Иисус поведал свою историю: возможно, его отцом был Иосиф, а может, и римский солдат, неважно; сам он считал себя евреем и выступал против римского угнетения. Он вырос в неграмотной среде, но много читал и думал. Он никогда не совершал чудес, которые ему приписали евангелисты, а просто боролся за справедливость для всех людей. Он ненавидит святого Павла и священников, которые, прикрываясь его именем, творят неправедные дела. Вот что он говорит своему другу:
«— Но быть распятым — самое непоправимое, что можно было сделать. Понять, что ты проиграл, вместе с твоими бедными глупыми учениками и со всем человечеством, что Бог в тебе оставил тебя одного — это было предельной мукой. Помнится, даже на кресте я кричал что-то об этом.
— Эли, Эли, лама савахфани?[123] — спросил я.
— Неужели кто-то это записал? — спросил он.
— Разве ты не читал Евангелие?
— О Боже, нет! Как я мог? Меня распяли задолго до всего этого!»
И так они прогуливаются и беседуют каждый вечер о том о сем, и задают друг другу вопросы, и спорят, и приходят к согласию, как Га-Ноцри с Пилатом в финале «Мастера и Маргариты», и им хорошо…
* * *
«Счастливое превращение» печаталось в газете «Лидер» в октябре 1944-го, а в начале следующего года вышло в издательстве «Хайнеман», как и самая последняя книга Уэллса — «Разум на краю предела» (Mind at the End of its Tether). Это не самостоятельный текст, а дополнение к «Краткой истории мира»; в нем Эйч Джи в последний раз предупредил о том, что нас ждет: «Человеческий род стоит перед окончательной гибелью. Это убеждение есть результат того, что наше существование и поведение проистекали из нашего прошлого существования и поведения, они было основаны на опыте прошлого и не учитывали явлений, с которыми мы сталкиваемся сейчас. Даже не слишком наблюдательные люди начали замечать, что нечто очень странное вошло в нашу жизнь, которая уже не будет тем, чем была. Это „нечто“ — элемент „устрашающей странности“ — пришло от внезапного откровения, что существует предел эволюции». «Ежедневно приходят в жизнь тысячи злых, злостных, порочных и жестоких людей, решивших изничтожить тех, у кого еще остались дурацкие добрые намерения. Замкнулся круг бытия. Человек стал врагом человека. Жестокость стала законом. И теперь сила управляет миром, сила враждебная всему тому, что старается уцелеть. Это — космический процесс, который ведет к полному разрушению». «Перед лицом нашего всеобщего несоответствия изменившимся условиям жизни человек должен идти либо вверх, либо вниз, и пока все шансы за то, что он падет и погибнет. Если же он двинется вверх, то ему потребуется так сильно адаптироваться к новым условиям, что он перестанет быть человеком. Обычный человек — уже на краю своего предела».
Альтернатива гибели Homo есть — стать более совершенным видом, но и он потом все равно погибнет, и Земля, и Вселенная тоже. Как этот пессимизм вяжется с оптимизмом «Счастливого превращения»? Да никак, но ничего удивительного тут нет: Уэллс всю жизнь метался от очарования к разочарованию. В данном случае можно пытаться объяснять это тем, что на Западном фронте после успешной осени 1944-го дела застопорились, можно — усиливавшимися болезнями. Энтони Уэст впоследствии, комментируя «Разум на краю предела», утверждал, что его отец «осознал, что был не прав, отказавшись от артистизма, искусства, художественности ради социологии», и потому впал в отчаяние. Все эти причины могли иметь место. Но вообще-то он всегда был такой: утром — одно, вечером — другое. В феврале 1945-го он писал Элизабет Хили: «Я чувствую себя сносно, но меня очень раздражают и угнетают общественные занятия. Я провожу часы в раздумьях о том, как сделать ремонт в доме, чтобы отвлечься от мыслей о людской глупости. Бомбы падают и падают, но меня они не достанут». И в это же время он набрасывал тексты предсмертных писем к Элизабет и другим близким, которые так и не были отправлены.
