— Нет его.
— Как — нет?
Едва услышав голоса с реки, Петр тут же перекатился на спину и вытащил из кобуры маузер. Голоса показались знакомыми. Хотя не уверен. Они раздаются с противоположного берега, пролетая через говорливый поток. Так что может и ошибаться.
— А ты не видишь? Эти вон они, лежат. А его нет, — вновь послышался визгливый голос.
— Так, может, где выше за корягу зацепился, — усомнился второй, он говорил густым басом.
— Ну, может, и зацепился, — недоверчиво произнес первый.
До говоривших было едва ли два десятка шагов. Из-за густого подлеска Петра они пока не видели. Он же видел их отчетливо, потому что они стояли во весь рост, прямо на галечном берегу. Старые знакомые. Нет. Так не бывает. Ни имен, ни прозвищ их Петр не знал. Зато помнил в лицо. Это был один из быков и плюгавый из кодлы Крапивы.
Два выстрела раздались один за другим, и здоровяк, грузно осев, опустился на колени, а потом плавно завалился прямо в речной поток. Шнырь сначала в испуге присел, а потом попытался сбежать. Пришлось выпустить три пули, чтобы он, уже достигнув подлеска, упал и скатился на крупную гальку.
Вроде недалеко и из маузера практиковался как с одной руки, так и с пристегнутой кобурой, а поди ж ты. Даже бык, который представлял собой неподвижную мишень и получил две пули, только ранен. Серьезно, но ранен. А вот шныря смог достать лишь в ногу, и то с третьего выстрела. Все же Петр не в лучшей форме, чего уж там. Правда, и выбора лишен.
Пастухов вышел из своего укрытия и, спрятав маузер в кобуру, направился к едва подающему признаки жизни быку. Шнырь, не переставая подвывать, с ужасом, иначе и не сказать, смотрел на Петра. Тот же, подойдя ближе к быку и глядя прямо в глаза шнырю, до которого было несколько шагов, сунул раненому нож в грудь. Урка тут же изогнулся дугой и как-то сразу опал.
Оно, конечно, горло перехватить как бы надежнее, но не в том Петр состоянии, ему бы что попроще. К примеру, застрелить. Но тут нюанс. Во-первых, у него с собой не так много патронов, и их стоит поберечь. Во-вторых, когда вот так, ножом… Картина не для слабонервных. А шнырь был как раз из таких.
— Ну что, гнида, жить хочешь? — все так же глядя ему в глаза, спросил Петр.
— Не убивай. Христом богом прошу, Купец, не убивай!
— Бога поминаешь? А когда меня кончали, ты про бога вспоминал?
— Не убивай, Купец. Не убивай! — продолжал подвывать шнырь.
— Сколько вас?
— Не убьешь? — заискивающе спросил шнырь, кривясь от боли в ноге и прижимая руку к ране.
Впрочем, все это ерунда. Ему сейчас не столько больно, сколько страшно. И эти кривляния скорее нужны для того, чтобы пробудить в Петре жалость и вымолить жизнь. Вообще, чем гаже человек, тем сильнее цепляется за жизнь. Может, в силу подлости своей натуры, а может, из страха перед судом божьим. Кто же этих подонков знает. Уж не они, это точно. Они просто хотят жить, и готовы ради этого на многое, практически на все.
— Говори, — коротко бросил Петр.
— Там Крапива и с ним Студень.
— Кто еще?
— Больше никого.
— Баба?
— Девка на том берегу. Она за винтарь схватилась и палить начала. Крапива со Студнем напротив засели, а нас в обход послали. Чтобы, значит, начать стрелять, пока мы забежим в расщелину и скрутим ее, — с готовностью пояснил пленник.
У Петра аж от сердца отлегло. Признаться, когда он увидел вот эти знакомые рожи, то сильно испугался. Может, его тяжелое состояние не так уж и виновато в проявленной косорукости, а сказалось волнение за девушку. Но теперь он вновь чувствовал себя способным свернуть горы.
— Кто в меня стрелял?
— Крапива, — быстро кивнув головой, тут же ответил пленник.
— Какое у них оружие?
— Винтовка с часового, да берданку в одном доме прихватили.
— Берданка под дробовик переделана?
— Нет.
— Вот и ладно. — Петр прижал шныря коленом, чтобы не ерзал.
— Ты обещал не убивать! — сразу же поняв, что сейчас произойдет, истерично взвыл шнырь, начав елозить и попытавшись остановить руку с ножом.
Да только не ему тягаться даже с раненым Пастуховым. Нож вошел в грудь, как в масло, легко скользнув между ребрами.
— Я тебе ничего не обещал, падла, — обтирая нож о рубаху убитого, произнес Петр.
