следом за Шамовым.
Переступив порог кабинета начальника аэропорта, Володя стянул с головы малахай и, прокашлявшись с мороза, сказал:
— Привет начальству!
— Здорово, Шамов. С чем пожаловал, небось, опять бензин будешь просить?
— Никак нет.
— А что за срочность такая? Летной погоды еще дня четыре не будет.
Успеете сто раз загрузиться.
— Успеть, конечно, успеем, но лучше загодя договориться, чтоб потом горячку не пороть.
— Предусмотрительный ты у нас человек. Ну выкладывай, что надо.
— Сено! — выпалил Шамов.
— Сено? Вы что льдину устилать будете, чтобы посадка была помягче?
— И что в этом смешного? — обиделся Шамов. — Это ведь не моя блажь, а важное задание. Правительственное, — произнес он с расстановкой. — Сено необходимо, чтобы кормить мамонтов.
— Мамонтов? — начальник даже задохнулся от удивления. — Послушай, Шамов, ты часом не захворал?
— поинтересовался начальник. — Может, доктору позвонить?
— Правильно меня предупреждали, что здесь на Диксоне бюрократ на бюрократе, — взорвался Шамов.
— Есть у вас сено, я точно знаю.
Только вы его для своих коровок приберегаете, а на мамонтов вам на плевать.
Трудно сказать, какой оборот приняли бы дальнейшие события, если бы под напором тел не распахнулась дверь и в кабинет не ввалилось десятка два людей, задыхавшихся от хохота.
Шамов все понял.
— Ну Васька, гад, попомню я тебе твоих мамонтов! — зло бросил он и выбежал из кабинета.
История с мамонтами получила неожиданное продолжение.
Дня через три пурга выдохлась окончательно, и вокруг самолетов закипела бурная жизнь. Под замасленными брезентовыми полотнищами зарычали АПЛ (авиационные подогревательные лампы, похожие на огромные примусы). Механики остервенело колотили по примерзшим ко льду колесам микрометрами — внушительными деревянными молотками. Машины подвозили к самолетам экспедиционные грузы.
К шамовскому Ли-2 лихо подкатил загруженный «под завязку» виллис. Из него вылез штурман, держа в руках вместительный портфель из черной кирзы, набитый полетными документами, а следом за штурманом вывалились на лед, волоча за собой громадные брезентовые мешки с полярными шмутками, трое московских корреспондентов, обвешенных фотокамерами. Сопя и чертыхаясь, они вскарабкались по обледенелой стремянке в грузовую кабину и без сил повалились на оленьи шкуры, в три слоя устилавшие дюралевый пол.
Наконец двигатели взревели в последний раз, самолет вздрогнул, покатился, набирая скорость, по взлетной полосе и, мягко оторвавшись, устремился на восток.
Вся журналистская троица попала в Арктику впервые, они жаждали информации и поэтому появление в грузовой кабине Володи Шамова встретили радостными приветствиями.
— Милости прошу к нашему шалашу, — сказал старший группы. — Может, по маленькой, по случаю знакомства? Присаживайтесь. Чем богаты — тем и рады. — И он широким жестом показал на белую скатерку, уставленную московскими яствами.
— Миль пардон, — ответствовал Шамов, — в полете не пью.
— Тогда апельсинчик?
— От фруктов не откажусь. Ну, как вам Арктика?
— Фантастика, — сказал самый молодой из журналистов, не отрывая глаз от иллюминатора, предусмотрительно очищенного от наледи бортмехаником. Самолет шел на небольшой высоте. Внизу простиралось бескрайнее белое пространство тундры.
— А что это там за черные пятна виднеются? — спросил молодой журналист.
— Валуны, — уверенно ответствовал старший. — Так сказать, остатки ледникового периода.
— Валуны! — усмехнулся Шамов. — Какие же это валуны? Это обыкновенное сено.
— Сено?! — удивленно воскликнула вся троица.
— Сено и есть. Мы уже тонн пять его сбросили. Мамонтов кормить.
— Мамонтов? — недоверчиво спросил молодой.
И тут последовала знакомая история про оживших мамонтов которых гонят по зимней тундре в Архангельск.
Старший из журналистов, пользуясь предоставленными ему привилегиями, попытался передать прямо с борта необычную корреспонденцию в Москву. Но, ссылаясь на режим секретности, командир отказал. И, хотя в газетах эта информация так и не появилась, Володя Шамов был отомщен.
Их было всего три палатки — три на весь Ледовитый океан от Северного полюса до земной тверди. Их купола нахально чернели среди заснеженных просторов. Ветер заметал снегом эти хрупкие убежища из кирзы и дюраля, ожесточенно тряс их, словно белый медведь зазевавшуюся нерпу. Палатки жалобно скрипели, стонали, но не поддавались натиску стихии. Две из них служили временными складами для экспедиционного имущества, заброшенного накануне на льдину под скромным названием «точка N 1». В третьей разместился маленький десант, состоявший из экипажа ЛИ-2, двух гидрологов, метеоролога и доктора.
Несмотря на царивший снаружи адский холод — спиртовой столбик опустился за отметку минус тридцать градусов, — внутри палатки было тепло и уютно. Шипели голубоватым пламенем газовые горелки, в большой кастрюле булькали пельмени, весело посвистывал закопченный чайник. Лампочка, раскачивавшаяся под куполом, бросала неяркий свет на небритые, обмороженные лица людей, сидевших на спальных мешках, брошенных поверх оленьих шкур.
Бортмеханик, колдовавший над кастрюлей с пельменями, бросил в, нее щепотку перца, лавровый лист, принюхался и сообщил, что пельмень всплыл и готов к употреблению. Затем, покопавшись в мешке, извлек крупную нельму, воткнул ее носом в бортик ящика и, прижимая грудью, стал неторопливо срезать тонкими ломтиками замерзшее рыбье мясо. Оно завивалось полупрозрачной стружкой, образуя розовато-белый холмик. Закончив приготовление строганины, он водрузил на стол алюминиевую миску с маканиной — адской смесью из уксуса, перца и горчицы и торжественно объявил, что кушать подано и господ полярников просят к столу.
