Многочисленные «Анастасии» не раз надрывали сердце Ольге Александровне. Через некоторое время великая княгиня попривыкла к этому и старалась казаться равнодушной, но это мало помогало. «Анастасии» заваливали письмами «любимую тётю» и даже заявлялись к ней на ферму. Иногда Куликовскому удавалось перехватывать их ещё на станции и отправлять восвояси.
Однажды очередная «Анастасия» проникла к Ольге Александровне в больничную палату. Последняя притворилась спящей. Тогда самозванка нахально заявила: «Она всегда притворялась, что ей плохо, когда хотела выпросить что-нибудь у моего отца!»
Как-то заявился и сам «спасённый цесаревич Алексей». Его не хотели пускать, но ему удалось проникнуть в дом. Это был маленький неприятный мужчина, на плохом русском языке пытавшийся рассказать «тёте» о своём чудесном спасении. Однако вскоре его красноречие иссякло, и он грустно признался великой княгине, что работает мойщиком посуды и хотел разбогатеть на своём самозванстве.
«Всех переплюнула дама из Монтевидео, утверждавшая, что она является великой княгиней Ольгой, а в Канаде якобы живёт мошенница»[33].
Ольга Александровна и в изгнании поддерживала связь со своими подшефными — ахтырскими гусарами. Отличаясь превосходной памятью, она помнила имена и фамилии не только всех офицеров, но даже многих солдат полка.
Однажды к ней приехал полковник Одинцов, чтобы сопроводить великую княгиню на панихиду по павшим, намечавшуюся в Торонто. Ольга Александровна пробежала глазами список погибших и заметила, что там не хватает «одного Василия». Одинцов возразил, что ни одного офицера Василия в полку не числилось. «Он был не офицер, а унтер-офицер, Баздырев Василий Григорьевич», — ответила княгиня. И действительно, когда позже Одинцов проверил списки личного состава полка, он обнаружил этого унтер-офицера и в очередной раз подивился памяти шефа своего полка.
Великая княгиня получала огромное количество писем, в том числе и неведомым способом доставляемых из России. Так, один казачий офицер, отсидевший 10 лет в тюрьме, сильно рисковал, посылая письма членам царской семьи, но, как он писал, это была «единственная радость, которая у меня осталась»
Особенно много писем и посылок со всех концов света приходило на Рождество, на Пасху, в день рождения великой княгини и на её именины. Так, монахи русского монастыря в Америке прислали Ольге Александровне иконы и мёд со своих пасек.
В 1958 году здоровье Куликовского стало совсем плохо, и Ольге Александровне пришлось пригласить сиделку. Финансовое положение семьи становилось всё хуже, и великая княгиня продала последние драгоценности. Однако выручила за них совсем мало, поскольку ювелиры буквально за копейки покупали у русских эмигрантов прекрасные бриллианты, сапфиры, рубины. А Николаю Александровичу становилось всё хуже. Весной его разбил паралич, и в начале лета он скончался в возрасте 76 лет.
В конце 1950-х годов великая княгиня решила начать писать мемуары, поскольку у неё появился, как выражались в Советской России, литобработчик — Ян Воррес, канадец греческого происхождения, исповедовавший православие. Конфессиональность расположила к нему Ольгу Александровну. Этот Ян Воррес и стал её биографом, записав воспоминания. Великая княгиня говорила: «Хорошо, что я так долго ждала возможности рассказать свою историю, теперь я сужу о событиях гораздо вернее, чем много лет назад».
Великая княгиня Ольга Александровна умерла 24 ноября 1960 года в доме русских эмигрантов — капитана Мартемьянова и его жены, в одном из самых бедных кварталов Торонто, в комнатке над салоном красоты. Зато там были православные иконы и там говорили по-русски. На похороны собралось множество эмигрантов, а у гроба несли караул солдаты и офицеры бывшего Ахтырского гусарского полка, где Ольга была почётным полковником.
Стаффан Скотт писал об Ольге: «Эксцентричная старушка была непоколебимой патриоткой и часто защищала своё семейство от расхожих нападок. У неё не было иллюзий относительно хода истории. Она не верила в реставрацию, в восстановление кого-либо из Романовых на русском престоле. Рассуждать об этом было пустой тратой времени. Она трезво смотрела на развитие в мире и откровенно признавалась:
— Я всегда с интересом следила за советской внешней политикой. Она ничем не отличается от той, что вели мои отец и брат».
Старший сын Ольги Тихон развёлся с Саперштейн и в 1986 году женился на Ольге Пупыкиной.
