О том, что Петр в силу сложившихся обстоятельств во многом остался недоучкой, многие историки говорят с нескрываемым удовлетворением. Считается, что как раз благодаря этому его живой ум, не отягощенный тогдашней русской схоластикой, оказался столь восприимчив к новым западным веяниям и знаниям. Ряд авторов с умилением и восторгом повествует об уличной жизни, что началась у Петра после удаления из Кремля. По их мнению, эта жизнь развила в нем и без того заложенные от природы качества: самостоятельность, чувство лидера, реакцию, решительность, независимость, любознательность и пренебрежение к любым табу. В результате Россия получила совершенно не типичного для нее царя.
В подобной логике есть свои резоны. Но чтобы понять всю противоречивость Петровских реформ, необходимо учесть и следующее. Наследники русского престола от Зотовых, обучавших их лишь азам церковной грамоты, затем обязательно переходили к более серьезным воспитателям. Они знакомили своих учеников, как пишет Ключевский, «с политическими и нравственными понятиями, шедшими далее обычного московского кругозора».
Петр же в детстве оказался лишенным возможности пообщаться с наиболее развитыми и культурными русскими людьми своего времени, способными просветить будущего реформатора относительно вопросов государственного управления, устройства русского общества, обязанностей государя по отношению к своим подданным. Петр не смог всерьез ознакомиться в детстве даже с русской историей и извлечь из нее уроки.
Рядом с отцом Петра находились такие выдающиеся деятели, как Ртищев и Ордин-Нащокин. Рядом со старшими братьями и сестрами в качестве воспитателя стоял еще один блестяще образованный и неординарный человек того времени – Симеон Полоцкий, писатель, проповедник и поэт. Рядом же с самим Петром в детстве, отрочестве и юности оказались лишь голландский мастеровой и немецкий военный, со своими сугубо практическими, но не общественными знаниями.
Как справедливо пишет Василий Ключевский:
…Необходимая для каждого мыслящего человека область понятий об обществе и общественных обязанностях, гражданская этика, долго, очень долго оставалась заброшенным углом в духовном хозяйстве Петра. Он перестал думать об обществе раньше, нежели успел сообразить, чем мог быть для него.
Последние слова нуждаются, пожалуй, в дополнительной расшифровке.
Если задуматься о царствовании Петра, то окажется, что сначала очень долго придется рассказывать о нем как о царе-плотнике, царе-бомбардире, царе-шкипере и лишь много позже как о царе-гражданине. По мнению ряда исследователей, первой мыслью Петра была мысль о войне, второй – мысль о том, где достать на армию деньги, и только третьей – мысль о том, как преобразовать общество, чтобы оно было способно эту армию вооружить, прокормить и обуть.
Еще афинский стратег Алкивиад говорил, что для войны нужны три вещи: золото, золото и еще раз золото. Получается, что только эта формула и подвигла Петра на переустройство русского общества.
Если бы будущий реформатор получил должное для правителя образование и был знаком, скажем, с идеями все того же Макиавелли, вполне вероятно, что преобразования в России начались бы раньше, приобрели бы совсем иной и не такой болезненный характер. Кто знает, что бы предпринял Петр, если бы вовремя прочитал следующие строки из «Государя»:
Ничто не приносит столько чести новому человеку у власти, как новые законы и порядки, найденные им… Эти вещи, если они заложены основательно и несут отпечаток величия, заставляют уважать государя и восхищаться им.
В этом случае приоритетом для Петра, возможно, могла бы стать не армия, а создание более свободного и эффективного общества. Сильная армия – а Россия, без сомнения, в ней нуждалась – стала бы в таком случае не отправной точкой реформы, а ее естественным результатом. Как и Василий Голицын, Петр мог бы к военному вопросу подойти с другого конца: начать реформу не с солдата, а с крестьянина. Вспомним о планах Голицына по освобождению крестьян от крепостного рабства: именно с этого шага, по его мнению, и должна была начаться глубинная реформа в России. Петр I сделал многое, но к этой важнейшей для страны проблеме даже не подошел, хотя вопрос уже был обозначен и поставлен на повестку дня его предшественниками.
Так что у безграмотности есть все-таки не только плюсы, но и минусы.
Кровь Нарышкиных. Разрыв с Москвой
Царь Федор умер 27 апреля 1682 года двадцати лет от роду, не оставив наследников. В условиях противостояния двух кланов – Милославских и Нарышкиных (родня первой и второй жен царя Алексея Михайловича) – старший сводный брат являлся единственной гарантией спокойного существования Петра.
