Эта логическая теория, обстоятельно изложенная Чернышевским, выводит все поведение человека из созданного отбором естественного и почти абсолютного эгоизма. Подкупая своей простотой, самоочевидностью, она может служить прекрасной идеологической базой – впрочем, по большей части для тех, кто, резервируя ее для личного употребления, для окружающих исповедует в качестве защитной какую-либо другую идеологию.
Но если инстинкт самосохранения главный, то все прочие инстинкты и эмоции, все пронизывающие историю факты верности дружбе, массового героизма и самоотвержения, возрождения общечеловеческих этических принципов почти сразу после снятия различных форм сверхдавления, – являются лишь результатом отказа от естественных чувств, инстинктов и эмоций. Однако теория разумного эгоизма – как естественной основы этики человека – опровергается развитием чувства справедливости даже и у таких детей, которых воспитывали в духе устремления к благополучию во что бы то ни стало. Теория разумного эгоизма опровергается быстрым распространением религий и мировоззрений, требовавших немедленного самопожертвования во имя блага будущих поколений, в частности мировоззрений, не обещавших своим приверженцам ни благ на земле, ни загробной компенсации. Будучи совершенно искренней, идея справедливости оказалась чрезвычайно регенерационноспособной, фениксом, возрождающимся из пепла.
Как сочетать с теорией разумного эгоизма, например, отречение французской знати от своих вековых привилегий? Или попытку русских аристократов-декабристов провести в столь опасных условиях лично им невыгодную революцию? Как сочетать с этой теорией поддержку революционных партий почти всей русской интеллигенцией? Неужели революционеры всех времен и народов жертвовали собой из личных интересов или честолюбия? Почему перед мобилизацией или боем ловчат только единицы? Неужели массовая запись добровольцев на опасную войну связана лишь с воспитанием или является своего рода брачным оперением?
Но если все это является выражением какого-то естественного альтруизма, то откуда этот естественный альтруизм появился?
Никто не станет оспаривать, что готовность матери и отца рискнуть жизнью, защищая свой помет или детеныша, порождена не воспитанием, не благоприобретена, а естественна, заложена в родительской природе. Но родительское чувство у животных длится лишь тот срок, на протяжении которого детеныш и помет нуждаются в помощи и охране родителей. Следовательно, этот инстинкт действует лишь постольку, поскольку он способствует сохранению потомства и передаче наследственных особенностей родителей. Наоборот, отсутствие родительских инстинктов начисто отметает родительские генотипы, и потому естественный отбор сохранял, усиливал и совершенствовал родительские инстинкты. Но уже у стадных животных этот тип альтруизма распространяется за пределы семьи и охватывает стаю, стадо, которые иначе, в отсутствии чувства взаимопомощи и долга у ее членов, обречены на быстрое вымирание, ибо у многих видов животных только стая, а не пара родителей, способна одновременно осуществлять систему сигнализации об опасности, систему защиты и откорма детенышей. Если отсутствует передача опыта родительским примером, то стадно-стайные инстинкты тем более оказываются наследственно закрепленными, точно так же, как защитная окраска, наличие когтей и других средств самообороны.
12.1. С чего начинается человек и… человечность?
Эволюция вида одновременно идет в разных направлениях, но с разной скоростью. Гемоглобин человека отличается от гемоглобина гориллы лишь одной аминокислотой из 247, и, вероятно, таков же уровень различий других биомолекул. От появления питекантропов («человека прямоходящего») нас отделяет около 1.5 млн. лет, от неандертальцев (ранняя форма «человека разумного») – 125 тыс. лет, а современный человек появился около 50 тыс. лет назад. Одно поколение составляет около 25 лет, и мы отделены от нашего звероподобного предка всего несколькими тысячелетиями поколений отбора. Но что же мог за это время сделать отбор?
Эволюция вида идет направленно, по определенному видовому каналу, и, например, тутовый шелкопряд под влиянием отбора способен за десяток поколений пройти наследственный сдвиг от огромной бабочки с коконом, весящим 3 грамма, до карликовых экземпляров, с весом в 6-7 раз меньшим и в три раза ускоренным развитием. Иными словами, наличие такого видового канала обеспечивает не только сверхбыструю эволюцию, но и эволюцию коррелированную, согласованную по целым системам признаков. Не так много лет потребовалось, чтобы из тапирообразной морды вырос хобот слона и чтобы сформировалась шея жирафа, отдавшая в его распоряжение всю листву, недоступную другим животным.
