В середине VII века до н. э. Спарта – самое мощное государство Эллады, Афины – ничем не примечательный городок. Через два века Афины – Манхеттен и Лас-Вегас эллинского мира, конкурент Спарты в борьбе за лидерство в Элладе. Проходит еще два века, и весь греческий мир клонится к закату под чужой властью, в которой от былого величия Спарты и Афин остались одни воспоминания.
Демографический тупик и крах традиции
В начале V века число спартиатов, обязанных служить в армии, составляло около 8-10 тысяч, в битве при Платеях участвовало 5 тыс. спартиатов. К концу века численность спартиатов сократилась до 4–5 тыс. В момент битвы при Левктрах (371 год до н. э.) в Спарте было не более 2400 полноправных граждан. Аристотель пишет, что в его время Спарта не могла выставить и тысячи гоплитов.
К началу IV века выделилась узкая прослойка гомеев («равных»), в руках которой сосредоточилось реальное владение землей и средствами, достаточными для оплаты участия в сисситиях. «Верхи» спартанского общества составляли ничтожную долю от всей совокупности свободных жителей Спарты.
Экстремальные условия длительной войны породили военное братство спартанцев, в котором нивелировались социальные статусы. Помимо статусов мирного времени многие незнатные спартанцы получали статус гармостов-правителей в захваченных или союзных городах. Прекращение войны означало, что военная аристократия разрушается и возвращается расслоение мирного времени.
К 398 году историки относят заговор Кидона – одного из тех, кого в Спарте относили к гипомейонам («младшим» или «опустившимся», не имевшим возможности платить взнос за сисситии) – спартиатам по происхождению. Такой статус позволял заниматься государственными делами или служить в наемниках, но не участвовать в народном собрании. «Опустившимися» порой оказывались потомки видных спартиатов.
Среди заговорщиков было немало бывших сторонников Лисандра, который и сам имел сомнительное, с точки зрения имущественного положения семьи, происхождение. Определенные виды на участие в заговоре имели и полноправные граждане – об этом свидетельствует владение заговорщиками личным оружием. Заговор свидетельствовал о необходимости и возможности прихода к власти новой аристократии. К заговорщикам, вероятно, примыкали и получившие личную свободу за военные заслуги «новые граждане» (неодамоды), имевшие положение между илотами и гипомейонами. В послевоенное время они утратили свой статус, и Аристотель и другие античные авторы не отличали их от илотов. Это также косвенно свидетельствует о том, что положение илотов было не столь бесправным, их личная свобода была ущемлена лишь необходимостью обрабатывать землю и платить спартиатам налог. После войны неодамоды в значительной части стали также гражданами мессенских городов и наемниками в городах спартанских союзников.
По доносу заговорщики были схвачены и убиты. Аристотель указывал на эту историю в качестве примера гибельности отстранения от управления государством сильных и деятельных людей – то есть, говоря языком, приближенным к современности, об опасности вырождения этнократии (сбалансированные социальные функции) в этноолигархию.
Послевоенный кризис Спарты был связан с невозможность соединить материальные выгоды от победной кампании и старые законы, не позволявшие обратить золото и серебро во владение землей. Спарта этого периода считалась богатейшей страной, сравнимой с Персией. Эфоры сняли запрет на владение серебряной и золотой монетой, оставив, правда, лишь за государством право на ее использование в Лаконии. Спартанцы сохраняли свои богатства в союзных городах, либо в качестве вкладов в храмах, а также тайно прятали их дома. Огромные состояния лежали мертвым грузом, большая часть спартанцев нищенствовала или вынуждена была служить наемниками. Попытка разрешить это противоречие кончилась плачевно.
Около 400 г. до н. э. по инициативе эфора Эпитадея была проведена реформа: теперь каждый мог передать свое имущество (включая землю) кому угодно. Но как только земля была пущена в оборот, резкое расслоение общества разорвало прежнюю солидарность военного сословия спартиатов, разделив их на бедных и богатых. По свидетельству Плутарха, число спартиатов к тому времени уменьшилось до 700, лишь около 100 из них владело землей, а все прочие потомки спартиатов превратились в чернь. Формально с потерей земельного надела спартанец лишался гражданских прав.