Федор был немощен, но здрав рассудком, а вот слабоумный Иван – единственная надежда Милославских – к какой-либо государственной деятельности оказался непригоден, хотя формально и имел право раньше Петра вступить на престол. Именно поэтому сразу же после смерти Федора Боярская дума и Священный собор – представители тогдашней русской элиты, собравшиеся на похороны, – отклонив кандидатуру Ивана, высказались в пользу Петра. На его стороне оказался и патриарх, чье слово весило тогда много. Наконец, толпа собравшихся в Кремле людей также криками высказалась за здорового, а не больного наследника престола. Позже некоторые историки стали называть все это Земским собором, хотя, конечно, та вынужденная импровизация мало походила на серьезные выборы государя.
Милославские ответили, но чуть позже. Если сыновья Алексея Михайловича по этой линии не отличались ни здоровьем, ни умом, ни решительностью, то его дочь Софья аккумулировала всю энергию и волю, не доставшиеся братьям. Это была самая эмансипированная и честолюбивая женщина России того времени. Она и возглавила борьбу Милославских против Нарышкиных и десятилетнего Петра. Самым активным ее помощником стал наиболее влиятельный представитель семейного клана Иван Милославский.
В кратчайшие сроки, уже к маю, Софья, умело интригуя, смогла поднять против новой власти бунт, опиравшийся на стрельцов – основу тогдашней русской армии. Самая страшная сцена, как и планировали организаторы мятежа, была разыграна в Кремле, где на глазах малолетнего Петра толпа зверски растерзала многих из рода Нарышкиных. Формальным результатом майского бунта явилось двоевластие Ивана и Петра (причем слабоумный брат считался первым царем, а умный – вторым). Ну а фактически правительницей страны стала Софья.
Петр, по свидетельству очевидцев, держался во время майского бунта с удивительной, какой-то недетской, твердостью и навсегда запомнил в лицо и поименно всех своих врагов. Позже, когда он придет к власти, то не простит даже мертвых. Во время казни стрельцов царь прикажет раскопать гроб с умершим к тому времени Иваном Милославским и поставить этот гроб под эшафот, чтобы на него стекала кровь казненных. Чуть ли не первой покупкой, сделанной Петром во время его знаменитой поездки за границу, будет топор палача. Причем царь тут же отправит «сувенир» домой, оставшемуся на хозяйстве князю Федору Ромодановскому – своего рода министру внутренних дел и политического сыска. Князь, прекрасно поняв намек, сразу же по получении страшного подарка подробно доложит царю, как и для чего «инструмент» пущен в дело.
Еще позже, срочно вернувшись из заграничной поездки в связи с угрозой нового стрелецкого бунта, Петр лично будет вести дознание в пыточных камерах, а затем рубить стрельцам головы. Не исключено, тем самым «сувенирным» топором.
Петр, широко открытыми глазами и без единой слезинки взиравший на то, как толпа раздирает на куски Нарышкиных, никому ничего не простил. Не простил даже кремлевским стенам и самой Москве, где ему в детстве пришлось испытать ужас. И, повзрослев, он возвращается в нелюбимый город только в случае крайней необходимости, не хочет здесь жить, все время перебирается с места на место, предпочитая ночевать по чужим домам, по окрестным подмосковным селам и усадьбам, в Немецкой слободе, но только не в Кремле, где за каждым поворотом ему чудится привидение.
Любимый дом появится много позже. На болоте, в еще не обустроенном, промозглом Санкт-Петербурге, то и дело затапливаемом наводнениями, живя даже не в доме, а в бараке, Петр будет чувствовать себя спокойно и уютно. Главное – подальше от Кремля и его призраков. Московские дворцы ассоциировались у него с адом, петербургские болота он называл парадизом – раем.
«Контрастный душ»: на волю в Немецкую слободу
После победы Софьи и сокрушительного поражения Нарышкиных Петр с матерью перебираются в подмосковное село Преображенское, где любил отдыхать царь Алексей Михайлович. Вдовствующая царица жила в Преображенском в постоянном страхе, тревожно наблюдая за событиями в Кремле, и, видимо, без денег, если судить по тому, что ей приходилось тайком принимать финансовую помощь то от Троицкого монастыря, то от ростовского митрополита.
