Контроль над Проливами — это контроль над Европой, а значит, и над всем миром.
О стратегическом значении турецких Проливов говорит и тот факт, что в начале Первой мировой войны у турок было сосредоточено 6 армейских корпусов из 1363 — и это при той огромной территории, которую Оттоманская империя была должна контролировать.
Значение вопроса о Проливах понималось в России как приобретение господствующего положения на Ближнем Востоке, а обладание Проливами расценивалось не только как обеспечение «ключей к собственному дому», но и как шаг к приобретению решающего влияния на Балканском полуострове, в Малой Азии от Эгейского моря до персидской границы и даже за ней, где русская государственность стремилась на юг и сталкивалась с конкуренцией Англии.
Неудивительно, что в годы Первой мировой войны «союзники» сделали все, чтобы Проливы не оказались под русским контролем. Согласие на включение в состав России Проливов и Константинополя, данное англичанами и французами весной 1915 г., в обстановке развития тяжелой для них Дарданелльской операции действительно было лишь векселем, который еще нужно было обналичить.
Босфор и Дарданеллы оказались недооцененным ключевым стратегическим пунктом Первой мировой войны, поэтому провал Дарданелльской операции Антантой и нереализация Босфорской операции Россией — величайшая беда стратегического масштаба, плоды которой Европа и Россия пожинают до сих пор.
Историк А. А. Керсновский был абсолютно прав, когда писал: «Ключи от Босфора полагали в Берлине… Сейчас мы видим, что ключи от Берлина находились на Босфоре». На правильность этой стратегической идеи указывает и то обстоятельство, что крушение Германии в Первой мировой войне в 1918 г. началось именно на второстепенном Салоникском фронте с капитуляции Болгарии.
Наконец, как показала история, разгром Германии в 1945 г. не дал СССР контроля над Проливами. Мы были в Берлине, но на Босфор так и не попали. Война с Германией — и в Первую, и во Вторую мировые войны — была лишь тем благоприятным обстоятельством, которым нужно было воспользоваться, чтобы овладеть этим геополитическим регионом.
О том, что никакие «союзники» не преподнесут Проливы и Константинополь к ногам России, свидетельствует опыт и другой победоносной войны в Европе. В 1813–1814 гг. Россия также — гегемон Европы, овладевшая ее столицей (на тот момент не Берлином, а Парижем), но мы видим, что на Венском конгрессе Англия, добившись в союзе с Россией и благодаря ей победы над Наполеоном, настолько решительно и систематично выступала против притязаний России, что это чуть не привело к вооруженному столкновению между ними. Несмотря на победу России в Европе, ключи от Проливов находились в английских руках.
Точно так же и после «нотной войны» 1945–1947 гг. ключи от Проливов перешли в руки США, Великобритании и Франции — и совсем скоро в руки НАТО.
И сейчас западные демократии тем более приложат все усилия, чтобы Россия в минимальной степени контролировала Проливы. А у нашего государства, ослабленного потерей территорий и серией реформ 1990–2000-х гг., теперь стоит главная цель — не допустить пересмотра положений Конвенции Монтре. Сил теперь хватит только на это, и хорошо если хватит. Теперь Россия де-факто сама становится стражем Проливов, противостоящим НАТО и исламистскому Востоку.
Разумеется, Турция XIX–XXI вв. слишком слаба, чтобы в одиночку решать судьбу Проливов. За ней всегда стояли ведущие мировые державы, контролирующие европейскую политику, — Англия, Германия, США.
Особенно заметно это было сто лет назад.
Сто лет назад, как и никогда до этого, ни Англия, ни Франция не желали перехода Константинополя и Проливов в русские руки. Они лишь пользовались этим миражом как приманкой, на которую Россия (и не только Россия — в большей или меньшей степени это Греция и Болгария) должна была клюнуть. На Европейском континенте эти державы не могли противостоять Германии без России.
В то же время и основная линия политических противоречий между Россией и Германией уже с 80–90-х гг. XIX в. проходила через Ближний Восток в целом и через Константинополь и Проливы в частности. При этом в Европе особых противоречий между ними не было. Более того, Романовых и Гогенцоллернов сближали однородность их монархических интересов и совместные разделы Польши. Главным, если не единственным, средством вовлечь Россию в орбиту антигерманской политики могла быть лишь идея обладания Константинополем и Проливами.
