Тесная взаимосвязь политических и военных аспектов развития Варшавского блока нашла своё проявление в период 1965-1966 гг., когда происходило становление так называемых национальных «версий» коммунистических режимов, что, в свою очередь, влияло и на организационное развитие ОВД, включая её руководящие структуры. В Албании, Румынии и Югославии начинали разрабатываться национальные военные доктрины. Их организационную основу составляла концепция территориальной обороны в национальных границах, а базовым принципом являлось создание условий, при которых ущерб от нападения для агрессора был бы большим, чем ожидаемая им выгода от интервенции. Такой подход к оборонной политике, в рамках которой формулировалась соответствующая военная доктрина, был окончательно оформлен в официально принятых концепциях военной политики малых безъядерных стран в конце XX – начале XXI в. и получил название концепции надёжного сдерживания (credible deterrence policy)[355].
Демонстрировавшийся этими государствами подход к оборонной политике достаточно негативно воспринимался советским военным и политическим руководством, видевшим в нём угрозу для ОВД из-за возможности распространения таких идей в правивших кругах других восточноевропейских стран – членов пакта[356]. Конфликт СССР с рядом коммунистических государств, прежде всего КНР, имевший пропагандистское «прикрытие» с использованием идеологических установок, использовавшихся в так называемой межпартийной полемике, в действительности имел более глубокий характер. Основной проблемой во взаимоотношениях КНР с СССР и Восточной Европой в контексте международных отношений в период от 60-х и до начала 80-х гг. XX в. была, прежде всего, национальная безопасность[357]. В то же время Пекин, несмотря на усиливавшееся сотрудничество с Тираной, занявшей жёсткую позицию по отношению к Москве, не исключал возможность смягчения взаимоотношений со своим бывшим ближайшим союзником, рассчитывая на изменение советского внешнеполитического курса после смещения Хрущева и прихода к власти Брежнева. Однако на проходившей в феврале 1965 г. в Пекине встрече советского премьера Косыгина и главы КНР Мао Цзэдуна не было достигнуто никаких результатов, и советско-китайский конфликт продолжился[358].
Состоявшееся 19-20 января 1965 г. в Варшаве седьмое заседание ПКК ОВД стало одним из серьезных этапов в развитии усиливавшегося кризиса внутри блока. 6 января 1965 г. Э. Ходжа направил специальную директиву члену политбюро АПТ Р. Алии, в соответствии с которой определялась тактика поведения Тираны в отношении приглашения участвовать в работе совещания ПКК в Варшаве. Во-первых, предстояло принять официальное письмо польского правительства и не возвращать его демонстративно, так как «оно направляется нам (албанской стороне – Ар. У.) не только советским правительством, но и всеми другими участниками, с которыми (за исключением советских) мы поддерживаем дипломатические отношения»; во-вторых, было необходимо «дать им ответ, который оставался бы историческим документом и которым мы изобличим всех их в незаконных и предосудительных актах. Письмо должно быть со всей серьезностью составлено Министерством иностранных дел от имени правительства, оно должно быть свободным от всяких идеологических соображений и не должно носить полемического характера. Документ должен иметь государственный характер и отличаться твердостью по форме и сильными, недвусмысленными терминами, что касается фактов и аргументов. Мы не будем принимать участие в этом совещании при нынешних условиях и при любых других условиях, поскольку участниками Варшавского Договора будут нынешние (политические деятели – Ар. У.)»[359]. В специальной ноте албанского правительства в адрес ПКК высказывалось требование Тираны признать действия советского правительства, направленные на фактическую изоляцию и исключение Албании из ОВД, нелегитимными и враждебными, а также осудить их; возвратить Албании всё принадлежащее ей военное оборудование и материалы, возместить ущерб, нанесённый албанской экономике «в целях гарантировать оборону Народной Республики Албании и социалистического блока». Более того, Тирана запросила копии с оригиналов стенографических отчётов заседаний, на которых обсуждался «албанский вопрос», и практически всех документов (включая внутренние) по данной проблеме. Отдельно предъявлялись требования, во-первых, предоставить информацию о том, насколько согласованным с позицией других членов ОВД было советское решение подписать договор между СССР, США и Великобританией от 5 августа 1963 г. о запрещении испытаний ядерного оружия в космосе, атмосфере и под водой, и, во вторых, денонсировать московский договор об ограничении ядерных испытаний. В ответ на албанскую ноту советская сторона подготовила проект резолюции заседания ПКК, принятой 19 января 1965 г. В ней, помимо констатации того, что Албания «уклоняется от принятия участия в работе Варшавского Договора», содержался отказ даже рассматривать её претензии, а участие в ОВД ставилось в зависимость от решения самой Тираны, «не оговоренного никакими предварительными условиями»[360].
