Весьма вероятно, что одной из причин излишнего упрямства и твердости, с которыми Иосиф II добивался модернизации страны, была неустроенная личная жизнь императора, одиночество, отсутствие в его жизни семейного тепла и любимых людей. В 1760 году Иосиф женился на Изабелле Пармской – красивой, неглупой и обаятельной принцессе из младшей ветви династии Бурбонов, внучке Людовика XV. Это была первая и единственная любовь будущего императора. Но осенью 1763 года юная супруга умерла от оспы, и эта смерть нанесла Иосифу глубочайшую душевную травму. «Это был счастливейший брак на свете, – вспоминал впоследствии безутешный вдовец. – Куда бы я ни поехал, всегда думал о том счастье, каким будет возвращение к ней! Мы разделяли беды и радости и так вместе провели череду счастливейших дней… И всего этого я оказался лишен. Ни одна женщина, ни одна принцесса не могла сравниться с ней. Я обладал этим сокровищем – и потерял его в 22 года».
Ослепленный любовью принц не догадывался, какой мукой оказалась жизнь при венском дворе для его жены, какая тайна скрывалась за «необъяснимыми» приступами тоски, которыми страдала Изабелла. Обнаруженная позднее переписка эрцгерцогини со своей невесткой, сестрой Иосифа Марией Кристиной (Мими), позволяет говорить о том, что двух молодых женщин связывало нечто большее, чем «нежная дружба», причем со стороны Изабеллы можно говорить о настоящей страсти. (Мария Кристина вела себя более сдержанно, да и ее сексуальность, очевидно, была ближе к традиционной, о чем свидетельствовал позднейший весьма счастливый брак с Альбрехтом Саксен-Тешенским.) Изабелла жила в постоянном страхе, что истинный характер ее отношении с невесткой каким-либо образом откроется, страдая от вечной душевной раздвоенности. Чувство долга и приличия заставляло принцессу создавать видимость счастливой семейной жизни, в то время как на самом деле присутствие мужа было для нее зачастую тягостным и даже мучительным. Иосиф никогда не узнал об этой драме и до конца жизни пребывал в плену иллюзий о своем кратком, но столь счастливом браке.
Второй брак Иосифа – с Марией Йозефой Баварской, дочерью покойного врага Габсбургов, императора Карла VII, – был заключен в 1765 году по настоянию Марии Терезии. Весьма вероятно, что он так и не стал браком в полном смысле слова: вскоре после свадьбы Иосиф II приказал заколотить двери, ведущие из его покоев в комнаты нелюбимой жены. Ранняя смерть этой некрасивой тихони в 1767 году (опять от оспы) была, наверное, освобождением для обоих супругов. После этого Иосиф утратил интерес к матримониальным планам, которые продолжала вынашивать его мать, и не согласился жениться в третий раз. В 1770 году его ожидал новый удар: умерла семилетняя дочь императора, слабенькая, но милая и смышленая девочка, названная в честь бабушки Марией Терезией, последнее напоминание о любимой Изабелле. Душа императора окаменела окончательно.
Конечно, здоровый молодой мужчина не мог обойтись без любовных приключений, но у Иосифа II они, судя по всему, носили краткий и не слишком подобающий его положению характер. Согласно ходившим по тогдашней Вене слухам, его величество не гнушался «веселых домов», но, будучи человеком прижимистым, порой не проявлял той щедрости, которой ожидали от столь высокого гостя его мимолетные подруги. Отсюда – распевавшиеся жителями столицы куплеты о том, как «от нашей от Маргит кайзер Йозеф прочь летит» и т. п. Подобный способ «сближения с народом», конечно, не прибавлял императору популярности.
Среди многочисленных братьев и сестер у Иосифа также не было близких людей. Сестры, которых он не любил за склонность к интригам, отвечали на его язвительность тем, что настраивали Марию Терезию против старшего сына. Относительно неплохими были отношения Иосифа лишь с Марией Антуанеттой, однако поучающие письма-инструкции, которыми император бомбардировал сестру после ее французского замужества, вызывали раздражение и у нее. Не пылал любовью к Иосифу II и его брат и наследник Леопольд, написавший об императоре в 1779 году: «Это человек, исполненный честолюбия, который все говорит и делает лишь для того, чтобы его похвалили и чтобы о нем все говорили в свете… Он сам не знает, чего хочет, всё вызывает у него одну лишь скуку… Он не терпит противоречий…». Характеристика весьма критическая и, очевидно, не совсем справедливая.
Кем же все-таки был император Иосиф II? Пожалуй, не найти в истории династии Габсбургов фигуры более противоречивой и вызывавшей столь противоположные оценки у современников и потомков. «Для австрийского либерализма во все времена Иосиф был национальным героем; для антиклерикалов – великим «очистителем веры»; для австрийских немцев, особенно в Богемии и Моравии, – «Иосифом Немцем»; для радикалов и демократов – «народным императором» и «освободителем крестьян»; для консервативных католических кругов – «врагом церкви», «вульгарным рационалистом» и «доктринером»[37]. Все это говорилось об одном и том же человеке, и, что интересно, все или почти все из перечисленного – в значительной степени правда. Как и каждая выдающаяся историческая личность, Иосиф II был сложнее, чем любые стереотипные представления о нем.