Итак, их двое. Он один и ранен. Они могут себе позволить пассивность. По большому счету время работает на них, потому что им известно о его ранении. Эти двое пошли к мелководью, чтобы убедиться в его смерти и обобрать труп. А вот у Петра времени нет. С одной стороны, он волнуется за Александру. С другой — очень скоро может свалиться. Так что в любом случае инициативу нужно проявлять ему.
Ну нет у него выбора. Совсем нет. Петр поднялся на ноги, сделал пару шагов… Горы свернуть? Это да. Это он может. Но только не в этот раз. В глазах помутнело, ноги подогнулись. Тело скрутилось и как-то уж совсем неестественно плавно сложилось на речную гальку. Как тряпичная кукла.
— И что это было? — насторожился Крапива.
— По ходу, маузер. Больше нечему. Чего это Рябому вздумалось палить? — удивился Студень.
— А может, и не маузер. И не Рябому.
— Думаешь, еще кто-то появился?
Вообще-то сомнительно. Тайга ведь, а не город или хотя бы село. Но говорить о том, что ему вдруг привиделся Купец, учиняющий расправу над их корешами, Крапива не стал. Ни к чему это. Потому что он собирался уходить. И чем быстрее, тем лучше. Но уходить от одного, причем раненого, как-то не очень. Эдак уронишь себя в глазах Студня и в лучшем случае поплатишься авторитетом. В худшем — превратишься в ходячие консервы.
— Рябому так палить незачем. С каторги слишком много народу подорвалось. Так что могли всех казаков на уши поднять да погнать на поиски беглых. Валить надо, — наконец высказался Крапива.
— А как же Рябой?
Про Рохлю Студень вспоминать не стал. Шестерка — он и есть шестерка. А вот о подельнике и кореше не вспомнить не мог.
— Хана Рябому, и Рохле хана. — А вот Ивану нужно помнить обо всех, на то он и водит кодлу. — И нам с казачками да местными охотниками не тягаться.
— Да ладно. Имел я казачков.
— Не гоношись, Студень. Тайга — их вотчина. Мы с тобой в городе короли. И там много кого поиметь можем. Только помнить надо, где твоя сила, а где и на попятный не грех пойти. Местные в тайге — что дома, средь бела дня подберутся, да так, что ты поймешь это, только когда пику в бок получишь. Не сфартило Рябому и Рохле. И тут ничего не поделаешь. Уходим.
Говорить о том, что он слышал, будто Купец преуспел в науке местных охотников и уже показал это на практике, Крапива не стал. Как не стал выказывать и своего страха. А бояться было чего. Слухи да враки там или нет, но факт остается фактом. Три трупа бурятов, которые в тайге вовсе не дети, наталкивали на мысль, что Купец все же очень серьезный противник.
Бандиты взвалили на себя торбы, как свои, так и погибших товарищей, и поспешили прочь. Им предстоял дальний путь. Крапива уходил с еще большей злобой, затаившейся у него в груди. Бог весть, выживет ли он и сумеет ли добраться до мест, где сможет наконец вздохнуть свободно. Но если ему доведется еще повстречаться с Купцом, тот заплатит ему сполна. А счет к нему только что серьезно так подрос. Нет, Рябой и Рохля тут вовсе ни при чем. Он заплатит за вот этот страх, который толкает Крапиву в спину, заставляя без оглядки бежать прочь.
Александра не могла постоянно прятаться за скалой. Лишенная обзора, она начинала нервничать, и становилось куда как страшнее. Пока была занята, доставала вещмешок с патронами, перезаряжала оружие, бояться было некогда. Но вот после, когда наступило вынужденное безделье…
А так время от времени быстренько выглянешь наружу, убедишься, что к тебе никто не приближается, и сразу легче становится. Тем более что бандиты оказались не такими уж мастерами маскировки. По крайней мере, одного она частично видела сквозь листву подлеска. И это в некоторой степени ее успокаивало.
Потом была далекая и частая стрельба. Отчего-то тут же припомнился маузер, который все время покоился на груди Петра. И на сердце стало тепло. Девушка вдруг поверила, что вот сейчас ее рыцарь придет и расправится со всеми врагами. Правда, непонятно, отчего он палит где-то вдалеке. Ведь напавшие на них бандиты здесь.
Когда выглянула в очередной раз, заметила, что двое неизвестных убегают прочь. Разглядеть их толком Александра не смогла, видела только неясные силуэты среди разноцветной листвы. Осень уже совсем близко, и тайга сейчас особенно красива в своем многообразии красок. Правда, из-за этого же рассмотреть что-либо ну очень трудно. Но она была уверена в том, что убегали двое.
Кстати, когда подстрелили Петра, Александра также видела двоих бежавших к берегу реки. Да, точно. Именно двоих. Когда она начала стрелять, они залегли и открыли ответный огонь. И теперь убегали двое.