Злую шутку со Спартой сыграла победа. Богатство, которое должно было вернуть в Лаконию благословенные времена архаики и верховенство над всей Элладой, сыграло обратную роль. Военное сословие, созданное традицией, не превратилось во властителей, полководцы не смогли возвыситься над царями, этнический симбиоз воинов и земледельцев распался. Новая военная аристократия в Спарте проиграла старой в ключевой исторический момент. Победа выскользнула из рук Спарты, не дав времени превратить города-государства в единую державу. Потом старая аристократия все равно пала, пала вместе со Спартой.
Этническая революция за этническим кризисом
Этнический кризис Спарты возник по двум причинам.
Во-первых, за сотни лет действия законов Ликурга накапливалось имущественное расслоение – возник целый слой «опустившихся». Таковыми называли спартанцев, не способных оплачивать участие в совместным трапезах-сисситиях. Они автоматически лишались права участия в народных собраниях. К концу III века основные богатства Спарты сосредоточились в руках нескольких сотен богатеев. Требовалась новая уравнительная реформа, но в тот период сильного реформатора в Спарте не появилось. Да и вся социальная иерархия расшаталась беспрерывными войнами – распалось спартанское военное братство, властные институты были поражены коррупцией.
Во-вторых, жесточайшее соперничество с Афинами и их союзниками резко уменьшило число спартиатов – военные потери не восполнялись достаточной рождаемостью. Правящий слой начал истончаться, военное сословие размывалось все большим призывом на службу периеков и илотов, которые не могли быть полностью лояльными к древним законам. Уже в начале IV века спартиатов, допущенных к сисситиям, было 1,5–2 тыс. человек. Многие из них покинули страну, в которой уже не соблюдали законы отцов. Многие искали себе счастья в качестве наемников в других странах.
Война сделала спартанцев богатыми, а богатство разрушило традицию. В сочетании с резким уменьшением численности это вело Спарту к неизбежному краху. В незначительном сражении при Левктрах, где спартанскую армию разгромил талантливый фиванский полководец Эпаминонд, погибло 400 спартиатов из 700. Но эти потери были настоящей катастрофой для малолюдной Спарты.
Собирая всех врагов Спарты по пути к ее границам, Эпаминонд образовал армию численностью в 70 тыс. человек, которой спартанцы не могли противопоставить ничего существенного. Спарта отбилась от вторжения ценой тяжелейших потерь. Она была разорена и разграблена, была потеряна Мессения – главный источник хозяйственной стабильности Спарты.
Опасаясь возвышения Фив, афиняне стали инициаторами союзной войны против них, но затем и сами были разбиты своими бывшими союзниками. Так катилась в пропасть Древняя Греция. В 338 году до н. э. греки были покорены Македонией и не смогли воссоздать сильного государства, пока сама Македония не надорвалась от своих побед и от внезапной имперской ноши, брошенной на плечи македонцев Александром Великим.
Спарта еще пыталась спастись, вводя меры по повышению рождаемости. Многодетных отцов освобождали от военной службы, для холостяков изобретались унизительные ритуалы. Но этнический кризис был налицо. Восстановить свои завоевания Спарта могла, только установив новую этническую солидарность – среди всех потомков дорийцев, включив в аристократию все воинство, независимо от происхождения. И найдя переход от городов-государств и союзных отношений между ними к новой форме государственности, которой они должны были научиться у персов – управлению территориями через наместников, замещающих во всех общегосударственных делах народные собрания. Империи и царства создавали громадные армии, с которыми города-государства бороться были не в силах. Этнический кризис мог быть побежден только этнической революцией – спартанцы могли лишь дать жизнь новому народу, стать его прародителями и ядром империи.
Первая (уже запоздалая) попытка этнической революции была предпринята в середине III в до н. э. царем Агисом IV. Он стремился повернуть время вспять и объявил о восстановлении законов Ликурга. В число спартиатов должны были попасть достойные периеки и иностранцы, пожелавшие стать гражданами Спарты, долги должны были быть списаны, а земельные наделы вновь переделены – как в ранний период спартанской государственности. Царь пожертвовал на общее дело все свои земли, все свое богатство. Долговые обязательства были сожжены, передел земли начался. Но противники Агиса подвергли его суду за неудачный поход и казнили. Народ, так и не поверивший в возможность земельного передела, не вступился за царя-реформатора.
