Найти какой-то общий план в Петровских реформах сложно. С планом Ключевского, составленным им самим на основе идей и проектов, выработанных предшественниками Петра Великого, реальные преобразования царя-реформатора совпадают лишь отчасти. К тому же нет никаких серьезных свидетельств тому, что Петр вообще это наследие осмысливал и использовал как единое целое.
Совпадения объясняются тем, что петровские нововведения и замыслы его предшественников были продиктованы самой жизнью, насущными потребностями России. Афанасий Ордин-Нащокин, Василий Голицын и Петр I отвечали на одни и те же вопросы, но каждый в меру своих способностей и темперамента. В чем-то ответы совпали, а в чем-то нет.
Конечно, Петр использовал наработки своего отца по формированию русской регулярной армии и идеи первого русского канцлера Ордина-Нащокина, но пошел много дальше их, решительно применяя западный опыт и европейские знания. Лекции в «заграничных университетах» Петр слушал не зря. На других же направлениях, например в вопросе освобождения крестьян, реформатор не только не сдвинулся с места, но того хуже – усугубил проблему.
Задачу отмены рабства, поставленную еще его предшественниками, Петр предпочел передать по наследству потомкам. И вовсе не потому, что руки не дошли или смелости не хватило. К своим подданным царь относился скептически. Если Иван Грозный называл свой народ скотом, то Петр считал подданных детьми, не способными без принуждения сесть за азбуку. В 1723 году, уже подводя итоги своей деятельности, он ничуть не раскаивался в том, что оставил народ в неволе, а реформы проводил силой:
…Не все ль неволею сделано, и уже за многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел.
Именно здесь Петр категорически не хотел использовать западный опыт, хотя есть свидетельства, что иностранцы, да и некоторые русские советники, настоятельно рекомендовали царю дать подданным умеренную свободу.
Единственное, что не нравилось Петру, так это работорговля, особенно розничная, когда разбивались семьи. В 1721 году он направил в Сенат указ, который, если внимательно в него вчитаться, абсолютно не характерен для властного Петра и напоминает скорее не приказ, а просьбу:
…Продажу людей пресечь, а ежели невозможно будет того вовсе пресечь, то хотя бы по нужде продавали целыми фамилиями или семьями, а не порознь.
С другой стороны, только в последние пять лет своего правления Петр издал тридцать указов о поимке беглых крепостных, предусматривавших жесточайшие наказания.
Недаром Александр Пушкин честно отметил, что некоторые из тогдашних петровских указов «написаны кнутом». Во времена Петра было лишь два места, где мог безнаказанно укрыться беглый, – это армия и фабрика. Петр считал расточительством возвращать в крепостное состояние профессионального солдата или мастерового.
Петровские реформы идут вперемешку в разных направлениях одновременно, иногда не очень последовательно по замыслу, но всегда очень решительно по исполнению. Нововведения накладываются друг на друга, по ходу дела постоянно корректируются, видоизменяются, стремительно нарастают, как снежный ком, летящий с горы. Лишь в самом конце всей этой круговерти можно увидеть более или менее законченную форму – то, что, собственно говоря, потомки и называют реформами Петра Великого. Уже давно было замечено, что, говоря о Петровских реформах, чаще всего имеют в виду не сам процесс преобразований, а уже конечный результат деятельности Петра. И вправду, легче объяснить, что получилось, чем рассказать, как это происходило.
Реформы, если не считать военной, начались после Полтавы, когда руки у царя оказались развязанными и он смог больше времени уделять внутренним вопросам. До этого зачатки реформ и незаконченные обрывки реформаторских мыслей нужно искать в бесчисленных петровских письмах: он рассылал их во все концы страны со строгими и мелочными указаниями, что делать и как делать (пилить дерево вдоль или поперек, какие гвозди использовать и т. д.).
Письма заменяли законы, а само дело поручалось не учреждениям, а доверенным лицам, наделявшимся в каждом конкретном случае особыми полномочиями. Функции специалистов самых разных областей тогда чаще всего выполнял гвардейский офицер Преображенского или Семеновского полка: ему поручалась то организация солеварения, то надзор за духовенством, то дипломатическая миссия за рубежом.