Когда Германия капитулировала, Эйч Джи был слишком слаб и не мог выйти на улицу, чтобы принять участие в празднествах (и слава богу, а то бы ликующие «пролетарии» вновь рассердили его), но через несколько дней ему вдруг стало лучше. В мае он сообщал Хили, что может спускаться в сад и немного гулять, что погода стоит чудесная: «Как бы я хотел передать тебе кусочек моего сегодняшнего настроения…» Именно тогда он написал ироническую автобиографию «Подробное жизнеописание одного литературного мошенника», которая была опубликована в июльском номере «Корнхилл мэгэзин» под псевдонимом «Уилфред Б. Бетгерейв». Беттерейв Уэллса не пощадил — именно его словами мы открывали первую главу биографии. «Уэллс заявляет (не знаю, насколько можно верить этому заявлению), будто встречался со множеством коронованных особ и никогда не чувствовал того благоговейного трепета, какой испытывают нормальные люди в присутствии помазанников Божьих. Вероятно, он раболепствовал, но потом рассказывал выдумки о своей несгибаемости». «Уэллс является, по общему мнению всех почтенных инстанций, лицемером и мошенником: несмотря на социалистические убеждения, продает многотысячные издания собственных сочинений по огромной цене и под хитроумным предлогом отказывается делать скидку своим товарищам-пролетариям».
Он был в приподнятом настроении в начале лета, когда проходили парламентские выборы. В русскоязычных биографических очерках можно прочесть, что он голосовал за коммунистов. Это не так, но в конце мая в «Дейли уоркер» было опубликовано его письмо, где говорилось, что он поддержал бы коммунистического кандидата, если бы таковой был выставлен по Мэрилебонскому избирательному округу. Отнести эту внезапную симпатию к коммунистам на счет взбалмошности — или были причины?
Были: во-первых, у коммунистической партии Великобритании с началом войны от коммунизма осталось одно название. Она стала социалистической партией (но не могла так называться, поскольку Социалистическая партия тоже существовала), отреклась от классовой борьбы и революций, объявила себя союзником всех антифашистских сил, поддержала Черчилля, выступала против забастовок и на проходивших в 1943 году довыборах по нескольким округам поддерживала лейбористов[124]. Уэллс в своем письме говорит именно об «обновленной коммунистической партии».
Во-вторых, еще до завершения войны стало ясно, что британское правительство шагать рука об руку с Советским Союзом не собирается, а видит в нем врага. Черчилль делал соответствующие высказывания задолго до знаменитой Фултонской речи, и Уэллс в декабре 1944-го в очередной раз сменил по отношению к премьеру милость на гнев, опубликовав в «Дейли трибьюн» статью с обвинениями в диктаторстве и требованиями отставки: «Или мы покончим с Уинстоном, или он покончит с нами». Рузвельт умер 12 апреля; сменивший его Трумэн занял чрезвычайно резкую позицию по отношению к СССР «Наши» тоже не имели намерения дружить, но Уэллс всю вину возлагал только на «своих». «Мне известно, что сейчас людям исподволь внушают, что следующая война будет войной Англии и Америки против России», — писал он в «Дейли уоркер». «Или социализм, или дьявол», — заявил он. Социалисты чтили Маркса — к ним путь заказан. А больше «левых» нет, одни коммунисты. Так что вполне логично, что он отдал бы голос кандидату от партии, продолжавшей по недоразумению называться коммунистической. Но такового в его округе не было. Он поддержал на выборах независимого кандидата, молодую женщину Мэри Стокс, которую ему рекомендовал Уильям Беверидж, директор Лондонской школы экономики и политических наук. Она не была избрана. В целом победу на выборах одержали лейбористы, получившие почти 50 процентов голосов, и премьером стал их лидер Эттли.
Япония продолжала военные действия; можно гадать, как поступил бы покойный Рузвельт, но Трумэн сделал то, что считал нужным: на Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы. Бомбардировки, предсказанные Уэллсом в «Освобожденном мире», произвели на него жуткое впечатление; подтверждалась его мысль о гибели человечества. Приехал репортер с Би-би-си, просил высказаться о бомбе — он пытался, но голос уже не слушался его. Тем не менее он загорелся идеей антивоенного фильма. Начал работать над сценарием, просил Марджори вести переговоры с Кордой. Да, гибель неизбежна, писал он в предисловии к сценарию, но он не понимает, «почему человечество не может перед лицом опасности вести себя с достоинством, оказывая друг другу взаимную поддержку, без истерики и бессмысленных обвинений…».
Сценарий не был написан: в августе Эйч Джи писал Элизабет Хили, что «давно не чувствовал себя таким здоровым и сильным», а в сентябре ему снова стало хуже. Его лечащий врач Хордер сообщил домашним: рак кишечника, жить осталось меньше года. Марджори и Мария Игнатьевна хотели скрыть это от больного, но Джип настоял, чтобы ему сказали правду. Диагноз оказался ошибочным, его доконал диабет, но прогноз — верным. Он почти не слышал, практически ослеп, ноги отказали, часто он не узнавал окружающих и засыпал посреди разговора. Но было бы неверно говорить, что его последний год прошел во мраке. Он прошел так же, как последние месяцы Кэтрин.
