В эти июльские дни 1947 года пещера Кумрана видела больше людей, чем за прошедшие девятнадцать столетий. Мухаммед эд-Диб и его друг Омар не раз проходили мимо. Юсуф бен Алхаббал освободил их от стада и послал на поиски других пещер в горы к северу от Хирбет-Кумрана.
- Вы карабкаетесь по горам не хуже коз,- напутствовал он мальчиков.- Принимайтесь за дело. Не жалейте трудов, не бойтесь царапин на теле и дыр на штанах. Царапины заживут, а дыры залатают, когда вы вернетесь. Еды вам хватит на неделю, и я надеюсь, что вы вернетесь не с пустыми мешками. Если находок будет много или вы не сможете их унести, не кидайте где попало, а спрячьте в определенном месте. Если сможете, завалите вход в пещеру камнями, только незаметно, чтобы издали не бросалось в глаза, что камни положены недавно. Неверные совсем не так глупы, как кажется. Полагаюсь на твой ясный ум, Мухаммед. Все, что я выведал в Эль-Кудсе, ты знаешь. Знаешь, что тебе попалось еще не сокровище, а лишь удачная находка. Но я не могу избавиться от предчувствия, что она еще станет сокровищем. Кроме того, где найдена одна ценность, могут оказаться и другие, ибо раз нашелся безумец, который спрятал свитки в почти неприступную пещеру, то он, вероятно, был не один. Ведь ничто так не заразительно, как безумие!
С тех пор мальчики лазили по окрестным скалам. Времени у них было сколько угодно, козы не мешали. Они искали пещеры и находили их чаще, чем им хотелось. Удовольствие и приключение превратились в труд, и к тому же тяжелый.
Не лучше чувствовали себя и монахи из монастыря святого Марка, посланные в пещеру митрополитом Афанасием. Им было поручено проверить сведения, не внушающие доверия (митрополит доверял бедуинам но больше, чем Халилу), и установить, существует ли вообще означенная пещера и нет ли в ней еще чего-нибудь ценного. Если есть, монахам следовало произвести тщательный отбор и принести свитки и другие подобные древности в монастырь.
В августе, в ту самую пору года, когда на раскаленной солнцем скале можно без труда изжарить яичницу, "экспедиция" отправилась в путь. Она состояла из Абуна Бутроса Соуми, его брата Георгия Исайи и араба Джабры. Последний выполнял в монастыре мелкие поручения и трудно сказать, заслуженно или нет - слыл знатоком северного побережья Мертвого моря. Благодаря этому, а быть может, несмотря на это, монахи сразу нашли пещеру. Почтенные мужи, не лишенные дородности, вряд ли смогли бы, как юные бедуины или ловкие вифлеемские торговцы, протиснуться в узкую дыру в скале, да к тому же это едва ли соответствовало их сану. После того как они взвесили все возможности, Джабре пришлось пробить еще одно отверстие в пещере, пониже прежнего. Теперь оба святых отца и их провожатый смогли если не проследовать в пещеру с таким же комфортом, как по улицам Иерусалима, то во всяком случае не без удобств вползти в нее. Они увидели то, что видели (а быть может, и своими руками сотворили) Мухаммед и Омар, Юсуф бен Алхаббал и вифлеемцы,- картину полного разгрома. Им удалось разглядеть ее лучше, чем их предшественникам, так как благодаря новому отверстию в пещере стало значительно светлее.
- Прекрасно,- произнес отец Георгий Исайя. Он как старший по званию принял на себя руководство экспедицией. - Ты, Джабра, останешься в пещере, и все, что здесь есть, будешь передавать моему брату, а он уже мне. Потом мы решим, что имеет ценность, а что нет. Впрочем, Джабра, черепки передавать не нужно, бросай их сразу у входа. Что же касается священных сосудов... Сколько их там, Бутрос?
- Четыре, брат.
- Один, самый красивый, мы возьмем с собою. Целые сосуды, Джабра, выставь в первую очередь. Прежде всего мы посмотрим, нет ли в них свитков.
Целых свитков, конечно, не было, только несколько довольно больших обрывков и лоскутьев полотна, в которое, подобно мумиям, были обернуты свитки. Самый большой лоскут монахи отложили в сторону, как вещественное доказательство для митрополита, остальные же пропутешествовали из рук в руки к выросшим у пещеры довольно большим кучам мусора, которые состояли в основном из черепков.
К концу дня монахи выполнили оба задания своего пастыря, хотя добыча, которую они могли унести, оказалась не так уж велика.
