Сходным образом и с первыми подбифуркациями. Скажем, в той же России большевиками проводится политика “военного коммунизма” , но при этом бушует Гражданская война. Какая идеология в целом в стране, в которой дерутся “красные” (большевики, левые эсеры, часть анархистов) с “белыми” (весь спектр от монархистов до правых эсеров), да еще и “зеленые”? – И одна, и другая, и третья, каждой твари по паре. Это ли не эклектика? Когда же Гражданская война завершается, практически сразу вводится НЭП, начинается совсем новый этап.
Если нынешнее мировое сообщество переживает третью в истории политическую бифуркацию, то не проходит ли и оно через подбифуркации, а если да, то какие? Вопрос тем более актуален, что затрагивает любого из нас.
Первым шагом по деконструкции послевоенного (“ялтинского”) биполярного мира послужила горбачевская “перестройка”, сопутствующие энергичные международные инициативы. Двум сверхдержавам, Западу и Востоку, как выяснялось, не обязательно враждовать. Мир в целом един, и идеология в нем должна быть созидательной и единой. Был выдвинут тезис “общечеловеческого мышления”. Социализм советского образца, которым пугали детей во всех западных странах, внезапно обрел “человеческое лицо”, отнюдь не лишенное симпатичности. “Горбимания” овладела и США, и Европой. СССР и США вступают на дорогу разоружения, пытаются обсуждать, не направить ли часть освободившихся от гонки вооружений средств на помощь “третьему миру”. Наблюдается скачкообразное снижение военных угроз, снижается до неуловимого минимума политическая и идеологическая конфронтация.
Энтузиазм, очарование охватили едва ли не всех, что, впрочем, характерно и для первых больших бифуркаций (ср. ликование французов на развалинах Бастилии 1789 или воодушевление русских, когда был дарован Манифест 1905). Однако СССР, несмотря на добровольные внешнеполитические потери, по-прежнему всеми считается сверхдержавой. Какому идеологическому, политическому статусу отвечает подобное состояние мирового сообщества? – По всей видимости, “межеумочному”. Кем были мы, люди земли, припавшие к чистому роднику идей “общечеловеческого мышления” – либералами, традиционалистами-консерваторами, коммунистами? – Нет, на время мы стали всем вместе и никем в отдельности, ибо привычно “человеческое” лицо мировой демократии срослось с внезапно очеловечившимся лицом коммунизма в некоего странного Януса. “Бархатные” и “поющие” революции протекают в недавних бастионах тоталитаризма, и их никто не подавляет.
Такая эклектика (“каша в головах”), разумеется, долго существовать не могла. Принципиально новая веха, на наш взгляд, была поставлена распадом СССР, один их мировых полюсов внезапно исчез. Практически на всем постсоветском пространстве разражается затяжной экономический кризис, падение чуть не до африканского уровня; самобичевание аборигенов, присущее уже предшествуюшему периоду, достигло по сути истерической стадии: “Мы, русские, – рабы, насильники и убийцы и такими были в веках”. Таким образом, из-под разделения сил в мире был выдернут всякий фундамент, вплоть до морально-идеологического дезавуирования подобного разделения даже в прошлом.
Данный этап – второй по счету, и вопроса, какой же должна быть господствующая идеология в мире теперь уже не стояло: разумеется, либеральной, демократической, ибо она единственная доказала эффективность и жизнеспособность. Рамочная бифуркация, повторим, – №3, соответственно, в мире остался один хозяин: США (шире: Запад). Однако подбифуркация – вторая, поэтому идеологический климат преимущественно либеральный (таксономическая параллель – НЭП в СССР).
Совершенно очевидно, что и в описанном состоянии было слишком много непоследовательного. Роль единственной (следовательно, типологически авторитарной) руководящей и направляющей политической силы в мире досталась либеральным по своей идеологии странам. Наряду с упоением от торжества, им было, так сказать, неловко брать на себя роль глобального полицейского, тогда как вообще-то, как говорят, “назвался груздем – полезай в кузов”. Сидеть на двух идеологических стульях всегда неудобно, что, кстати, в свое время прекрасно почувствовал Сталин, свернув НЭП и перейдя к “Великому перелому”.