«Союзники» России прекрасно понимали, что она после войны не удовольствуется применением к Проливам режима Суэцкого канала либо той или иной формой интернационализации Константинополя. Об этом хорошо знал Э. Грей, когда в самом начале войны, но уже после загадочных «ошибок» английского флота, резко изменивших (вследствие появления или скорее «пропуска» в Константинополь «Гебена» с «Бреслау») стратегический баланс на Черном море в ущерб России, мешал С. Д. Сазонову привлечь Болгарию на сторону Антанты и воссоздать под эгидой России Балканский союз. Знали Э. Грей и У. Черчилль, когда отправили Н. Бекстона на Балканы, чтобы воссоздать этот блок под эгидой Англии. Знали и другие члены британского кабинета, когда готовили Дарданелльскую операцию, чтобы войти (первоначально опираясь на греческую армию) в Константинополь раньше России.
Действия «союзников» привели не только к катастрофическим для России, но и к тяжелым для них самих последствиям, способствовали затягиванию войны и последующим опасным моментам противостояния.
Фактом было то обстоятельство, что британская политика диктовалась целью воспрепятствовать воцарению России в Константинополе, в то время как российская — стремлением сорвать попытки Англии, а затем и Франции создать в Константинополе благоприятные для них «совершившиеся факты».
Эгоистическая близорукость политики балканских государств в годы Первой мировой войны представляет собой слепок с политики великих держав, якобы боровшихся за «святость договоров» и «за права малых наций» на достойное существование. Н. Пашич, Э. Венизелос, В. Радославов, И. Братиано отличались от своих великодержавных коллег лишь меньшим масштабом вожделений да большей примесью лукавства в действиях — неизбежным спутником слабого, вынужденного ориентироваться на волю сильных и на соотношение их интересов. Когда началась война, каждое из балканских государств рассчитывало извлечь из нее как можно большую пользу для себя, не отказываясь ни от одного из ранее сделанных приобретений, несмотря на перспективу новых обширных территориальных приращений.
Существовали три возможности определения Россией судьбы Проливов: непосредственное владение ими, контроль над Проливами и сохранение в Проливах турецкого статус-кво.
В 1915–1917 гг. Российская империя пыталась реализовать первый вариант, в 1945–1946 гг. СССР — второй вариант, на настоящем этапе истории единственно возможным для России является третий.
Очевидно, что в настоящее время наиболее приемлемым для России вариантом является интернационализация Константинополя и Проливов, то есть именно та система, с которой сто лет назад боролась Российская империя. Это позволит уйти от доминирования в Проливах военно-политического блока НАТО. Константинополь вполне мог бы получить статус вольного самоуправляемого города. Это было бы естественно, ведь у Турции и так есть столица — Анкара.
Здесь будет интересно вспомнить вопрос об организации «временного» управления Константинополем, который был поставлен 12 марта 1915 г. памятной запиской М. Палеолога С. Д. Сазонову. План временного управления был построен на принципе соблюдения интересов каждой из держав Антанты.
Памятная записка М. Палеолога исходила из необходимости заранее регулировать порядок управления Константинополем, занятие которого «потребует столь важных и специальных политических, административных и финансовых мероприятий, что в деле их разрешения нельзя положиться на усмотрение военного начальника одной национальности, каковы бы ни были его личные достоинства». Этим устранялась единоличная военная власть представителя как России, так и Англии, осуществлявших Дарданелльскую и Босфорскую операции.
Каждая из держав имела право назначить по одному верховному гражданскому комиссару, которым надлежит действовать «по соглашению с военным командованием».
Ответ С. Д. Сазонова, с одной стороны, внес план разграничения зон военной оккупации Константинополя, а с другой стороны, предлагал, чтобы «военная власть в Константинополе была временно вверена старшему в чине из командующих оккупационными армиями трех союзников, при котором учрежден временный совет, состоящий из комиссаров трех союзных держав, которому было бы поручено гражданское управление городом».