Ночь, жаркая, со светлыми звездами, поднялась из долин. Монахи и Джабра забрались в пещеру и расположились там на ночлег. Утомленные непривычным физическим трудом, они моментально заснули. Но едва миновал первый сон, как одного разбудил его собственный крик: ему показалось, что потолок пещеры обрушился и засыпал его. Второй проснулся от страшных стенаний соседа, сон третьего прервали приступы удушья.
- Тут не меньше пятидесяти градусов,- с трудом выдавил из себя Георгий Исайя и вылез из пещеры. Но и на воздухе было ненамного легче. Даже последняя остававшаяся дыня, теплая и невкусная, не освежило его. Забывшись в полусне, монахи ждали первой светлой полосы над Неби-Муса, чтобы отправиться домой. В этот день они собирались, не полагаясь на торопливые руки Джабры, более тщательно исследовать дно пещеры. Хотели поближе рассмотреть еще не выброшенные из пещеры черепки и уцелевшие сосуды, набросать план пещеры и зарисовать ее и, наконец, взять с собой самый большой и красивый сосуд. Но рассвет застал их обессилившими, да и дынь больше не было. Пошатываясь, они побрели по еле видимой тропке, протоптанной козами на склоне горы.
Всякий раз, когда им становилось чуть легче, все трое в сердцах проклинали жару и пещеру, потому что - в этом монахи не сомневались бывают такие ситуации, когда даже святым отцам разрешено ругаться.
Чаще других чертыхался Джабра: он проводил свои дни не в прохладных монастырских кельях, и его натруженным легким было особенно трудно дышать. Кроме того, он где-то обронил машинку для скручивания сигарет, а так как скручивать их пальцами он давно разучился, из рук его выходило нечто среднее между сосиской и кулечком. Эти уродцы плохо горели. С одной стороны они воспламенялись почти до самого рта, но с другой только чадили, причем табачные крошки все время попадали в рот. Ждать помощи было неоткуда: один из отцов был некурящим, а второй употреблял сигары, которые Джабра презирал. Да, это был отвратительный день, и обнадеживало лишь то, что когда-нибудь он должен был кончиться.
На вопросы, поставленные митрополитом Афанасием несколько недель назад, были найдены исчерпывающие ответы. Теперь митрополит знал все, что нужно. Единственный пункт, еще вызывавший у него сомнения, разъяснился с возвращением измученных посланцев. Их поход митрополит Афанасий совершенно чистосердечно, хотя и абсолютно неправильно, именовал "археологической экспедицией". Отныне происхождение приобретенных рукописей не вызывало сомнений, и тем самым была доказана их подлинность. "Правда, их возраст еще не установлен, но за этим дело не станет",- думал митрополит, забывая о непрекращавшейся днем и ночью стрельбе, о нападениях и убийствах, бушевавших в разделенном надвое городе.
В качестве авторитетных знатоков палестинских древностей митрополиту назвали патера Ролана де Во - профессора и директора Библейской археологической школы французских доминиканцев и Джеральда Ланкестера Хардинга - генерального директора Иорданского Департамента древностей. Но от своих посланцев митрополит узнал, что патер де Во находится во Франции, а мистер Хардинг, хотя из города не выезжал, совершенно недосягаем.
- То есть как - недосягаем? - сердито спросил митрополит.
- Ведь это трансиорданские власти, досточтимый отец,- пожал плечами монах,- они не хотят иметь с нами ничего общего.
- Какая чепуха! Мы же не иудеи, мой милый! Мистер Хардинг христианин, как и многие другие трансиорданские чиновники и служащие. Даже Глабб-паша, командир арабского легиона,- христианин, во всяком случае выдает себя за такового. Следовательно, нет причин отказывать нам, тем более что мы хотим только выяснить научный вопрос и просим совета мистера Хардинга. Что вы на это скажете?
Монах молчал, ему нечего было сказать.
- Досадно,- проворчал митрополит Афанасий.- Благодарю вас, можете идти.
Но прежде чем дверь закрылась, до монаха донесся вздох митрополита: "Приходится все самому делать!"
И вот митрополит Афанасий положил два свитка в свой потрепанный портфель и уселся в древнюю карету монастыря святого Марка. Сначала он направился в монастырь святого Стефана ордена французских доминиканцев на улице Наблус. Правда, патер де Во был за границей, но вряд ли в таком почтенном учреждении только один специалист по библейской археологии.
Митрополита ввели в большую комнату, из окон которой были видны вершины грота святого Иеремии. Весьма юный представитель ордена выслушал митрополита с исключительной любезностью и просмотрел свитки.
- Вам, преподобный отец,- извините, если я неправильно назвал ваш титул,- вероятно, не хуже, чем мне, известно, что древнейшая еврейская рукописная Библия - Кодекс Петрополитанус, датируемый 916 годом после Рождества Христова45.
