Отряд «Корчагин».
Чекист так и не узнал подробности гибели Милована, не узнал и о том, что Эльза Миллер жива. Спустя неделю, участвуя в операции по освобождению города от фашистов, при попытке захватить архив СД он был смертельно ранен и, не приходя в сознание, умер.
О том, что Миллер жива, в Центре узнали через два месяца. В тот самый день, когда Миллер прилетела в Берлин, она была отправлена во Францию вместе с Гардекопфом и остальными членами ее группы.
Самолет набирал высоту. Эльза посмотрела вниз, на землю. Ей были хорошо видны дома города, река, железнодорожный вокзал. С болью отметила, что не скоро увидит этот город. Советские войска через несколько дней выбьют из него немцев и, пока не окончится война, у нее не будет возможности побывать здесь.
Эльза старалась разобраться в том, что задумал Штольц. Зачем был весь этот спектакль? Ради ценностей? Возможно, но почему он не предупредил ее еще в Берлине? Почему раньше его вполне устраивала квитанция оккупационного банка о сдаче ценностей? Что-то тут не так, за всем этим кроется что-то большее, чем желание Штольца прикарманить ценности.
— Что вы думаете обо всем этом, обер-лейтенант? — наклонилась Эльза к Гардекопфу, который сидел рядом.
— Не знаю, фрау гауптман, в таких операциях я участвую впервые.
— Я тоже первый раз оказалась в таком непонятном положении. Как вы думаете, Гардекопф, что задумал Штольц? Не понесем мы с вами наказание за нарушение приказа рейхсфюрера об изъятии и сдаче ценностей?
— Фрау гауптман, я уверен только в одном, штандартенфюрер Штольц по собственной инициативе такие операции не проводит. В данном случае он выполняет приказ высшего начальства.
— Куда же пойдут эти ценности? — задумчиво произнесла Миллер.
— Думаю, за границу, иначе данная операция не имеет смысла. Добывать их таким путем лично для себя никто не рискнет.
— Ваши рассуждения не лишены смысла, Гардекопф. Я тоже не нахожу другого объяснения. Надеюсь, в Берлине что-то прояснится.
— Это в том случае, если Штольц сочтет нужным сообщить нам, куда пойдут ценности, похищенные нами у казны рейха.
— Гардекопф, вы знаете Герфта лучше меня, как вы думаете, он нам не скажет, что все это значит?
— Не скажет. И говорить с ним на эту тему опасно, он может преподнести все штандартенфюреру в ином свете.
— Что же, я согласна с вами. — Миллер положила голову на подушку сиденья, прикрепленную к спинке и закрыла глаза, давая понять Гардекопфу, что разговор закончен.
Ее волновало сейчас другое — то, что не успела сообщить в Центр о своем отбытии в Берлин. Теперь в городе пойдут разговоры о гибели Миллер и Гардекопфа. Эльзу не пугало, что немцы похоронят их и будут уверены, что они погибли при неизвестных обстоятельствах. Она боялась, что партизаны, узнав о ее гибели, передадут об этом в Центр. Надо при первой же возможности сообщить, что с ней все нормально.
Эльза открыла глаза и увидела перед собой Герфта.
— Вы не спите, фрау гауптман?
— Нет.
— Я обдумал свое поведение в городе и пришел я выводу, что поступить иначе не мог. Прошу но обижаться на меня.
— Вы приносите свои извинения?
— Нет. Я не совершил ничего такого, на что мне пришлось бы извиняться перед вами.
— А то, что вы убили моего шофера?
— Я не мог оставить его в живых по многим причинам.
— Что вы имеете в виду?
— Шофера обязательно допросили бы о том, как вы погибли, и он наверняка рассказал бы все.
— Но вы оставили в живых своих соучастников, я имею в виду солдат из бронетранспортера.
— Они скажут в гестапо, что случайно наткнулись на ваш автомобиль. Это проверенные парни, на них можно положиться.
— Почему вы не сказали мне о том, что собираетесь ликвидировать моего шофера?
— Если бы вы были на моем месте, то поступили бы точно так же. Я пощадил вас.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Этот солдат давно служил у вас?
— Да.
— Личный шофер всегда лицо доверенное. Вам было бы жаль его, не так ли? Я не хотел ставить вас в неловкое положение, но и оставлять в живых шофера не ймел права.
— Прекратим этот разговор, майор, — с раздражением произнесла Миллер. — Вы не доработали операцию и, не доставив нас в известность, чуть не сорвали ее. Вам известно, куда направляются ценности? — неожиданно решилась спросить Эльза.
