Предусмотрены две основные версии UC? — Обычная Ultimate Commuter и специальная одноместная Unlimited Commuter, предназначенная в основном для развозчиков пиццы, почтальонов и курьеров.
Конструкция концепта уже сегодня пригодна для массового тиражирования, более того, если остальные экспонаты Женевского автосалона застыли на подиумах, UC? бодро нарезает круги на специальной трассе — можно попробовать прокатиться в этой микромашине времени из тесного сегодня в свободное завтра. Наступит ли оно и как скоро? Пожалуй, это единственные вопросы, на которые у Франка Риндеркнехта нет точного ответа…
Алексей Воробьев-Обухов
C каждым годом число различаемых врачами болезней непрерывно увеличивается. Еще быстрее растет и набор применяемых для их лечения средств. Фармакологический арсенал продолжает пополняться все новыми веществами, часть из которых предназначена для людей с крайне редкими заболеваниями. Но далеко не все они имеют возможность ими воспользоваться.
У двухлетней Алины Ч. из Курска вдруг поднялась температура и начали болеть ножки. Девочку положили в больницу, впрыскивали антибиотики, пытались лечить от артрита, но боль не проходила и температура не спадала. Отчаявшись, курские врачи решили перевести ребенка в московскую клинику, для чего нужно было сделать ряд анализов. Посмотрев на их результаты, врачи ахнули: у Алины обнаружился острый лимфобластный лейкоз. Девочку отправили в онкогематологическое отделение, назначили лечение аспарагиназой. Но через два месяца у нее развилась сильнейшая аллергическая реакция на препарат — она чуть не умерла от анафилактического шока. Лечение, уже начавшее помогать, пришлось прервать. Врачи знали: в таких случаях может помочь английский препарат «Эрвиназа». К тому, что он недешев, мама Алины была готова. Но проблема была в том, что этого препарата в России просто нет — ни в клиниках, ни в аптеках, нигде. Чтобы его приобрести, нужно списаться с его производителями, получить от них счет, затем разрешение на ввоз лекарства, после этого собрать деньги, переслать их в Англию, найти оказию для доставки препарата в Россию (во время которой он должен все время сохраняться при температуре от +2 до 8 градусов). А в это время в крови больного беспрепятственно будут множиться злокачественные клетки.
Алине повезло, она сумела дождаться жизненно необходимого лекарства, хотя в тысячах других подобных случаях помощь приходит слишком поздно. Поэтому многие, чтобы не упустить драгоценного времени и получить право на жизнь, ищут нелегальные пути приобретения нужных средств. Что же это за лекарства, ради которых родители и врачи готовы идти на преступление: одни — пытаясь добыть их контрабандным путем, другие — проводя курс лечения незарегистрированными в стране, а иными словами, запрещенными препаратами, сознательно подводя себя тем самым под статью закона? Называют их орфанными (от англ. orphan — сиротский). И предназначены они для лечения больных с редкими и очень редкими заболеваниями, поэтому их производством занимаются немногие компании. Да и введение в практику такого препарата — дело весьма непростое.
Считанные случаи
Времена, когда лечебные свойства веществ обнаруживались случайно, давно миновали. Действующие начала многих современных лекарств в природе не существуют. Они целенаправленно конструируются разработчиками и затем синтезируются в научно-исследовательских лабораториях и институтах. Другие полезные соединения выделены из живых организмов и продуктов их жизнедеятельности, и прежде чем стать лекарством, они подвергаются основательной химической «доработке». Но откуда бы вещества ни поступали, они должны доказать свою эффективность и безопасность в тестах.
Как правило, все начинается с исследования биохимических механизмов действия нового вещества «в пробирке», затем его испытывают на культурах клеток и на лабораторных животных. После этого наступает стадия клинических испытаний, длящихся несколько лет, ведь медики должны оценить (в числе прочего) и отдаленные последствия воздействия изучаемого препарата. На любом из этих этапов «кандидат в лекарства» может быть забракован по ряду причин: из-за недостаточной эффективности, небезопасности, слишком сильных побочных эффектов… До аптек и клиник доходят далеко не все. Главная же проблема разработки таких средств в том, что у редкой болезни мало шансов стать предметом фундаментальных исследований, по ним очень трудно (а то и невозможно) найти специалистов. Даже провести клинические испытания лекарств непросто: для получения достоверных результатов в них должны участвовать как минимум несколько сотен больных. А где их взять, когда патология редка? Но главное, что мешает успешной борьбе с орфанными болезнями, — это экономическая невыгодность. Надо сказать, что сегодня средняя стоимость разработки любого лекарственного препарата приближается к 900 миллионов долларов, а путь от первоначальной идеи до аптечного прилавка занимает 7–10 лет, и обе эти составляющие фармацевтической индустрии только увеличиваются, по мере того как медицина и общество предъявляют все более жесткие требования к лекарствам. И совершенно понятно, что разработка препаратов, нужных лишь очень ограниченному кругу пациентов, не окупится никогда.
