Доктор Мур вырезал у больного желчный пузырь, разработал препарат, который помогает при лечении лейкемии и других тяжелых заболеваний. «Препарат — это хорошо, — рассудил больной, — а желчный пузырь все-таки лично мой.» Тут пришло время сказать кое-что и ответчику. И он объяснился: «Если вы выбросите тюбик с краской, а Ван Гог, подобрав его на помойке, нарисует поле цветущих маков, придет ли вам в голову предъявлять авторские права на картину?».
Хорошо сказано, не правда ли? И как изящно: поле цветущих маков. К счастью, суд проявил здравомыслие и поддержал истца, мысль которого была достаточно простой: «Тюбик тюбиком, а пузырь дан мне Господом, а не тобою, мясник проклятущий…».
За собственную телесность приходится бороться. Современная наука, как может показаться, приблизилась к раскрытию важнейших секретов природы. Исследовательская мысль все глубже проникает в тайны Вселенной, в загадки живой, одухотворенной материи. В газетах промелькнуло сообщение о том, что некий препарат производит синтетические ткани, которые вживляются в организм. Толкуют уже не о желчном пузыре, а о так называемых бионических людях. Все части их тела будут искусственными. Это, естественно, разрушает традиционное представление о биологической природе человека. И вместе с тем, как никогда ранее, показывает его чрезмерную сложность, уникальность как явления природы, хрупкость…
Однако в чем уникальность, если телесность можно, попросту говоря, заместить, конструируя подобие человека? Вот уже английский журнал «Лиснер» обсуждает вопрос о том, не пора ли найти непривычные формы подачи материала. Пусть о новостях расскажет робот, неземное существо, эксцентрическая особь…
И вдруг обнаруживается нечто парадоксальное. Пока мы толковали о дефиците самоиронии, в западной литературе сложилось несколько течений, представители которых вообще отказывают человеку в оригинальности. В современных мировоззренческих дискуссиях все чаще раздаются голоса о том, что человек не являет собой никакой загадки. Все, что в истории философии традиционно осмысливалось как самобытность человека, теперь нередко получает тривиальное натуралистическое объяснение.
Современные социобиологи, например М. Рьюз, М. Мидгли, Э. Усилон, утверждают, что никакого барьера между зверем и человеком нет. Как, воскликнет изумленный читатель, а культурные традиции, моральные нормы? Разве волки знают муки совести? Неужто пчелы устанавливают обычаи? И потом человек обладает такими очевидными достоинствами, как речь, рациональность, культура… На все эти вопросы социобиологи подготовили аргументированные ответы.
Оказывается, живые существа живут по одним и тем же принципам. Даже многие из тех традиций, которые мы чтим как достояние человеческой цивилизации, зачастую имеют непосредственные аналогии в социальном поведений животных. Вас смущает слово «социальное»? Но именно так. Волки сбиваются в стаи, пчелы живут роем, олени бытуют в стаде… И все это без натяжки можно назвать, по мнению социобиологов, провозвестием человеческой социальной жизни. Даже альтруизм рассматривается не как специфически человеческое, а расхожее, природное свойство всего живого царства.
Животные, разъясняют социобиологи, общаются с помощью жестов. А ты, человек? Читая эти строчки, с какой стати изумленно приподнял брови? Отчего машинально, проклиная автора, сжимаешь руку в кулак? Жесты, как утверждается, неизбежно ведут нас назад, к глубинным типам поведения. Животные могут иметь чувства, которые кажутся нам сплошной мистерией. На что, например, похожа чайка во время инкубации? Что выражают собой карнавалы шимпанзе? Почему слоны проявляют такой странный интерес к своим мертвым собратьям, порой пытаясь даже захоронить их? Наконец, что заставляет китов выбрасываться на берег?