— Известно.
— Я не верю в это.
— Ваши ценности, фрау гауптман, будут отправлены в Швейцарский банк и положены на имя одного сотрудника. Первоначальная цель этого банковского счета — оплата агентов по легальным каналам.
— А в дальнейшем какая цель этого банковского счета?
— Я понимаю, что вас интересует. Мне кажется перестраховкой такой дальний прицел, но я докажу вам, что мне известно абсолютно все. Если мы проиграем эту войну, деньги пойдут на борьбу патриотов великой Германии по возрождению нацизма в Европе, то есть на возрождение Германии.
— Почему эта операция проводится в строгой секретности?
— Ведомства Бормана и Риббентропа уже начали переправку золота и драгоценностей в Швейцарию. Это делается в глубочайшей тайне от всех. Мы не имеем права отставать от них, в случае неудачи хозяином положения станет тот, у кого за границей будет достаточно средств для ведения борьбы за возрождение Германии.
— Вам известно, кто будет заниматься переправкой ценностей в Швейцарию?
— Да. Доставкой ценностей в Швейцарию будет заниматься служба диверсий. Кто именно будет отвозить ценности в банк — знают только начальник управления и Штольц.
— Я все-таки никак не могу смириться с тем, что вы, зная, насколько важна операция, не отнеслись к ней со всей серьезностью.
— При разборе операции начальник управления подтвердит мою правоту. Перед отъездом мне были даны полномочия действовать на свое усмотрение, не советуясь ни с кем. Этим ни в коей мере не высказывалось недоверие к вам. Операция проводилась под руководством одного человека, чтобы не было разногласии.
— Вы знаете, Герфт, у меня и Гардекопфа возникло подозрение, что нас тоже могут ликвидировать.
— Советую вам, фрау гауптман, забыть эту историю. Нам еще придется встречаться с вами, операция только начинается, а работать вместе, не доверяя друг Другу, невозможно. Вы согласны?
— Ну что же, забудем сегодняшнее недоразумение. Надеюсь, такое больше не повторится… А теперь расскажите, Герфт, что нового в управлении?
— А что конкретно интересует вас, фрау гауптман?
— Люблю сенсационные новости, — объявила Эльза.
— Ну что же, есть для вас сенсация. Несколько дней тому назад в управлении схвачен шпион. Один из сотрудников управления работал на какую-то из разведок.
— Как его взяли?
— Во время сеанса радиосвязи. Он вел передачи из трех мест, запеленгованных уже давно. За этими районами велось круглосуточное наблюдение пеленгаторной службы. Когда радист в очередной раз вышел в эфир, его схватили черев полторы минуты после начала работы рации.
— В какой стране изготовлена рация?
— Установить пока не удалось. Рация совершенно нового типа, маленькая по размеру, но довольно мощная.
— Как вел себя шпион при аресте?
— Он тан увлекся передачей, что не услышал, как к нему подошли.
— Давно этот человек в абвере?
— Два года.
— Кто занимается им?
— Сам начальник управления, кроме Штольца никто во время допросов не допускается.
— Начальника управления ожидают большие неприятности в связи с этим?
— Не думаю. Он сумеет выжать из шпиона признание.
— Спасибо, майор, вы немного развлекли меня.
В салон вошел бортрадист.
— Господа офицеры, идем на посадку, пристегните ремни.
Как только самолет приземлился, Герфт первым спустился по трапу вниз, подождал Эльзу и сказал:
— Фрау гауптман, нас ждут, все едем в управление. Это — приказ.
Подошел Гардекопф с тяжелым чемоданом в руке, Эльза огляделась и увидела приближающихся быстрыми шагами секретаря начальника управления и шофера Штольца.
— С благополучным прибытием в Берлин, фрау гауптман, — приветствовал секретарь, улыбаясь Миллер так, словно они были старыми друзьями. От обычной надменности не осталось и следа.
— Спасибо.
На Герфта секретарь не обратил внимания, будто его и не было.
Все направились к автомобилю. Замыкал группу Герфт.
Миллер заметила, что он нахмурился, и позвала его:
— Герфт, что вы плететесь сзади в одиночестве, догоняйте нас.
Майору, видно, понравилось, что Миллер обратила на него внимание. Он догнал ее и зашагал рядом.
Эльза приказала Гардекопфу садиться впереди, а чемодан взять на колени. Она никому не доверяла его содержимое, кроме своего заместителя.
