Понятно, что интересы агента и принципала не тождественны. Коррупция – это процесс, когда агент за соответствующее вознаграждение действует в интересах клиента , оставаясь в рамках отведенных принципалом управленческих возможностей. Принципал не способен поставить заслон коррупции по трем причинам: во-первых, сложные решения не подлежат стандартизации, а значит, нет критериев их оценивания. Во-вторых, информационная асимметрия ограничивает эффективность контроля. В-третьих, коррупция агента отнюдь не обязательно означает блокирование целей принципала, они могут реализовываться одновременно. Более того, дорожа местом, приносящим коррупционный доход, агент оперативно и эффективно выполняет все распоряжения принципала.
Клиент может выходить непосредственно на контакт с принципалом, минуя агента, что порождает деление коррупции на политическую (на стадии принятия законов) и административную (на стадии их применения). Впрочем, ряд исследователей считает, что выход клиента на принципала неверно определять как коррупцию, предлагая термин «захват власти». Но в любом случае теория агентских отношений описывает лишь малый сегмент коррупции, ограниченный бюрократической средой. Фактически коррупция рассматривается как теневой налог на частный сектор, который собирает чиновничество в силу монополии на принятие важных для бизнеса решений («приватизация государства»).
Эта модель (принципал – агент – клиент) ясно показывает, что основная проблема борьбы с коррупцией в бюрократической среде состоит не в отсутствии политической воли и не в мягкости законов, а в принципиальной неустранимости ее базового условия. Речь идет о свободе маневра чиновников, т.е. о его праве варьировать свое решение по собственному усмотрению. Там, где такого права нет (например, выдача паспорта в возрасте 14 лет при соблюдении формальных требований), нет и коррупции. Но специфика управления в том и состоит, что без возможности «действовать по обстоятельствам» на каждом уровне административной иерархии бюрократическая машина довольно быстро исчерпает свои управленческие возможности. Формальный алгоритм принятия управленческих решений годится только в типовых ситуациях. Скажем, выбор победителя тендера явно не относится к их числу. На местах виднее. И места этим пользуются. Если задаться целью формализовать любые действия чиновника, то коррупция если и не исчезнет, то заметно сократится. При этом возрастет неадекватность управления, не говоря уже о затратах на контролирующий аппарат. Общество заплатит за борьбу с коррупцией слишком большую цену. Поэтому задача государства состоит не в уничтожении коррупции (что невозможно), а в ограничении ее на уровне равновесия социально-экономических выгод и расходов, связанных с этим ограничением.
Модель отношений между принципалом и агентом применима и к так называемой «корпоративной» коррупции. Акционеры выступают в роли принципалов. Свои цели собственники пытаются достичь, нанимая менеджеров (агентов в терминах этой модели). Спуская рамочные условия оперативного руководства, акционеры вынуждены предоставлять менеджерам свободу маневра. В результате создается принципиальная возможность коррупции как реализации целей менеджеров во взаимодействии с другими рыночными акторами в обход или вопреки интересам акционеров.
Тема преступлений и наказаний традиционно любима экономистами неоклассичского направления. Тремя китами борьбы с коррупцией в бюрократической среде являются контроль , побуждения служить честно и санкции за коррупционное поведение. На сравнении ожидаемой выгоды и возможных издержек построено экономическое моделирование коррупции на микроуровне. Санкции оцениваются как сумма прямых потерь (штраф, конфискация имущества) и косвенных издержек (упущенные выгоды, связанные с арестом и потерей работы). Помимо размера санкций учитывается вероятность быть пойманным. То есть коррупционное поведение лишь отчасти ограничивается системой наказаний. Не менее важную роль играет поощрение некоррумпированного поведения, увеличивающее косвенные издержки преступления ввиду потери легальных доходов, общественного уважения, привилегий представителей власти.
Оценка риска зависит от положения чиновника и доступной ему информации. Рост раскрываемости коррупционных действий повышает субъективную оценку риска. При этом зависимость наказания от размера взятки снижает размер взяток, но повышает их число. Наоборот, высокая вероятность быть пойманным сокращает объем коррупционных услуг, но повышает единовременный размер взятки.