Очевидно, что стержнем его характера было чувство собственного долга и ответственности перед Богом, династией и государством (но не перед народом, который император собирался облагодетельствовать без его участия). Иосифа II ни в коем случае нельзя считать либералом, хоть он был знаком с трудами французских просветителей и разделял некоторые из их идей. Однако представления о народном суверенитете и естественном равенстве, эти краеугольные камни идеологии Просвещения, были ему глубоко чужды. Он оставался человеком XVIII столетия и Габсбургом, то есть абсолютистом, католиком (несмотря на внешнюю революционность его церковной политики) и носителем наднациональной династической идеи. Но и расхожее мнение о том, что «просвещенный деспот Иосиф был прежде всего деспот, а уже потом – просвещенный», на наш взгляд, упрощает ситуацию: черты просвещенности и деспотизма были теснейшим образом переплетены в этом сложном характере.
Император Иосиф II.
Художник Георг Деккер
Причины неудач Иосифа II кроются, с одной стороны, в недооценке им силы национального и регионального патриотизма народов монархии, а с другой – в явной переоценке собственных сил и возможностей. Император во многом опередил свое время, а потому был просто обречен на поражение, которое, как показала дальнейшая история, было тактическим, а не стратегическим. Ведь несмотря на то, что последние месяцы его жизни стали сплошным отступлением и уничтожением сделанного ранее, Иосиф II все-таки многое успел. Он продолжил начатый при Марии Терезии процесс интеграции провинций монархии. К концу его правления земли Габсбургов фактически стали единым государством, хоть его целостности еще угрожали многие опасности, в значительной степени порожденные слишком радикальной йозефинистской политикой. Потребовалось краткое, но исторически важное царствование Леопольда II (1790–1792), чтобы устранить эти перекосы и, не отказываясь полностью от наследия йозефинизма, поставить его на службу интересам монархии.
К концу XVIII века в Вене жили более 200 тыс. человек. За годы правления Марии Терезии и Иосифа II габсбургская столица разрослась, приобрела блеск и величие одного из ведущих политических и культурных центров Европы. Улицы, где находились императорские дворцы, особняки аристократов и богатых горожан, театры и общественные здания, еще отделяли от остальных, более бедных кварталов, старые укрепления, которые будут снесены позднее, при Франце Иосифе. Однако Вена уже становилась единым большим городом, обладавшим тем неповторимым обаянием, которое отличает столицу Австрии и сегодня.
Это был разноязыкий город, многонациональный, как и вся монархия, центром которой он являлся. При дворе говорили в основном по-французски, хотя родным языком большей части аристократии был немецкий, и сама Мария Терезия во время важных переговоров или в минуты душевного волнения нередко переходила на венский диалект. Так, когда в феврале 1768 года ей во время театрального представления доложили о рождении у эрцгерцога Леопольда сына (будущего Франца ІІ/І), королева чуть ли не на весь зал воскликнула: «Poldl hat a Buam!» («У Польдля мальчишка!»). Все чаще на приемах и балах в Хофбурге и Шёнбрунне слышалась венгерская речь: Габсбурги всячески старались привлечь склонных к неповиновению мадьярских магнатов на свою сторону, а что могло быть более притягательным для аристократа, чем роскошь императорского двора? На улицах же Вены звучали также чешский, словенский, итальянский…
Последний был главным образом языком театра и оперы, но в последние годы XVIII века благодаря деятельности гениев австрийской музыки – Моцарта, Гайдна, Глюка – постановки на немецком стали теснить произведения итальянцев. Благосостояние композиторов, художников и артистов в ту пору, однако, слишком сильно зависело от благосклонности меценатов, главным из которых считал себя Иосиф II. Согласно известному историческому анекдоту, после премьеры «Женитьбы Фигаро» император, не обладавший хорошим музыкальным слухом, упрекнул автора: «Слишком много нот, дорогой Моцарт!» На что получил дерзкий ответ: «Какие именно ноты имеет в виду Ваше Величество?» Великая музыка Моцарта, как и произведения его современников, доносит до нас колорит тогдашней Вены – города, из которого к тому времени почти исчез мрачноватый, торжественно-напыщенный дух эпохи барокко. В Вене умели веселиться и любили жизнь, хотя у этой жизни хватало и темных сторон. На город то и дело обрушивались эпидемии. Оспа и холера (чума в XVIII столетии, к счастью, перестала быть бичом Европы) не щадили ни простолюдинов, ни аристократов, ни членов императорской семьи. В особенно лютые зимы на улицах бедняцких кварталов валялись трупы замерзших, а по весне прибрежные районы столицы то и дело оказывались под дунайскими волнами. Во время одного из особенно сильных наводнений Франц I, супруг Марии Терезии, лично руководил спасательными работами и раздавал пострадавшим деньги, одежду и продовольствие. По-прежнему высокой оставалась смертность, 50-летний мужчина считался почти стариком. При Иосифе II было сделано многое для помощи бедным и больным, построено несколько ночлежных домов и большая городская больница. Не забывали власти и о развлечениях для народа: так, Иосиф впервые открыл для доступа публики знаменитый парк Пратер, где то и дело устраивались праздничные гуляния и фейерверки.