Американцам с их впитанным с молоком матери либеральным сознанием, с сильными изоляционистскими предрассудками достаточно трудно, признаемся, было полностью осознать новейшие мировые реалии и согласиться, без особых смущений, с рядом сторон своей новой объективной функции (звание “мирового жандарма”, согласитесь, не всем приятно носить). Поэтому, для того, чтобы мировому сообществу последовать необходимым законам рационального бессознательного (см. обязательные особенности всех бифуркаций №3), с Америкой просто обязано было случиться нечто столь убедительное, что заставило бы ее отбросить всякие колебания и сомнения, оказавшиеся неуместными в наличных условиях . 11 сентября это, кажется, произошло. Отныне не только в Америке, но практически и никто в мире не нуждается в специальных объяснениях и оправданиях, почему мировые порядки должны сдвинуться к установлению полицейского режима. “Момент истины” наступил, на террор кишащих повсюду тайных и злобных врагов надо ответить своим, прогрессивным террором. Мне представляется правдоподобной гипотеза, что в мировом сообществе, уже больше десятилетия переживающем третью бифуркацию, началась третья и подбифуркация . Таксономическая аналогия – СССР после “Великого перелома”.
Да простят меня за невольную иронию, она, конечно, относится не к крови невинных жертв, а исключительно к той размеренной “механичности”, с которой история современных – образованных, массовых – обществ воспроизводит свои логически обязательные циклы. Механизм рационального бессознательного сработал как часы и в настоящем случае. Механизм этот безличный, вне всякой морали. В различных конкретных случаях разнятся специфические мотивы перехода общественных систем из одного политического состояния в другое, но всегда неизменна их логика, их рациональный смысл.
Не лишен любопытства, наверное, и феномен идеологических параллелизмов в различных системах, переживших одинаковое число бифуркаций. Так, в России после Великой Октябрьской революции (№3) “окончательно” установился коммунистический режим, принесший с собой осуществление вековых чаяний человечества. Романтическая часть революционеров провозгласила было наступление “золотого века”, более обстоятельное большинство предпочитало прибегать к марксистско-гегелевской идеологеме “конца истории” (в самом деле, если движущий механизм истории – борьба классов, а в государстве рабочих антагонистические классы исчезли, то о какой дальнейшей истории речь?). В Германии после “национальной революции” 1932-33 гг. (№3) утвердился тысячелетний Третий рейх, после которого “ничего не будет”, осуществилась мечта средневековых прозорливцев и мистиков. В Италии Муссолини окончательно возродилась слава Древнего Рима. Еще на заре третьей мировой бифуркации американский политолог Ф.Фукуяма пишет статью “Конец истории?”, мгновенно с энтузиазмом подхваченную по свету. И действительно, если коммунизм почил навсегда и у мирового либерализма не осталось врагов, то история, продвигающаяся вперед посредством противоречий (тот же Гегель), попросту останавливается, наступает вечное торжество либеральных принципов и идей.
На днях, на гребне третьей подбифуркации в мире президент Дж.Буш произносит сакраментальную фразу: у зарубежных государств есть только два пути – “или быть с Америкой, или с террористами”, перифраз библейского “кто не с нами, тот против нас”. У тертого русского при этом спазматически сжимается сердце: ведь последнее служило одним из главнейших лозунгов в СССР 1930-х гг., периода бескомпромиссной борьбы с кишащими повсюду скрытыми диверсантами, заговорщиками и врагами.
Допустима досада при обнаружении типологического сходства наступившей мировой политической ступени со сталинизмом, но это, к сожалению, верно помимо всяческих ламентаций. Чисто рационально, это необходимый этап в развитии большинства общественных систем. В книге об этом речь также шла: мировое сообщество в целом пошло по пути развития не стран “морских”, “талассократических” (США, Британия, Нидерланды, Япония), ограничившихся в своей истории лишь двумя бифуркациями, а вместе с началом третьей бифуркации вступило на дорогу стран “континентальных”, “теллурократических” (Франция, Россия, Германия, Италия, Китай…), вслед за второй переживающих третью политическую бифуркацию, затем четвертую, пятую… “Тоталитарный” этап (№3) в последнем классе систем неизбежен.
Повторяю, поскольку наш анализ – исключительно рационально-типологический, постольку любые аксиологические (моральные, идеологические) критерии тут абсолютно не при чем. Как говорят в таких случаях, истина не ведает ни смеха, ни слез, аналогично и с истинами рационального бессознательного. Поэтому хотя всякий язык, на котором обсуждаются политические проблемы, традиционно идеологизирован, следовательно, преисполнен имплицитных оценок, я бы очень просил постараться понять все вышесказанное без любых “хорошо или плохо”.
