Мы все время переписывались, иногда перезванивались, и всякий раз, когда он приезжал в Италию, он останавливался у меня, однажды даже с женой и первым ребенком. Последний раз мы виделись семь лет назад, перед тем как мне выпало переехать в Нью-Йорк.
И вот эта чудесная встреча.
Я пробыл у него три дня. Познакомился еще с двумя его дочками, чумовыми пацанками, которым он дал итальянские имена: Катерина и Сара. И снова увидел его жену Варис.
Я познакомился с ней, когда Федерико привозил ее в Италию представить родичам и мне. В тот первый раз она не произвела на меня большого впечатления, я не понимал, чего такого особенного он в ней нашел. В то время она была двадцатилетней девчонкой, робкой, зажатой из-за потери родной почвы под ногами и, на мой взгляд, даже не слишком красивой. Сейчас, наблюдая Варис на ее земле, уверенную в себе женщину и мать, откровенно любящую своего мужа, видя, как ведут себя по отношению к друг другу и к своим детям, я понял, что Федерико сделал правильный выбор, что он сумел обнаружить в ней скрытое от меня. Я помню, что сказал ему как-то вечером, когда они впервые приехали в Италию и мы пошли прогуляться вдвоем, а она осталась дома, сославшись на усталость. Я сказал ему, что он заслуживал большего. Мы тогда крепко выпили, и, помня, что истина в вине, я и завел эту идиотскую беседу о том, что он, да и все мы необыкновенные ребята и что мы должны найти себе женщин нашего уровня, которые, может, и создадут нам кучу хлопот, но будут равными нам по жизненному опыту, и плевать, к какой религии или расе они принадлежат… и прочая подобная псевдоинтеллектуальная бредятина лилась из меня, а подробности я уже и не помню. Он прервал мое выступление, заметив с улыбкой, что я ни хрена не понял, что, наоборот, лично он заслуживал гораздо меньшего.
Я отдохнул, помылся, сбрил бороду, которую запустил, и наконец-то уснул на настоящей кровати. Когда я проснулся и вышел на улицу, Федерико познакомил меня с Мадуком, его правой рукой, о котором он много писал мне и которого, по его словам, любил как брата, и мы, все трое, поплыли порыбачить. Очень скоро нам на крючок попался огромный парусник. Рыба то и дело выпрыгивала из воды, словно пытаясь улететь, мы отбуксировали ее почти до самого берега, как вдруг она резким рывком порвала слишком натянутую леску и, махнув хвостом, уплыла в глубины моря. Упустив рыбину, мы, конечно, расстроились, но быстро поправили себе настроение, выпив за ее свободу, потом за нашу дружбу, потом за моего нового друга Мадука…
В последний вечер, когда все клиенты гостиницы Федерико ушли спать, мы уселись во внутреннем дворике, откупорили бутылку красного вина и предались беседе о том о сем, о нем, обо мне, о прежних временах, о той самой пресловутой сопричастности.
— Ты представляешь, мы же не виделись целых семь лет! — воскликнул он.
— Представляю. Ты мог бы приехать ко мне в Нью-Йорк, я тебя столько раз звал, но ты так и не собрался.
— Не мог, Франческо, работы было по горло… Мне иногда с трудом удавалось выбираться в Италию к своим. Проще тебе было приехать ко мне…
— Из Нью-Йорка?
— А почему бы нет?
— Потому что надо было помогать Элизе, я не мог оставить ее одну с ее работой и Лаурой… Вдобавок ко всем писал альбом…
— Ладно, забыли.
— А вот ты даже не прилетел на мою свадьбу! Ты был единственным, кого я пригласил. Я хотел видеть тебя свидетелем, вместе с Флавио.
Франческо, я бы прилетел, я даже уже билет купил… Но именно в день вылета приспичило родиться Саре, хотя мы ждали ее только через месяц…
— Ладно, оставим эту тему, оба хороши… Как бы там ни было, у меня всегда оставалось ощущение, что я вижусь с тобой каждый день.
— Мне тоже часто казалось, что мы с тобой и не расставались… Скажи откровенно, как тебе здесь?
— Ты здорово все здесь устроил… И ты оказался прав.
— По поводу чего?
— По поводу Варис.
— В каком смысле?
— А ты не помнишь, что я сказал тебе по пьяни в первый раз, когда ее увидел?
— Нет.
— Ну и отлично.
— А что ты мне сказал?
— Да ничего, ерунду какую-то, отстань. Она славная.
— Я знаю.
— А все остальное?
— Все остальное что?
— Все остальное… Теперь ты скажи мне откровенно, как тебе здесь?
— Хорошо. Мне здесь хорошо.
— Ты счастлив?
— Счастлив — слишком сильно сказано. Скажем так, я доволен.
— Доволен — тоже сильно сказано.
— Да, я доволен.