После Полтавы ситуация коренным образом меняется. В дело, сначала медленно, а затем стремительно нарастая количественно, вместо царских писем вступают законы. Эта динамика хорошо видна на конкретных цифрах, отраженных в «Полном собрании законов Российской империи»: за период с 1700 по 1709 год в собрание включено лишь 500 законодательных актов, за следующие десять лет уже 1238 и почти столько же за последние пять лет правления Петра.
Постепенно меняется отношение и к гвардейскому офицеру – главному двигателю начальных лет правления Петра. С годами он все реже отрывается от своей основной службы, а на смену ему приходит профессиональное чиновничество.
Дворянство, которое в первые годы правления Петра занималось всем и сразу (один и тот же дворянин то служил в армии, то был приставлен к гражданской службе, то занимался своим поместьем), начинает специализироваться. Гражданская служба перестает считаться службой второго сорта по сравнению с военной. В 1722 году появляется Табель о рангах, вводится новая классификация для чиновничества – 14 рангов, или классов, четко расставивших всю служилую братию по местам: военных – по своим, гражданских – по своим, придворных – по своим.
И здесь, как и в армии, каких-то особых привилегий для дворянства Петр не создает. В разъяснении к Табели о рангах прямо указано, что знатность сама по себе без службы ничего не значит, людям знатной породы никакого ранга не дается, пока «они государю и отечеству заслуг не покажут». С другой стороны, любой получивший чин 8-го класса становился дворянином вместе со своими потомками.
Коренной перестройке подвергается вся конструкция государственного управления сверху донизу, причем в основном Петр использует западные образцы, хотя и насаждает их, стараясь по мере сил учитывать русские особенности. Петру, как царю-мастеровому, обожавшему всяческие поделки, особенно нравилось сравнение государственного механизма с часами. Подобное сравнение подсказал царю Лейбниц:
Опыт достаточно показал, что государство можно привести в цветущее состояние только посредством учреждения хороших коллегий [министерств], ибо как в часах одно колесо приводится в движение другим, так и в великой государственной машине одна коллегия должна приводить в движение другую, и если все устроено с точной соразмерностью и гармонией, то стрелка жизни непременно будет показывать стране счастливые часы.
Конструкцию часов Петр не стал выдумывать заново, а снова прибег к западному опыту. Еще в 1715 году русские резиденты в Европе получили приказ составить подробные описания деятельности всех государственных учреждений страны пребывания. Особенно он торопит посла в Дании, поскольку «мы слышали, что и шведы от них взяли». Затем, не удовлетворившись информацией из Дании, снова обращается к опыту своих «учителей» – шведов.
Поскольку со шведами еще идет война, проводится тайная операция по засылке туда специального агента. Им стал иностранец, некто Генрих Фик, поступивший к царю на службу. Именно его, причем не с русским, а с датским паспортом, отправляют в декабре 1715 года в Стокгольм, чтобы добыть там уставы и регламенты. Неизвестно, под каким кодовым названием проходила вся эта тайная операция, но ее вполне можно было бы назвать «Похищение Европы. Часть вторая». Если на первом этапе у Запада заимствовали просто механизмы, то теперь уже механизмы государственного управления. Учитывая важность операции, царь лично пишет русскому послу в Дании Василию Долгорукому, снабдившему Фика датским паспортом: «Держите сие тайно».
Таким образом, в 1720 году в основном по шведскому образцу вместо старых приказов появляются коллегии, главными из которых стали Военная, Иностранная, Адмиралтейская, Коммерц-коллегия, Юстиц-коллегия, Берг-Мануфактур-коллегия (металлургия и легкая промышленность), Камер-коллегия (доходы), Штатс-контор-коллегия (расходы) и Ревизион-коллегия (контроль за использованием казенных средств). Западное влияние здесь очевидно.
Сюда же следует приплюсовать и учрежденный Петром в 1721 году Синод. Упразднив сан патриарха, царь поставил Русскую православную церковь под полный контроль бюрократического ведомства по церковным делам, причем реальным управляющим там стало вовсе не духовное лицо, а так называемый обер-прокурор, а его назначал лично Петр из среды все тех же проверенных номенклатурных работников – гвардейских офицеров.
