«Зовите клоунов», которую Стивен Сондхайм написал к бродвейской постановке «Маленькая ночная серенада». Песню, написанную в 1973 году для актрисы Глинис Джонс, потом исполняло множество ведущих артистов, а ее интерпретация, выполненная Джуди Коллинз, была названа Песней года на церемонии вручения премий «Грэмми», проходившей в 1976 году.
Главной героиней (с главной вокальной партией) мюзикла является Дезире, прекрасная и успешная актриса, которая много лет назад имела роман с адвокатом Фредриком и родила от него ребенка. Этот очаровательный молодой человек, даже не зная о том, что он отец ребенка, тем не менее предложил Дезире выйти за него замуж, но девушка, которая в это время строила карьеру, ему отказала. Пьеса начинается с того, что Фредрик оказывается в ловушке неудавшегося брака со столь же красивой и гораздо более молодой женщиной. На этот раз Дезире делает ему предложение о браке, но теперь отказывается Фредрик. Оскорбленная Дезире отвечает ему ироничной песенкой, которая начинается словами:
Кто тут богат? И разве мы не пара?Вот, наконец, я на земле,А ты витаешь в небе…Зовите клоунов.
Легко предположить, что Дезире должна чувствовать себя побежденной и разочарованной, а в душе пылать гневом. Многочисленные артисты, исполнявшие эту песенку на сцене и вне ее, совершенно по-разному выражали чувства Дезире. Музыкальные критики, оценивавшие их исполнение, неизменно восхищались и часто недоумевали: при чем здесь клоуны? Ситуация стала немного более понятной, когда Сондхайм объяснил, что эта песня передает сожаление и гнев, а выражение «зовите клоунов» имеет корни в театральной среде. Оно означает, что если все идет плохо, то нужно шутить и дурачиться.
Сожаление и гнев, безусловно, ожидаемые эмоции в таком положении. Их бы почувствовал кто угодно – тем более такая выдающаяся актриса, как Дезире. Но мне кажется, в этом маленьком стихотворении в ритме вальса, написанном от имени человека, мужественно переносящего невзгоды, кроется нечто гораздо более весомое. Если воспринимать его прямо и логично, то, на мой взгляд, оно дает классический, как в учебнике, пример чистой иронии. Эмоции, которые выражает это стихотворение, возвращают нас к временам возникновения письменности и к древнегреческому термину eiröneia, что в широком смысле означает притворство, симуляцию, обман. Ирония развилась как эмоциональная черта, риторическая по своей природе и присущая только человеку.
Ирония – это такая конструкция в речи или тексте, в которой свойства процесса или сущности описываются их полной противоположностью. Среди примеров иронии можно назвать выражения «новое платье короля», «оглушительная тишина», «крупнейший городок», «миролюбие свернувшейся перед броском гремучей змеи», слово «соприкосновение» при описании сражения пехоты… И даже в величественном храме такой науки, как астрофизика, где иронии вроде бы не место, она присутствует: здесь допускается сосуществование бесконечной вселенной, которую мы можем видеть, и бесконечного числа параллельных вселенных. Ирония создает новый уровень смысла. Ирония развлекает, подчеркивает и смягчает жестокость реальной жизни.
Мне кажется, очень немногие из тех исполнителей песни «Зовите клоунов», чьи записи я слышал, выражают эти качества так, как они могли бы это сделать. В той или иной степени все исполнители переводят это чувство в те эмоции, которые они видят за иронией, и не выходят за пределы привычных для себя стилей исполнения. Джуди Коллинз предстает в песне теплой, ласковой и любящей женщиной. Из всех исполнительниц именно она представляется человеком, об уходе которого вы будете больше всего сожалеть. Барбра Стрейзанд демонстрирует сильную собственную музыкальность, ее голос и настроение по ходу исполнения резко поднимаются и резко падают. Глинис Джонс поражена недоверием и гневом, а Джуди Денч просто убита горем. Кэрол Бёрнетт создает образ разочарованного стоика. Кэтрин Зета Джонс украшает ее исполнение напряженной мимикой и тональными перепадами. Сара Воан наполнила исполнения нюансами, характерными для песни о любви, и джазовыми нотками. Фрэнк Синатра вообще ошибся полом…
И только Гленн Клоуз сделала все правильно от начала и до конца. Она – само совершенство (это исключительно мое личное мнение). Ее обращение с микрофоном, спокойная горделивая поза, ироничная улыбка – все изобличает в ней изысканную и очень умную женщину на грани «среднего возраста». Ее Дезире глубоко разочарована, рассержена и, возможно, уже смирилась со своей участью, но она все еще открыта для далекой, призрачной возможности того, что мир может пойти иным путем. Важность ситуации отражается в ее легкой манерности. Слово «клоуны» она произносит с осторожностью и с небольшим акцентом, четко проговаривая каждую букву. Ее Дезире – это сама трагедия, но ведет она себя как воспитанная, и потому еще более сильная женщина.