— В таком случае я рад за тебя. Послушай, а помнишь, что ты говорил о сопричастности… В этом случае ты оказался прав или нет?
— О сопричастности?..
— Да, о сопричастности… Когда я хотел уехать, ты сказал, что, куда бы я ни отправился, мне всегда придется иметь это в виду, потому что если я действительно отыщу место, где мне будет хорошо, то и тогда я не почувствую себя сопричастным к нему, не будучи одним из тех, кто родился в этом месте. Как это работает применительно к тебе?
— Ну… Мои дети родились здесь, женщина, которую я люблю, родилась здесь, мой лучший друг, второй после тебя, родился здесь… я уже принадлежу этому месту… — Он отвел взгляд.
— Но…
— Никаких но, — ответил он, по-прежнему не глядя мне в глаза.
— Ты уверен?
— Уверен.
Он не был уверен. Я увидел это и сменил тему. Хотя знал, что она не закрыта, а повисла между нами некоей тенью.
— Через день-два я уезжаю, возвращаюсь в Милан, — сказал я, потягивая вино.
— Да, но обещай мне приехать сюда снова… Я хочу, чтобы ты взял свою дочь и прилетел на все лето… Или на всю зиму, что еще лучше… Или переезжай сюда жить совсем. Мне нужен компаньон, туризм здесь пока слабо развит, но кое-какие перспективы наметились. Приезжает все больше народа. Тут неподалеку продается земля, я хотел бы купить ее и построить пять-шесть коттеджей со всеми удобствами. Что-нибудь люксовое… эксклюзивное… для настоящих богатеев, для которых тыщи долларов в день — раз плюнуть… Мне нужен компаньон… Им будешь ты! Переезжай сюда жить, и мы всем покажем, что мы такое!
— А Лаура?
— Привезешь ее с собой, почему нет? В Ламу есть прекрасные начальные школы, ты мог бы возить ее туда. Со следующего года Катерина идет в школу, мы посадим их за одну парту, как было с нами, подумай об этом…
— Еще чуть-чуть, и я предпочту, чтобы она росла здесь, а не в Милане… Даже и чуть-чуть не надо.
— Послушай! Если ты переберешься сюда жить, ты и вообразить не можешь… в смысле… если ты сюда переедешь… если ты поселишься здесь… ты будешь не просто доволен… ты будешь счастлив… я в этом не сомневаюсь…
Он выглядел чрезвычайно возбужденным, и хотя был немного навеселе, у меня не осталось сомнений, что это и был его своеобразный ответ, убравший ту тень недомолвок между нами.
— О'кей, Феде, успокойся, поживем — увидим, а сейчас позволь мне покинуть тебя… Между прочим, я передумал, я собираюсь вылететь из Найроби, а не из Малинди.
— Почему? Я уже все организовал. Мадук довезет тебя на своей «тойоте» до самого аэропорта…
— Спасибо, Феде. Но сегодня утром я дозвонился до офиса Флавио в Найроби, и его тамошняя секретарша сказала мне, что он прилетает в среду утром. Я хочу сделать ему сюрприз… Я вернусь в Милан вместе с ним. Днем раньше, днем позже… Никто не знает, что я здесь. Я послал телеграмму Лауре из Сомали, что собираюсь вернуться домой, но не написал когда. Хотел позвонить от тебя, но передумал, потому что иначе мой брат все бы понял и сам предложил бы мне улететь вместе с ним… В таком случае прощай, сюрприз. А я хотел бы довести его до инфаркта… Вообрази себе, я заявлюсь в аэропорт встретить его, жду, когда он появится в зале, вижу, не показываясь, иду следом, внезапно закрываю ему сзади глаза руками и говорю: ку-ку, угадай, кто это? Да он помрет от неожиданности!..
— Все это замечательно, но до Найроби далеко, тебе придется лететь самолетом.
— Ничего страшного. Это только значит, что последние деньги я истрачу на билет.
— Какой сегодня день?
— Пятница.
— Тогда ты должен улетать завтра. Рано утром есть рейс на Найроби, который доставляет оттуда туристов для соседнего отеля. Самолет летает раз в неделю, по субботам. То есть ты можешь улететь или завтра, или в следующую субботу, иначе никак: самолеты здесь редкие гости. Аэропорт… впрочем, аэропортом это трудно назвать, просто полоса, откуда вылетает «цессна», это совсем рядом, на острове Монди…
— Вот и отлично. Улечу завтра.
— Жаль. Завтра я сопровождаю на рыбалку группу туристов и проторчу с ними весь день. Думал, ты тоже поедешь с нами, у меня предчувствие, что на этот раз мы точно поймаем марлина, такого же, как тот, что я поймал в прошлом месяце. Видел его фотографию на ресепшен? А может, останешься до следующей субботы? Мы бы еще побыли немного вместе. Я бы показал тебе такие места, что ты бы рот раскрыл…
