Не могу сказать, видел ли эту пьесу один чиновник из Петербурга, но узнав, что его родная дочь стала подкидышем, он умер от разрыва сердца. А произошло вот что. Когда у этого чиновника родилась дочь, то, как тогда и было заведено, пригласили кормилицу, поскольку считалось, что кормление ребёнка портит женщине грудь. Кормилиц находили по рекомендации, а также по объявлениям в газетах. Тогда можно было прочесть, например, такое объявление: «Молодая женщина желает взять на грудь дитю». Наши счастливые родители и взяли бедную простую женщину, родившую двумя-тремя днями раньше тоже дочь, которую она сдала в Воспитательный дом. Прошло время, срок кормления кончился, и с кормилицей пора было расстаться, однако она так привязалась к дому, к девочке, которую вскормила, что уходить не захотела и попросила оставить её в доме хотя бы кухаркой. Барыня согласилась. Прошло ещё 14 лет, и однажды горничная, поссорившись с кухаркой, открыла хозяевам страшную тайну, которой в минуту откровенности та с ней поделилась. Она рассказала хозяевам о том, что кухарка сдала в Воспитательный дом не свою дочь, а их. Свою же она оставила в доме. Бедные родители бросились в Воспитательный дом, где им сказали, что дочь, оставленную кормилицей, передали в крестьянскую семью из подмосковной деревни. Там её и отыскал отец. Оказалось, что найденная девочка и его жена как две капли воды похожи друг на друга. Тогда-то, не выдержав удара судьбы, отец и умер. Он ведь прекрасно понимал, какая судьба ожидала изгоев, «не помнящих родства». «Питомка», как называли незаконнорождённых девочек, когда немного подрастала, отдавалась Воспитательным домом на «кормление» в какую-нибудь семью, часто деревенскую, а после исполнения восемнадцати лет должна была вернуться в Воспитательный дом и отработать по его указанию в каком-нибудь городе затраченные на её содержание средства, став так называемой «наймичкой», то есть девушкой, работавшей по найму. Направления в другой город можно было избежать, только выйдя замуж Положение мальчиков было не лучше. Ещё в середине XIX века их ссылали в Сибирь или отдавали в солдаты. В 1880-е годы находились прохвосты, которые собирали по деревням детей, обещая родителям их «пристроить» за небольшую плату, а потом привозили в Москву или другой большой город и сбывали купцам. Те, если дети становились им не нужны, отдавали их кому придётся, так что родители, если бы и захотели, не могли их найти. Выросши, эти несчастные не имели понятия, кто они, откуда, кто их родители, а главное, не могли получить документ, удостоверяющий их личность, звание и вероисповедание. При таком положении они по закону считались бродягами и их ждали тюрьмы и ссылки. Некоторым, правда, везло. Если удавалось достать деньги, то за взятку можно было приписаться к мещанскому сословию и получить документ на имя одного из умерших членов «общества». Помимо всего прочего народные предрассудки порой унижали их кличкой «ублюдок» и пр., а то и клеймили их принадлежностью к нечистой силе. В. В. Вересаев как-то записал в свою записную книжку такой разговор:
«— Вы себе как представляете Антихриста, с рогами и когтями? А он ведь уже народился.
— Где же он?
— Он есть то, что рождено в прелюбодеянии. Он родился от девы, как и Христос, только прелюбодейно, как незаконнорождённый. Христос ведь не был незаконнорождённым, заметьте себе!.. Каждый незаконнорождённый есть предшественник Антихриста. Апостол Иаков в послании, глава первая, говорит, — „Похоть, зачавши, рождает грех“».
Вот и попробуй докажи такому «проповеднику», что он несёт бред, так ведь ничего не получится, он на апостола сошлётся, а опровергнуть в то время апостола было невозможно.
Судьбы всех этих малюток, выживших в Воспитательном доме, в чужих семьях, тюрьмах, ночлежных домах и прочих заведениях, составляют одну из самых мрачных страниц русской жизни.
