лапоноидном типе (к настоящему времени уже очень специализированном), но и в составе восточнобалтийского типа. Формирование лапоноидного типа, распространённого в саамских популяциях, связано с балтийской зоной расообразования. <…>
Мы склонны придерживаться той точки зрения, что «монголоидность» в саамских популяциях – это в большей степени наследие черт протоморфного (недифференцированного) комплекса, чем результат смешения с азиатскими монголоидами. Видимо, уже на субарктических территориях лапоноидный тип включил в свой состав какой-то восточный по происхождению компонент, скорее всего из Североуральского региона (Бунак, 1965; Аксянова, 1991; Шумкин, 1991; Аксянов, Аксянова, 2000). /166/
Откуда взялась монголоидность, установить нетрудно. Её явно принесли с собою первоначальные носители N1c. Труднее сказать, когда и в какой форме это происходило, потому что никакого особенного движения какой-либо технологии с Урала мы не видим. Ничего особенного, конечно, мы точно так же не видели, кто и откуда принёс воронковидные кубки в Скандинавию. Но это тот случай, когда палеогенетика дополняет археологию.
Есть указание, что предки саамов частично пришли в Фенноскандию из Западной Европы 10 тысяч – 11 тысяч лет назад. Это явные люди кундской культуры, ушедшие за оленями. Далее отмечается генетическая близость с якутами и другими народами Восточной Сибири в период около 7500 лет назад. А якуты – это и есть N1c. И время – это как раз и есть время культуры ямочно-гребенчатой керамики.
И вот судя по комплексу данных, пришельцы с Урала, будущие финно-угры, влились в ту самую культуру ямочно-гребенчатой керамики, о которой мы уже говорили. Насколько можно судить по одному случаю, у её первоначальных носителей, тех, что вышли из ареала днепро-донской культуры, присутствовала Y-хромосомная гаплогруппа R1a5-YP1272. А женщин эти ребята хватали местных – у них всё та же легендарная U5 (U5b1d1), U4a, U2e1. Но вот дальше, по нынешнему составу гаплогрупп саамов судя, как раз и появились носители N1c.
При этом, свидетельствуют исследователи, отношения между пришельцами и местным населением в целом были мирные, это видно по смешанным захоронениям и постепенному появлению метисных антропологических типов.
О том, что пришли новые люди именно к людям I, говорит и искусство – видна явная преемственность с искусством мезолита, то есть с искусством людей I, имеются и наскальные рисунки. Правда, толстозадых венер не найдено…
О том же говорят и лингвисты, которые в большинстве относят языки племён ЯГК к некоему «неизвестному вымершему языку»:
Язык носителей культуры ямочно-гребенчатой керамики обычно называют «палеоевропейским» (возможно, именно его реликты составляют субстрат неизвестного происхождения, выделяемый лингвистами в саамском языке). Об этом же свидетельствуют и многочисленные гидронимы на европейской части России (по Б.А. Серебренникову – волго-окская топонимика), этимология которых пока остаётся невыясненной. /164/
Ну и наконец, завершающая часть рассмотрения – не вишенка на торте, но что-то подобное.
Вот что пишет verenich:
Одна из первых записей в этом дневнике была посвящена проблеме происхождения саамов. Поскольку все основные аргументы в споре генетиков, лингвистов и археологов были исчерпаны, я решил не возвращаться к этой теме. Однако в середине мая со мной связался Андерс Полсен из генеографического проекта Fennoscandia. В числе прочего следует упомянуть о ряде примечательных заметок Андерса, посвящённых сравнительному анализу древнего ДНК останков из мезолитической испанской пещеры La Braña и ДНК современных саамов. Анализом этно-популяционных компонентов ДНК примерно год тому назад занимался Диенек Понтикос и автор этих строк. Понтикос отметил в числе прочего интересный момент: «В связи с небольшим числом извлечённых из останков снипов я был вынужден создать композитный набор данных за счёт слияния данных обеих генотипированных мезолитических индивидов; в моем калькуляторе K7b этот композитный индивид характеризуется наличием 9,3 % африканских аллелей и 90,7 % аллелей, входящих в кластер Atlantic_Baltic, и этот расклад довольно точно соответствует положению этого композита на графике PCA… высокий процент компонента Atlantic_Baltic согласуется с аналогичным высоким процентом Atlantic_Baltic, выявленным у охотников-собирателей шведского неолита».
Поскольку география ареала распространения этого компонента, похоже, мало интересует Диенека, более он ничего не писал. Мой анализ показал несколько иную картину. Прежде всего, я использовал несколько иную группировку популяционных кластеров, определённых в ходе анализа частот аллелей в разных популяциях. Во-вторых, в отличие от Диенека, имеющего ограниченный сэмпл популяций балтийского и скандинавского регионов, у меня была собрана солидная референтная группа эстонцев, шведов, латышей, финнов и саамов. Благодаря этому удалось показать, что ближе всего к La Braña находятся современные саамы, финны, латыши и эстонцы. Это геномная близость оказалась настолько явственной, что представляется возможным выделить компонент, объединяющий все эти популяции и мезолитических испанцев в общий компонент, который я назвал палеоевропейским.
Упомянутый же генетик Андерс, в свою очередь, пишет:
Полученная в программе PLINK IBS матрица позволяет нам предположить, что в абсолютном выражении кратчайший путь от La Braña ведет к литовцам и затем к части финнов из северных регионов Финляндии. В программе Admixture, которая не учитывает перевес в пользу финских и скандинавских образцов, финны и литовцы образовали два разных кластера, а La Braña попали в общий кластер с финно-саамским компонентом, а не с литовцами. В другом запуске программы Admixture я использовал равные по числу образцов выборки финнов и литовцев. В этом эксперименте я не обнаружил какого-либо расхождения между литовцами и финнами, а La Braña попала целиком в этом общий финно-литовский компонент. Однако только что я завершил