Ты что, не любишь фарс?Прости, я виновата.Я думала, ты хочешь того же, что и я.Прости, мой дорогой.Но где же клоуны?Зовите клоунов.Спокойно, они уже здесь.
Гнев, ревность и возмездие – это эмоции животных. Они являются частью инстинктивных программ, уже установленных в гипоталамусе и других центрах эмоционального контроля наших предков десятки миллионов лет назад. Ирония – это нечто другое. Это тихое чувство принадлежит только нам, оно связано с мозгом, оно по существу сформировано культурной эволюцией в социальной среде, созданной языком. Чтобы объяснить эмоции животных, мы должны опираться на биологию, но, конечно же, привлекать к делу гуманитарные науки. Для объяснения иронии требуется рассматривать нечто обратное этому процессу.
20. Третья эпоха просвещения
Вопреки распространенному мнению, гуманитарные науки не отличаются от наук естественных. Ни в реальном мире, ни в мозгу человека между ними нет фундаментальных различий. Эти области взаимопроникаемы. Независимо от того, насколько явления, рассматриваемые научным методом, могут казаться отделенными от обычного опыта, независимо от того, насколько обширны или, наоборот, микроскопически малы рассматриваемые объекты, все научные знания о них должны обрабатываться человеческим разумом. Акт открытия – это полностью деяние человека. Рассказ о нем – это достижение человека. Научное знание – своеобразный, абсолютно гуманистический продукт человеческого мозга.
Из этого следует, что связь между естественными и гуманитарными науками является полностью взаимной. Независимо от того, насколько тонкой, мимолетной и персонализированной может быть человеческая мысль, под любой из этих мыслей лежит физическая основа, которую в конечном счете можно объяснить научным методом. Но если тем самым естественные науки являются основой гуманитарных наук, то гуманитарные науки идут гораздо дальше естественных. Если наблюдение методами естественных наук касается всех явлений, существующих в реальном мире, если естественнонаучные эксперименты затрагивают все возможные реальные миры, а естественнонаучная теория касается всех мыслимых реальных миров, то гуманитарные науки охватывают все эти три уровня и плюс еще один – бесконечность всех миров, которые создает фантазия человека.
В эпоху Просвещения в Европе, которая продолжалась с XVII по конец XVIII века, знания делились на три большие области: естественные науки, социальные науки и гуманитарные науки. К настоящему времени социальные науки в основном разделились, словно амебы, на две категории: одна из них связана с естественными науками, а другая по языку и стилю исследований тесно связана с гуманитарными науками. Результаты, полученные социальными науками первого рода, можно увидеть в таких ведущих журналах, как Nature, Science и The Proceedings of the National Academy of Sciences. Результаты, полученные гуманитарными науками второго рода, можно найти в журналах The New Yorker, The New York Review of Books, Public Interest, а также Daedalus, журнале Американской академии искусств и наук.
Иными словами, естественные и гуманитарные науки пока все еще остаются обособленными, но все более тесно переплетаются между собой, причем степень их взаимосвязанности представляет собой континуум. На том конце, где представлены чисто естественные науки, типичный отчет об исследованиях, помещенный в уважаемом профессиональном журнале, является неумолимо фактологическим по содержанию, он отягощен результатами наблюдений и анализа, демонстративно осторожен в выводах и исключительно скучен для читателя. Все рассуждения (если автор вообще