Либеральные преобразования в России в начале XX века привели к тому, что и в этой области наметились определённые сдвиги. Во всяком случае, на эту тему стали говорить и спорить. Некоторые предлагали вообще уравнять детей, рождённых в браке и вне его. Такая точка зрения встречала резкий отпор у консервативной части общества. Эта часть считала невозможным уравнивать «звериный обычай» с законным браком. Противники уравнения детей в их правах возражали и против упразднения самого термина «незаконнорождённый». Упразднение его означало для них забвение закона, не безразличного к брачному состоянию родителей. «Мыслимо ли требовать, — вопрошали они, — чтобы незаконнорождённые дети получили право на наследство отца? Не уравнивается ли таким образом честная законная семья со случайным сожительством и как, вообще, можно состояние любострастия делать равнозначным и равночестным браку? Если общество хочет сохранить семью, то оно обязано хранить и её права, а не уравнивать супругов с любовницами». Незаконнорождённые дети, по их твёрдому мнению, не могут не только получать наследство, но и наследовать сословную принадлежность. Сословный строй казался русским консерваторам таким же незыблемым, как индусу кастовый. Совесть же свою они утешали рассуждениями о том, что дети богатых родителей получают богатое наследство, а дети бедных — бедное. «Общество и государство, — утверждали они, — вообще не властны над множеством последствий, проистекающих от необходимых или неизбежных условий общежития, одним из необходимых и неприкосновенных условий которого является семья». Всё это, конечно, утешительно, только как, наверное, было обидно сыну дворянина, когда его секли как простого крестьянина только потому, что наследовать сословие своего папаши, согрешившего с крестьянкой, он по закону не имел никакого права.
Но что бы там ни было, а население Москвы росло. За 30 лет, с 1868 по 1908 год, рождаемость в городе увеличилась в два раза: с 25 029 новорождённых до 50 622. Данные же о росте населения Москвы выглядели следующим образом: в 1871 году в Москве проживало 601 969 человек, в 1882-м — 753 469, в 1902-м —1 179 347,в 1907-м — 1 345 749 и в 1912 году — 1 617 157 человек. Более половины населения составляли рабочие фабрик, заводов, а также строители, рабочие транспортных и других предприятий. Сюда же относились подёнщики и безработные, которых насчитывалось примерно 18 тысяч человек Жили они в основном за чертой Садовых улиц, на окраинах. Около 80 тысяч человек, или 11 процентов населения, составляла домашняя прислуга — горничные, кухарки, дворники и пр. Мелкие торговцы и ремесленники, имеющие одного-двух приказчиков или работников, составляли 5 процентов населения (33 тысячи). Ещё меньшие группы населения составляли военные и полицейские (около 26 тысяч), чиновников и служащих разных учреждений насчитывалось 10,5 тысячи, духовенства — около семи тысяч, педагогов было около 13 тысяч, несколько меньше медиков и юристов, свободных художников — их насчитывалось около семи тысяч и около восьми тысяч — рантье. Это о них писала тогда одна из газет: «Наши капиталисты предоставили всю пользу от новых предприятий иностранцам, а сами стригут купоны. У них от этого мозоли на пальцах от ножниц».
Все эти годы население Москвы в значительной степени увеличивалось за счёт приезжих. Увеличение рождаемости, кстати, было также связано с этим явлением: плодились приезжие. Ежегодно за счёт приезжих население Москвы увеличивалось на 25 тысяч человек Прибывали люди, как правило, из губерний, окружавших Москву. Пристраивались они обычно в качестве домашней прислуги (23 процента), рабочих транспортных, трактирных, торговых и прочих заведений, а дети и подростки — учениками ремесленников, половыми в трактирах, мальчиками в лавках и т. п. Ежегодно прибывали в Москву и тысячи сезонных рабочих. Наиболее оседлой частью населения, если считать по сословиям, были мещане, цеховые, купцы и почётные граждане. Более половины их родилось в Москве. Среди дворян коренных (родившихся в Москве) москвичей была только треть. И все они хотели пить и есть, а поэтому содержание такого большого по тем временам города требовало немалых расходов.
Суета московской жизниВ 1863 году в Москве было введено так называемое общественное самоуправление, создана городская дума. В 1888 году городскому управлению исполнилось 25 лет. По этому случаю на Красной площади снесли грязные и рваные парусиновые палатки, из которых состояли торговые ряды, а созданная думой особая комиссия составила обстоятельнейшее «Историко-статистическое описание города Москвы». Активнейшее участие в составлении этого описания принял депутат городской думы М. П. Щепкин, наиболее квалифицированный и работоспособный из всех её членов, о котором нам не грех с благодарностью вспомнить.
Из этого «Описания» следует, что наибольшие расходы городской казны приходились на содержание полиции. Немало средств шло на пути сообщения, на пожарных, на освещение и очистку города. Зато затраты на начальное образование были невелики. Авторы отчёта, сравнивая их с расходами на такое же образование в крупных городах Западной Европы, указывали на то, что в Москве на начальное образование тратится в перерасчёте на франки 1,5 франка на жителя, между тем как в Вене, Париже и Берлине — от 9,5 до 10,5 франков, а во Франкфурте-на-Майне и Дрездене — 13–14 франков.