Подобный подход характерен для неоклассической экономики в целом при изучении криминального бизнеса. В крайне упрощенной форме позиция экономистов сводится к признанию калькулируемой выгоды противоправного действия основным или, как минимум, решающим условием криминальной активности. Эта выгода учитывает три обстоятельства: прибыльность криминальных сделок, риск разоблачений и тяжесть наказаний. Собственно на этих «трех китах» строится базовая модель экономической теории преступлений. Остальное – уточнение и спецификация этих переменных [68] .
Например, утверждается, что штрафы и лишение свободы оказывают различное воздействие на правонарушителей с разной величиной человеческого капитала. Эта идея высказывалась Г. Беккером, которого справедливо считают основателем научной школы экономики преступлений и наказаний [Беккер, 2000, с. 28 – 90]. Нахождение под стражей не только обрекает на уплату компенсирующих выплат, но и лишает тех денег, которые могли бы быть заработаны за время ареста, а также возможностей наращивать свою квалификацию. Поэтому для высококлассного специалиста экономические последствия ареста сопоставимы только с очень большим штрафом, существенно превышающим штрафы, предусмотренные действующим законодательством. Для тех же, чей человеческий капитал невелик, даже скромные штрафы могут быть более ощутимы, чем лишение свободы. Моральные аспекты этой дилеммы не учитываются. Отсюда вывод о дифференциации форм наказаний: криминальная деятельность людей с высоким и востребованным на рынке образованием должна караться преимущественно арестом, а криминальная активность малообразованных – штрафом. Применительно к контрафактному бизнесу это означает различие форм наказания для химика, разрабатывающего формулу поддельного шампуня, и рабочего, пакующего эту продукцию. Первый боится депрофессионализации за время содержания под стражей, второй – потери заработанных денег.
При всем разнообразии экономических моделей коррупции есть объединяющее их начало. Фактически, игнорируется социальная укорененность экономических субъектов, понимаемая как включенность индивида в социальную среду. Мораль, общественное давление хотя и упоминаются, но практически не принимаются в расчет. Против этого решительно восстают экономсоциологи, а также методологически близкие к ним антропологи и экономисты-институционалисты.
Экономико-социологический подход: коррупция как взаимодействие социально укорененных субъектов
Основной посыл работ экономсоциологов, изучающих коррупцию, – попытка посмотреть на коррупцию глазами ее участников, не сводимых к модели рациональных распределителей ограниченных ресурсов. Эти работы объединяет категоричное неприятие внеисторических и внекультурных «знаний» о коррупции.
Действительно, экономическая история знает массу примеров, когда социальные нормы сдерживали коррупцию, обусловленную экономической целесообразностью, или, наоборот, придавали ей трудно объяснимый размах. Этнокультурная специфика, конфессиональные особенности, семейный уклад, сетевые контакты, корпоративная культура, профессиональная этика, идеология, обычаи и иные «социальные оболочки» индивида выступают ограничителями его поведения, существенно трансформируя его представление о должном и правильном [Тимофеев, 2000; Сатаров, 2002].
Например, уровень коррупции существенно различался в союзных республиках СССР, что было связано с различиями национальных культур. В весьма схожих по уровню экономического развития Чили и Мексике разительно отличается масштаб коррупции (Чили «чище»). А страны с конфуцианской культурой (Сингапур, Япония) уступают по размаху коррупции странам того же региона (Пакистан, Индия), исторически не воспринявшим конфуцианство как кодекс поведения честного и мудрого чиновника.
Не калькулируемая рациональность индивида, а идеологические установки и социальные нормы определяют размах коррупции в обществе. Даже если при отлучении государства от экономики сократится армия коррумпированных чиновников, эта победа при отсутствии морального табу вполне может «компенсироваться» ростом корпоративных взяток, обслуживающих продвижение товаров и покупку сырья и материалов.
