в данной местности держалась значительно выше средней и ледник начал уменьшаться в размерах, то установление нормальной температуры способно лишь замедлить, но никак не предотвратить гибель ледника. А выжить он может только в том случае, если несколько лет подряд среднегодовая температура окажется заметно ниже нормальной.
Похоже на то, что нечто подобное произошло и с сельской средой Нечерноземной зоны России. Реально восстановить жизнь нашего «сельского ледника» способны только решительные меры, одной из которых может стать предлагаемая концепция «просод». Необходима междисциплинарная организация, объединяющая дизайнеров, архитекторов, специалистов сельского хозяйства, биологов, инженеров. Объединяющая не механически, а так, чтобы достигался синергетический эффект, эффект целостности, когда общий результат значительно превышает простую сумму результатов составляющих частей. И в качестве основы объединения предлагалась наша концепция «просод». Это концепция бережного отношения к национальной культуре, сыновней любви к земле наших дедов и отцов.
Храни огонь родного очага,
И не позарься на костры чужие,
Таким законом наши предки жили
И завещали нам через века:
Храни огонь родного очага!
Лелей лоскут отеческой земли,
Как ни болотист и ни каменист он.
Не потянись за черноземом чистым.
Что до тебя другие обрели,
Лелей лоскут отеческой земли!
О. Фокина. Храни огонь родного очага
12-1. В 1985 году мне довелось делать доклад в Доме Архитектора, посвященной теме, о которой рассказывается в данном разделе. К сожалению, идеи доклада абсолютно не были восприняты. Написанную по материалам доклада статью удалось опубликовать лишь ровно через 30 лет. См.: А. В. Сикачев. Храни огонь родного очага – «Декоративное искусство и предметно-пространственная среда». Вестник МГХПА, 2015, № 4. А между тем высказанные в ней прогнозы осуществились полностью, причем в самом неблагоприятном варианте.
12-2. И. И. Лучкова. А. В. Сикачев. Каким быть сельскому дому? – Наука и жизнь. 1988, № 12.
Размышление Тринадцатое
Чтоб не распалась связь времён
Творения архитектуры и дизайна, как и человек, рождаются (создаются, производятся, строятся) живут (функционируют) и умирают (разрушаются, уничтожаются). Это не какие-то мгновения, не точки, а некие периоды, длящиеся во времени. Одни больше, другие меньше. У каждого из этих периодов свои особенности, свои закономерности.
Время остановить нельзя. Это справедливо применительно к любой области действительности. Еще Платон говорил: «Все вещи меняются, и ничто не остается на месте» [13-1]. Только что родившийся архитектурный объект и он же через многие годы жизни – это разные объекты. Функции многих архитектурных сооружений время от времени могут трансформироваться (иногда значительно) в связи с научно-техническими достижениями, социальными изменениями и другими факторами. Во многих случаях, так или иначе, изменяется внешний вид объектов. В связи с этим возникает очень непростая проблема о сохранении (или не сохранении) внешнего облика произведений архитектуры. А если облик конкретного объекта нарушен, то встает вопрос о восстановлении первоначального, «подлинного» облика.
Проблема чрезвычайно сложная и очень неоднозначная. Сохранять объект абсолютно неизменным в течение всей его жизни, означает его законсервировать. Какой-нибудь парковый павильон, функциональное назначение которого со временем не изменилось, законсервировать еще можно – были бы желание и деньги. А вот с жилым домом так поступить уже труднее. Архитектурный облик – это ведь не только экстерьер. Интерьер – такой же полноправный и неотъемлемый элемент архитектуры. Теоретически можно в доходном доме позапрошлого века ради абсолютной архитектурной неприкосновенности сохранить отопление печным и оставить все квартиры по-прежнему без современного кухонного и санитарно-технического оборудования. Однако подобное возможно лишь в каком-то совершенно уникальном случае. А в большинстве своем для реального продления жизни здания неизбежны его перепланировка, а, следовательно, и изменение его архитектуры. А если функция данного сооружения вообще умерла? Так ли уж целесообразно упорствовать на сохранении московского Манежа как здания для лошадей?
А с архитектурной средой положение еще запутанней. Теоретически можно было восстанавливать не Храм Христа Спасителя, а существовавшие еще ранее на этом месте строения, разрушенные в свое время ради строительства Храма. Или Красная площадь. Когда-то на ней не было Мавзолея. Так что – сносить его? А звезды на кремлевских башнях, установленные вместо уничтоженных орлов? А памятник Минину и Пожарскому стоявший когда-то на другом месте. Перенести на старое? Наконец не следует забывать, что шатры кремлевских башен – это тоже позднейшая надстройка, исказившая первоначально запроектированный облик Кремля. Неужели их следует снести?
Задача буквального восстановления первоначального облика представляется принципиально нерешаемой. Во-первых, такой подход подразумевает, что однажды восстановив объект до так сказать «правильного» состояния, мы в дальнейшем ничего изменять в нем не должны. А во-вторых, возникает практически неразрешимая проблема, а какое именно состояние объекта, то есть в какой момент его зачастую многовекового существования считать «правильным»?
В этом отношении показательна история знаменитой картины Рембранда «Ночной дозор». Картина была написана в 1642 году и называлась тогда «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга». И только в 1947 году выяснилось, что Рембранд изобразил совсем не ночь, а день. Просто полотно потемнело со временем. Вдобавок картина подверглась «урезанию» с обеих сторон и сверху. До какого «подлинного» состояния восстанавливать её? Каким «правильным» именем называть? Или такое явление, присущее жизни любого живописного произведения, как кракелюры – мелкие трещины красочного слоя, появляющиеся со временем на любой картине. «Джоконда» подлинная – с кракелюрами или без них?
Все это напоминает ситуацию шестидесятилетней женщины, стремящейся наперекор законам природы выглядеть как в тридцатилетнем возрасте. А почему, собственно, именно в 30 лет, а не в 25, 20, 15 или даже в 5 лет? Абсолютно такой же вопрос хочется каждый раз задать самим себе, когда возникает желание обеспечить абсолютное архитектурное воссоздание.
Что-то мешает человеку смириться с неотвратимостью перемен, и он пытается хотя бы нескольких людей, хотя бы отдельные сооружения и предметы сохранить на века. Но долгое время сохранять что-либо абсолютно ничего при этом не изменяя, довольно трудно. При попытках буквального сохранения архитектурных сооружений следует отдавать себе отчет, что подобно тому, как в Мавзолее сохраняется вовсе не Ленин, а мумия Ленина, так и буквально сохраняемое здание грозит превратиться в мумию. Сохранить всенародно демонстрируемую мумию одного или нескольких человек можно, но экспонирование миллионов мумифицированных людей – нечто кошмарное. Так и в архитектуре. Сохранить как неприкосновенные экспонаты для туристов несколько «мумифицированных» городов (таких, как Венеция) можно, даже в ущерб нормальной жизни ее обитателей. А вот мумифицировать абсолютно все города – занятие более чем сомнительное.
Нормально