Тихон Куликовский-Романов резко отрицательно относился к императору Кириллу и его наследникам. Так, после смерти Владимира Кирилловича он писал: «На Страстной неделе, в Майами, штат Флорида, США, на заседании с банкирами скончался от разрыва сердца князь Владимир Кириллович Романов. Всегда грустно, когда теряешь своего родственника, да ещё однолетку. Однако, хотя мы были троюродными братьями и оба присутствовали в соборе в Нью-Йорке на прославлении Новомучеников Российских, мы, фактически, никогда официально друг другу представлены не были». А позже добавил: «Причина смерти князя Владимира Кирилловича была теперь определена не как разрыв сердца, как сообщалось вначале, а как разрыв артерии в брюшной полости. Это уже делает кончину князя схожей со смертью древнего еретика и богохульника Ария»[34].
По поводу престолонаследия Тихон писал: «Мнение Членов Императорской Семьи просто: Новомученик, великий князь Михаил Александрович не отрёкся от престола, отложив и передав решение «Великому Русскому Народу» (как Он выразился). Поэтому только Земской Собор Земли Русской может решать дальнейшее; по традиции нашей — единогласно: никаких «претендентов», никаких «кандидатов», никаких шумных выборов западного стиля, тем более никаких «выскочек». Так только, с молитвой и покаянием (за нарушенную присягу 1613-го года) сможем мы восстановить Русское Православное Царство, «Третий Рим», во главе с Удерживающим!»[35].
Гурий умер в 1984 году, а Тихон — 8 марта 1993 года.
В 1991 году Тихон и Ольга Куликовская-Романова основали Фонд помощи России имени Великой княгини Ольги Александровны. Фонд устроил две выставки «Искусство Великой Княгини». В первый раз она прошла в ноябре 2001 года в российском посольстве в Вашингтоне и была приурочена к десятилетию основания Фонда. А в октябре 2002 года в Москве прошла выставка в честь 120-летия со дня рождения великой княгини Ольги Александровны. На её открытии 3 октября Ольга Николаевна Куликовская-Романова сказала: «Рада приветствовать вас в преддверии очень важного для меня и, надеюсь, для вас предстоящего события. Его я готовила многие годы. Прошлой осенью я со своими друзьями организовала выставку акварелей Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны в Вашингтоне — в резиденции Российского посла, построенной ещё при Святом Императоре-Мученике Николае Втором для Русского Императорского посольства в Северо-Американских Соединённых Штатах. Эта выставка была приурочена к десятилетию деятельности нашего Благотворительного Фонда в России.
И вот теперь открывается выставка художественных работ моей Свекрови — Великой Княгини Ольги Александровны в Москве.
Безусловно, и Сама Великая Княгиня желала, чтобы о Её творчестве знали у Неё на Родине, её соотечественники. Но при жизни Она об этом не могла и мечтать. Россия для Её совершенно профессионального живописного таланта была недоступна. И вот теперь эта надежда воплощается. Сердце мне подсказывает, что душа Великой Княгини Ольги Александровны будет ликовать в селениях праведных вместе с нами этому знаменательному событию…
Акварель и живопись Великой Княгини Ольги Александровны созданы в русле подлинно русской реалистической школы»[36].
Глава 10
Великий князь Николай Николаевич
Великий князь Николай Николаевич покинул Крым в возрасте 63 лет. Сначала он поселился в Италии, затем переехал в Антиб на юге Франции, а периодически жил в Шуаньи под Парижем. Первые месяцы он жил достаточно скромно, в окружении жены Анастасии и нескольких верных офицеров. Французское правительство в знак признания заслуг в качестве главнокомандующего союзной армией назначило Николаю Николаевичу маршальскую пенсию.
Детей у великого князя не было. Скандальных романов он не заводил, и его личная жизнь мало интересна даже для специалистов, занимающихся проблемами русской эмиграции. Но неожиданно Николай Николаевич оказался в самом центре политической жизни русской эмиграции.
Что же представляла собой русская эмиграция к началу 20-х годов XX века?
Начну с того, что эмиграция в России началась не в 1917 году. В конце XIX — начале XX века число эмигрантов из Российской империи составляло «в среднем 40 тысяч человек в год». И сие написал не большевик, а убеждённый монархист С.С. Ольденбург[37] и, замечу, достаточно информированный историк. Большинство же балерин и менеджеров балета оказались за рубежом ещё до октября 1917 года. Так что при Ленине с 1918 по 1924 год из России уехало вполне соизмеримое число людей по сравнению с царствованием Николая II. Точных цифр уехавших нет, а по моей оценке, число белоэмигрантов составило около миллиона человек. При этом я не собираюсь полемизировать с другими авторами. Вопрос лишь в том, как и кого считать эмигрантами, ведь барона Маннергейма, Альфреда Розенберга и Сиднея Рейли тоже формально можно считать русскими эмигрантами. А, к примеру, в Маньчжурии к 1923 году оказалось около ста тысяч русских, но, увы, никто так и не посчитал, сколько из них были белоэмигрантами, а сколько — коренными жителями Желтороссии, как полушутя-полувсерьёз наши поселенцы называли Маньчжурию. Не будем забывать, что русский город Харбин был основан на пустом месте ещё в 1898 году при строительстве КВЖД.