Когда наш предок начал ходить на задних лапах, а передние лапы стали руками, появились орудия, стремительно рос мозг, слагался совершенно новый канал коррелированного сверхбыстрого эволюционирования, канал, предуказанный длительной беззащитностью детеныша. Эта беспомощность, беззащитность детеныша связана с прогрессирующей кортиколизацией мозга, перемещением функций из стволовой части в кору.
Параллельно эволюционному росту мозга все более удлинялся срок беременности, а главное, срок беспомощности детенышей, в течение которого они нуждаются в охране не только родителей, но и всей стаи. У самых примитивных племен детеныш до шести лет совершенно неспособен к самостоятельному существованию, к добыванию пищи, к обороне, и даже у индейцев он лишь в девять лет становится способным к самостоятельной охоте. Непрерывная охрана, непрерывная подкормка детей и беременных, численность которых составляла не меньше трети стаи, могла осуществляться только стаей в целом, скованной в своей подвижности этой массой беспомощных носителей и передатчиков ее генов. И если эволюция человека, начиная от питекантропа, оставила следы в виде постепенно меняющихся скелетов, то в отношении наследственных инстинктов и безусловных рефлексов человек должен был дальше отдалиться от питекантропа, чем выводковые птицы от гнездовых.
В долгий период палеолита и неолита, когда территориальная разобщенность племен быстро обрывала распространение таких по преимуществу человеческих инфекций, как чума, холера, оспа, корь, дизентерия, тифы, когда женщина рождала 10-15 детей, а из них доживало до зрелости лишь двое-трое, тогда выживание племени главным образом зависело от защиты против хищников, охраны и прокорма детенышей. Лишь при прочной внутриплеменной спайке потомство могло дожить до возраста самостоятельности. Зато сохранение хотя бы половины «поголовья» на протяжении четырех-пяти поколений порождало геометрический взрыв размножения, и инстинкты, которые мы позднее назовем альтруистическими, могли распространяться на значительные пространства. Стаи дочеловеков и племена могли не конкурировать друг с другом, но все равно природа безжалостно истребляла тех из них, в которых недостаточно охранялись беспомощные дети… и старики.
Стаи и стада дочеловека могли существовать и без каких-либо коллективистских и альтруистических инстинктов. Они могли побеждать и даже плодиться без них. Без этих инстинктов они только не могли выращивать свое потомство, а следовательно, не могли передавать свои гены и вымирали, образуя бесчисленные тупики эволюции. Выживать могли лишь сообщества с инстинктами и эмоциями, направленными не только на личную защиту, но и на защиту потомства, на защиту стаи в целом, защиту быструю, молниеносную, инстинктивную. В условиях доисторических и даже исторических наличие таких инстинктов должно было проверяться естественным отбором почти непрерывно.
Но могли ли эти инстинкты ограничиваться лишь заботой о потомстве или же становление человечества неизбежно было связано с естественным отбором на альтруистические инстинкты гораздо более широкие?
12.2. Этика как продукт естественного отбора
Естественный отбор на этические эмоции. Круг инстинктов и безусловных рефлексов, необходимых для сохранения потомства, – огромен. Требуется не просто храбрость, а храбрость жертвенная, сильнейшее чувство товарищества, привязанность не только к своей семье, но и ко всем детенышам в целом, необходимость защиты беременных самок. Причем в условиях постоянного нападения хищников многие из этих рефлексов должны были срабатывать молниеносно.
Конечно, нелепо представлять себе эволюцию человека только как путь совершенствования того начала, которое можно назвать этическим. Во многих ситуациях избирательно выживал и оставлял больше потомства тот, в ком довлел инстинкт самосохранения, чистый эгоизм. Борьба внутри стаи или племени за добычу, за самку сопровождалась отбором на хищнические инстинкты; например, вождь в современном южноамериканском племени оставляет в 4-5 раз больше детей, чем рядовой охотник. Однако племя, лишенное этических инстинктов, имело, может быть, столь же мало шансов оставить потомство, как племя одноногих, одноруких или одноглазых. И если в ходе эволюции, направляемой по каналу церебрализации, неизбежно возрастал до гигантских размеров резервуар памяти, то столь же неизбежно и быстро росла та система инстинктов и эмоций, которую мы называем совестью.