Итак, традиционное представление об уникальности человека не более, чем предрассудок. Фатально зараженный антропоцентризмом, он сам объявил себя властелином Вселенной, возомнил о своих воистину редких свойствах. Между тем человек всего лишь нагое животное, как горько признавался король Лир. И уже нет сил полемизировать с таким признанным авторитетом, как Кассирер, который полагал, что человек производит философию и поэзию точно так же, как шелковичные черви сплетают свои коконы, а пчелы строят соты…
Тайна человека как будто отступает под натиском натуралистических объяснений. И вместе с тем рождается парадоксальное видение проблемы. Вроде бы в человеке нет ничего уникального, зачатки всех его качеств есть в животном мире. И все же он принципиально несводим к набору этих свойств. Человек все-таки нечто «другое». Обилие натуралистических версий в конечном счете еще более усиливает ощущение неразгаданности человека. В чем же секрет?
Пожалуй, не стоило бы браться за перо, чтобы утвердить право социобиологов проникать в тайны животности человека. На моем рабочем столе новинки западной философской антропологии. Отбирая Материалы для хрестоматии, ловлю себя на мысли: «Нет, классическое представление о том, что человек как живое существо уникален и несет в себе вековечную тайну, вовсе не угасает».
Напротив, чем явственнее обнаруживают себя натуралистические тенденции в истолковании человека, тем сильнее сказывается стремление многих ученых отстоять представление о том, что человек принципиально «иное» существо, заключающее в себе тайну неповторимости.
Так не хочется быть ординарным в этом многоликом мире! В самом общем виде проблема уникальности человека кажется постижимой. Разумеется, человек обладает рядом необычных свойств. Он отражает в своем сознании величественное многообразие окружающего. Он творит мир культуры. В нем гамом — удивительное сплетение природных и социальных качеств. Человек безмерно сложен и неисчерпаем:
Мы источник веселья — и скорби рудник,
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир — многолик.
Он ничтожен — и он же безмерно велик![5]
Но в этой множественности образов человека и заключена трудность расшифровки проблемы. Говоря об уникальности того или иного животного, мы можем указать на особенности его биологической организации. Раскрывая своеобразие человека как неповторимого существа, мы теряемся в перечислениях. Едва ли не каждое свойство Адамова отпрыска претендует на исключительность. У человека есть разум, совесть, воображение, долг, дар общения… Чему отдать предпочтение?
Перебираю эти качества одно за другим, прослеживаю развитие философской мысли. И вдруг ловлю себя на дерзком суждении. Вопреки традиции, все, что философы канонически считают благословенным даром человека, обусловливающим его уникальность, на самом деле таковым не является. Более того, можно указать на одну особенность человека, которая в конечном счете определяет все другие черты сына природы, кажущиеся нам неповторимыми.
Но сначала о том, что мыслители разных эпох уже назвали человеческой природой или даже сущностью человека. Уникальность человека многие ученые усматривают в том, что он обладает особой телесностью, высокоорганизован как организм. Теперь спросим: верно ли, что человек обладает сложной и относительно совершенной биологической организацией? Можно ли принять за аксиому, что живая материя по собственному внутреннему устремлению тянется к одухотворению и что, стало быть, возникновение сознания венчает развитие всего живого? Выражает ли антропогенез последовательно развертываемое величие природы?
Современные научные постижения и открытия разрушают многие из этих утверждений. С точки зрения реального развития живой материи кажется бессмысленным представление о том, что все живое на Земле подчинено человеку. Как живое существо, человек — продукт длительного природного развития. Однако, как свидетельствует современное знание, оно вовсе не содержит в себе накопление только гармонически благодатных задатков и свойств. Анализ эволюционного процесса показывает, что в природе далеко не всегда обнаруживается закон всеобщего прогресса.
Уникальность человека трудно вывести из чисто эволюционистских воззрений. Напротив, именно последовательно проведенный эволюционный анализ нередко устраняет мысль о нетривиальности человека. Уместно вспомнить здесь иронию Марка Твена, который исходил из предвидения Творца, будто человеку понадобится устрица. Вот эти строчки: «Но ведь устрицу нельзя сотворить на пустом месте, надо прежде сотворить ее предка. Сперва необходимо сотворить огромное количество разнообразных беспозвоночных — белемнитов, трилобитов, кармелитов и иезуитов и тому подобную мелочь, а затем бросить их мокнуть в первичном океане, сесть и ждать, что из этого получится…»[6].
