А.Г. Вы имеете в виду и Южную Америку?
Е.Ч. Да, и если так можно выразиться, и север Южной Америки (вообще все эти регионы чаще всего совокупно именуют Мезоамерикой). Так вот, едва ли не весь металл мезо-американских цивилизаций был направлен на обслуживание только сферы символов. Из него здесь не ковали и не отливали орудий и оружия, то есть того, что делали в культурах Евразийского ядра. Предпочли бы они такой – «евразийский» путь – и кто знает: сумели ли ничтожные по своей численности отряды испанцев в начале 16 столетия так стремительно сокрушить все эти пышные цивилизации? Ведь по существу мезо-американские культуры не сопротивлялись. Кажется, что иррациональные черты в их структурах накапливались очень давно и достигли ко времени появления заокеанских конкистадоров критической массы…
Но вернемся в Евразию. Крайне специфичными являлись черты и динамика развития Евразийского феномена. Характер проявления всех его инноваций был отнюдь не плавным, но каким-то «рваным», скачкообразным или даже взрывчатым. Он хорошо отражается на графиках динамики территориально-хронологического охвата распространения комплексной экономики нового типа.
Стремительно развивались торгово-обменные многотысячекилометровые пути, функционировавшие затем в течение последующих сотен и даже тысяч лет; по ним из исходных горно-металлургических центров «растекались» медь и бронзы; такие торговые трассы покрывали и стягивали плотной сетью совершенно несходные между собой по минеральным богатствам регионы Евразии. Можно было насчитать несколько важнейших волн или же территориальных скачков распространения новых технологий, связанных с освоением металла и металлопроизводства. Ритмичный повтор подобных «скачков» происходил единожды в 7-10 столетий. Благодаря этому, мы легко выделяем критические периоды в истории множества евразийских сообществ и пространственные ареалы самих скачков. Драматические периоды напоминали принцип «падающего домино»: неустойчивость одной центральной «фишки» влекла цепную реакцию калейдоскопических перемен. Последнее вело к драматической ломке и уничтожению соседних отсталых сообществ. И вместе с тем, по какой-то не вполне ясной причине, техно-социальный «взрыв» сравнительно быстро терял свою поступательную энергию. Он как бы выдыхался, и тогда движение резко тормозилось и технологически, и территориально. Замедление нередко принимало явные черты длившейся столетия стагнации. Скорее всего, в недрах прогрессивных культур тогда протекали латентные процессы аккумулирования новой энергии, за чем и следовал, в конечном итоге, новый техно-социальный и пространственный скачок.
Одним из самых ярких таких «скачков» в истории Евразии явился «взрыв» распространения металлоносных культур в первой половине II тыс. до н.э. (т.н. позднебронзовый век), приведший к кардинальным переменам социального устройства у громадного числа совсем еще недавно неолитических народов центральной и северной частей Континента. Общая площадь культур, получивших в свои руки металл, достигла 38-42 миллионов квадратных километров.
Однако за этим сокрушительным рывком последовало странное и столь длительное торможение, которому мы не можем сыскать ни параллелей, ни достойного объяснения. Пресекся обычный семисот или же тысячелетний ритм расширения зоны высокотехнологичных культур. Он сменился трехтысячелетним застоем в пространственном распространении культур этого Евразийского круга или же ядра.
Теперь весь прогресс и вся активная социальная жизнь сосредоточились только внутри этого «ядра». Бронзовый век сменился железным, но пространственные рамки передовых культур Евразийского ядра, по сути, не раздвинулись. Походы Александра Македонского свершались внутри его границ. Последовал период господства в Евразии трех великих государств-империй, раскинувшихся от Атлантики до Тихого океана: Рим, Парфия, Хань. Но их устремления не были нацелены на преодоление некой, казавшейся прямо-таки запретной грани ни на севере Евразийского континенте, ни в Сахаре. Гунны во время великого переселения народов середины I тыс. н.э. прокатились в 4-5 вв. страшным валом от Китая вплоть до Галлии, но все это свершалось опять-таки в рамках «ядра». Чингисхан и его наследники спустя 8 столетий повторили в 13 веке эти кровавые пути на восток, запад и юг, но их не влекли просторы за пределами этих границ…
Прогресс и технологический, и духовный шел своим чередом. В среде евразийских культур накапливается громадный технологический, социальный и духовный потенциал: железная индустрия, океанское флотоводство, формирование империй, огнестрельное оружие… Зарождались великие религиозные учения – буддизм, иудаизм, а следом за ними – мировые религии: христианство и ислам. И вместе с тем, зона охвата этих прогрессивных культур как бы застыла на три тысячи лет.