Так называемый албанский вопрос становился для Варшавского пакта серьезной внутренней проблемой, и развитие конфликта между Москвой и Тираной серьезно воспринималось теми государствами-членами ОВД и Восточного блока, которые стремились повысить степень своей независимости от СССР. Особое значение происходившему придавалось в Бухаресте, так как глава румынского коммунистического режима Г. Геор-гиу-Деж и его ближайшее окружение рассматривали происходившее с учётом возможных последствий конфликта применительно уже к румынской позиции, которая становилась всё более демонстративно независимой, хотя и не затрагивала в целом вопроса военно-политического единства Восточного блока. На состоявшейся 18 января 1965 г., накануне заседаний ПКК в Варшаве, встрече первого секретаря РРП Г. Георгиу-Дежа, председателя Совмина Румынии Г. Маурера с первым секретарем ПОРП В. Гомулкой, председателем Совмина Польши Ю. Циранкевичем и членом политбюро ЦК ПОРП 3. Клишко глава Румынии настаивал на необходимости отменить все решения, принятые в ОВД против Албании, и пригласить её представителей на заседание. Во время беседы Деж фактически признал неправомерность и несправедливость действий советской стороны и лично Хрущева. При этом достаточно недвусмысленно прозвучала озабоченность румынской стороны не только «албанской проблемой», но и в целом всей ситуацией, так как, по его, имеющему достаточные основания, мнению, «если мы не уладим этот вопрос, любая из социалистических стран может оказаться в ситуации, когда она не будет допущена на заседания Политического Консультативного Комитета, как это произошло с Албанией»[361].
Руководство Албании не собиралось идти с Кремлем на компромисс и демонстративно ужесточило своё отношение к действиям Москвы, используя «военно-политическую» и «международно-дипломатическую» аргументацию для доказательства собственной правоты, и синхронизировало пропагандистские мероприятия с конкретными внешнеполитическими шагами. Во-первых, 16 февраля орган ЦК АПТ газета «Zeri i Popullit» в своей редакционной статье продемонстрировал точку зрения Тираны на ситуацию в Восточном блоке. В этом материале заявлялось об угрозе самому существованию ГДР в виду проводившейся советским руководством политикой – сначала Хрущевым, а затем названными газетой «хрущевской тройкой» – Брежневым, Косыгиным и Микояном[362]. Стремление Тираны усилить демонстрируемую ею независимость вскоре нашло продолжение на более представительном международном уровне. Буквально в тот же день, 16 февраля 1965 г., посол Албании в ООН X. Будо выступил с заявлением. В нём содержалось требование расширить полномочия Генеральной Ассамблеи ООН, минимизировать прерогативы Совбеза, в котором доминировали великие державы, и создать Генеральный Комитет Генеральной Ассамблеи с тем, чтобы обеспечить соблюдение Устава ООН по процедуре включения в повестку дня подлежащих обсуждению вопросов и принятия решения по ним. Фактическое обвинение США и СССР в узурпации власти в ООН, по мнению албанского руководства, прежде всего Э. Ходжи, должно было «шокировать их (Вашингтон и Москву – Ар. У.) и, – как полагал глава АПТ, – застанет их врасплох, и мы выбрали подходящий момент, когда за кулисами гангстеры в ООН достигли соглашения о перерыве в заседании до осени. Мы, безусловно, разрушим их планы. Они будут нарушать Устав, с тем, чтобы вырваться из нашей мёртвой хватки, но мы полны решимости выполнить свой долг мужественно. Мы будем их жёстко разоблачать, и об Албании будут говорить в мире с восхищением»[363]. Выступление албанского представителя рассматривалось в Тиране как серьезная победа[364], так как оно получило поддержку со стороны стран «третьего мира» и было воспринято в международных политических кругах как признак кризиса ООН, где существовал диктат великих держав[365].