В США орфанной признается болезнь, которой страдают не более 200 000 человек в стране, то есть примерно 7 больных на 10 000 жителей. В Европе тот же показатель равняется 5, в Японии — 4. Эти цифры более или менее соответствуют тому минимальному числу больных, при котором разработка специфического лекарства имеет шансы окупиться. Между тем, хотя каждая такая болезнь редка, общее число пораженных ими людей не так уж мало: в странах Евросоюза редкими болезнями страдают примерно 1,4 миллиона человек. Это данные медицинской статистики, по оценкам же экспертов, таких больных может быть еще больше: если редкая болезнь не отличается какими-то особенно характерными симптомами, врачи общей практики нередко принимают ее за какой-нибудь более распространенный недуг. Так что общее число подобных больных, вероятно, не меньше 1% населения. Беда в том, что самих орфанных болезней существует великое множество. Например, база данных по редким болезням Национального института здравоохранения США включает около 7000 наименований. И этот список ежегодно увеличивается на несколько десятков. Отчасти данный рост является результатом подробного изучения уже известных синдромов, в ходе которого нередко выясняется, что за одинаковой клинической картиной стоят совершенно разные патологические механизмы, требующие разного лечения. Однако еще активнее коллекцию орфанных болезней пополняют открытия совершенно новых, прежде не описанных патологий.
Впрочем, не всякая редкая болезнь может быть признана орфанной. Например, хотя среди известных на сегодня инфекционных заболеваний есть немало редких, подавляющее большинство их успешно лечится теми же стандартными препаратами, что и массовые инфекции той же природы, например бактериальные — антибиотиками. «Сиротский» статус болезнь приобретает тогда, когда ее редкость сочетается с необходимостью специфического лечения. Таким сочетанием отличаются многие виды злокачественных новообразований, особенно возникающих в крови и кроветворной ткани. Казалось бы, механизм злокачественного перерождения клетки универсален, но многие формы рака требуют применения специфических лекарств: обычные противоопухолевые препараты либо малоэффективны, либо их применение связано со слишком большими трудностями (например, препарат с трудом проникает в определенную ткань, а увеличение дозы приводит к неприемлемым побочным эффектам). Для таких случаев нужно специальное лечение, что переводит данные онкологические заболевания в разряд орфанных болезней. По сходным причинам в эту категорию попадают и некоторые формы эпилепсии, против которых неэффективны обычные противосудорожные препараты. Наконец, природа многих редких болезней попросту неизвестна или известна лишь предположительно. Считается, что герпетиформный дерматит Дюринга — мучительное заболевание — есть не что иное, как кожная форма целиакии (аллергической непереносимости злаковых белков), но так ли это, пока ученым точно неизвестно.
Примерно 80% орфанных болезней — генетические заболевания. Та же группа патологий вносит основной вклад в расширение списка: широкое распространение молекулярно-генетических методов позволяет выявлять все новые и новые наследственные дефекты — от незаметных в обычной жизни, но снижающих устойчивость своих обладателей к неблагоприятным условиям, до несовместимых с жизнью (подробнее см. «Опечатка в судьбе» — материал о наследственных заболеваниях, опубликованный в «Вокруг света» № 6, 2009). Это неудивительно, если вспомнить, что человеческий геном содержит 22 000–23 000 одних только структурных генов, и каждый из них в принципе может оказаться дефектным, причем поломки могут быть совершенно разными. С другой стороны, практически любая открытая генетическая патология автоматически попадает в число редких и даже редчайших: вероятность мутации конкретного гена составляет примерно 1:100 000, притом что далеко не каждая из них приводит к болезни (правда, те, которые вовсе не имеют внешнего проявления, этой оценкой не учитываются).