Ведь не столь уж далеко от них существовали те культуры, которых как будто совсем или почти совсем не затрагивал никакой прогресс. Их сообщества будут существовать здесь до 18-19 вв. Скажем, Степан Крашенинников появился в 18 веке на Камчатке и застал там реальный неолит. А что увидели европейские путешественники в джунглях Южной Африки? Или же, тем более – что застали в Австралии?
Но вспомним, может быть, о самом для нас любопытном: все эти пространства за много тысячелетий до Нового времени, очень быстро (для того времени), преодолели палеолитические люди, вооруженные лишь каменными и костяными орудиями. Возможно ли, скажем, сравнить их с римскими легионами? Ведь те и не пытались преодолеть, к примеру, Сахару…
Эпоха Великих Географических Открытий, когда год 1500 – эта круглая и удобная для отсчета дата – провозглашается в позднейшей историографии почти сакральной, открывает Новое Время. Неравномерность социально-технологического развития человеческих сообществ достигла к тому времени своего апогея. Наконец, евразийское ядро как бы проснулось. Его взор устремился и на запад, и на восток, и на юг. Так началось уже на новом уровне жестокое освоения всей планеты высокотехнологичными культурами. Они взламывали прежние, казавшиеся неколебимыми, границы. Колумб, Магеллан, Васко де Гама, Френсис Дрейк… осваивают безмерные океанские пути. Русские казачьи отряды, начиная с Ермака, сухопутными тропами Северной Азии двинулись на восток, чтобы в конце концов встретиться с западноевропейцами в Новом Свете… Это было началом торжества культур Евразийского феномена, их полной победы на всех континентах. Такой энергичный взлет самым резким образом сменил вялый динамический график распространения новых технологий по Земле в предшествующие три тысячи лет. Достаточно полная и подробная история всего человечества прояснялась для нас лишь за последние два века.
Лишь к 20 столетию происходит технологическое выравнивание культур на всех континентах. В некотором смысле здесь напрашивается определенная аналогия с завершением первого цикла: тогда также имело место глобальное выравнивание технологического облика культур в эпоху позднего палеолита на всей суше планеты. Мы переходим к необычайно важному третьему циклу.
А.Г. У вас наверняка должны быть догадки, почему сначала последовала неолитическая революция, потом – распространение металла, и затем – всплеск 1500 года. И наверняка, действительное «выравнивание» цивилизаций станет реальностью третьего цикла. Мне кажется, что этот процесс уже начался. Но в чем же причина таких неравномерных скачков и резких торможений?
Е.Ч. Точный ответ мне неизвестен. К примеру, я полагаю, что поведенческая суть культуры (или культур) во многом гнездится в ее внутреннем состоянии и ее настрое. Ведь культура и ее нормы, по существу, представляют собой сложную систему запретов. В громадном числе случаев именно запреты конструируют жесткую сетку разрешенных деяний, при этом опираясь чаще всего на священные заветы предков. Диссиденты культуры должны уйти из нее, покинуть «alma mater» чтобы самореализоваться. Тогда и появляется возможность реального прогресса. Ведь нынешнюю Америку в 18-19 вв. создавали европейские диссиденты. Может быть, такие же малоазийские диссиденты IX-VI тыс. до н.э., устремившись на Балканы, стали там творцами металлургической революции V тыс. до н.э…
А.Г. Наконец, еще один вопрос, связанный с курьезами, которые наблюдаются в последнее время на исторической ниве. Я имею в виду в первую очередь господ Фоменко и Носовского. Имея, скажем так, технологию развитую, дендрохронологию, радиоуглеродный метод, который совершенствуется день ото дня, как они умудряются вклинить свои мысли сюда?
Е.Ч. Вы знаете, мы сейчас живем в такое время, когда в обществе царит спрос на новые мифы. Спрос порождает массу предложений. Если анализировать нынешнюю литературу, то совершенно очевидно, что нас буквально захлестывает псевдонаука, лженаука. Ее творения до невозможности карикатурны, и спорить с ними невозможно, неприлично, что ли. С Фоменко, однако, мы спорили. В одном из последних номеров «Вестника Академии наук» вышла наша статья по поводу его попытки полностью передатировать древний Новгород с его удивительной по фундаментальности хронологией. Аргументация оппонентов выглядела уже совсем смешной. Я предложил, к примеру, Фоменко опровергнуть 2 миллиона замеров дендроколец. И редколлегия «Вестника» решила на этом всякий диспут прекратить, невзирая на академические титулы оппонента. Ведь кроме всего, он может сказать и такое: ну кто из нормальных людей может поверить в радиоуглеродный метод? Как же в таком случае вести дискуссию? А люди покупают их бесчисленные книги, потому что они жаждут чего-то такого особенного, невозможного, чего-то связанного с какими-то потусторонними ирреальными вещами.
