Опытные английские моряки, однако, так и не смогли перехватить ни один русский десант и даже встретиться с основными силами русского флота. В то время как Петр в течение нескольких лет наносил своими десантами колоссальный урон шведам, англичане сумели записать на свой счет лишь одну, причем весьма сомнительную, «викторию». В июне 1720 года английская эскадра линейных кораблей под командованием адмирала Норриса, соединенная со шведским флотом, появилась около Ревеля и высадила десант на острове Нарген, где сожгла избу и баню. Петр, узнав об этой славной баталии, изрядно веселился, а затем немедленно использовал этот курьезный случай в пропагандистских целях: русским послам в Европе приказали обязательно опубликовать в западноевропейских газетах заметку о «стратегическом успехе» противников. «Особливо об избе и бане», – подчеркнул царь в депеше.
Характерно, что Россия, находившаяся в эти годы почти в полной политической изоляции, продолжала хладнокровно вести свою игру, невзирая на все угрозы. Между тем в 1719 году противники Петра утвердили подробно разработанный план общеевропейского нападения на Россию. Среди основных участников коалиции (помимо Швеции) значились Англия, Австрия, Пруссия, германские княжества и лучший друг царя курфюрст Саксонский Август. Деньги обязались дать Англия и Франция. Они же обеспечивали дипломатическую обработку Турции, чтобы та одновременно напала на Россию с юга. Были определены и направления главных ударов: сначала Рига, Ревель, Петербург, потом Псков, Новгород, Киев, Смоленск. 26 сентября 1719 года план утвердила шведская королева.
Петр знал о замыслах противников, но проявлял спокойствие, поскольку не очень верил в крепость европейской коалиции, а главное – был уверен в силе российской армии и флота. К тому же и русские дипломаты не сидели без дела, разбивая коалицию на части. В 1720 году, переиграв английских и французских дипломатов, Петербург добился подписания русско-турецкого договора о вечном мире.
В те времена понятие «великая держава» подразумевало главным образом то, что такая страна способна в одиночку справиться с нападением нескольких сильных противников. Царь считал, что Россия уже достигла такого уровня. В конце концов, трезво всё взвесив, с этим выводом согласилась и Европа.
Коалиция рухнула, истощенная войной Швеция осталась в полном одиночестве, а ее ближайший партнер Англия в июле 1720 года официально порекомендовал шведам согласиться на заключение мира с Россией. 28 апреля 1721 года в финском городке Ништадте уже без посредников встретились русские и шведские дипломаты. Переговоры шли трудно. Ряд первоначальных условий, выдвинутых шведами, свидетельствовал, что они все еще не отдают себе отчета в том, как изменился мир. Шведы, например, всерьез предлагали зафиксировать в мирном договоре пункт о том, что они «передают» русским Петербург! С таким же успехом русские, вероятно, могли бы предложить зафиксировать в договоре передачу шведам Стокгольма.
30 августа 1721 года Ништадтский договор наконец подписали. Между Россией и Швецией устанавливался «вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и воде». Если до Полтавы шведам предлагался мир, по которому за Россией оставался только Петербург, если после Полтавы русские предлагали противнику подписать мир, сохранив за собой лишь Петербург и Нарву, то теперь Швеции пришлось уступить России в полное и вечное владение многие свои северные территории: Ингерманландию, часть Карелии с крепостями Выборг и Кексгольм, всю Прибалтику с городами Рига, Ревель, Дерпт, Нарва, островами Эзель и Даго.
Получив 3 сентября на пути в Выборг долгожданное известие о мире, Петр немедленно направился в Санкт-Петербург. Бригантина, на борту которой находился Петр, приблизилась к городу, ежеминутно стреляя из пушек. В промежутках между пальбой сам царь, стоя на палубе и обращаясь к толпе, рассказывал о радостной новости. 8 сентября русская столица праздновала победу, царь веселился больше всех, пел и танцевал на столах.
22 октября после торжественной обедни в Троицком соборе был зачитан мирный договор и произнесена проповедь, где говорилось, что своими удивительными победами Петр заслужил титулы Великого, Императора Всероссийского и Отца Отечества. Петр принял титулы, но в характерной для себя манере не преминул, несмотря на торжественную обстановку, заметить: «Надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами так не сталось, как с монархиею греческой», то есть с Византией.
Представить живого Петра в императорской мантии довольно трудно. Она столь же неудобна для работы, как и русские кафтаны с длинными рукавами, которые реформатор когда-то лично отстригал ножницами. Не был Петр и тщеславен. Не раз и не два откровенно признавался в своих просчетах и ошибках.
Достаточно вспомнить его неудачный южный поход в 1711 году против турок, по своему авантюризму во многом напоминавший действия Карла XII. Поддавшись на настойчивые просьбы представителей православных народов Балкан о помощи и поверив в то, что русской армии будет оказана всемерная поддержка, Петр изменил своему правилу не воевать на два фронта и двинулся с армией в Молдавию, где не нашел ни серьезной поддержки, ни обещанного провианта. В результате на берегу реки Прут голодная русская армия попала в окружение. Против 38 тысяч русских стояли 135 тысяч турок. Петра от гибели или позорного плена спасли только нерешительность противника, откровенно боявшегося русских солдат, и умело проведенные дипломатами переговоры.
Досадуя на себя за допущенные грубые ошибки, будущий император тогда честно говорил, что заслужил за свои бездарные действия сто палочных ударов, но, по счастью, получил только пятьдесят.
В Петре не было самолюбования. Даже об успешной в конечном итоге Северной войне Петр отзывался достаточно критически, замечая, что обычно ученикам хватает семи лет, чтобы закончить школу, а ему понадобилось трижды пройти курс обучения – война затянулась на двадцать один год.
Мысль об императорском титуле возникла не потому, что реформатору захотелось потешить свое тщеславие; это была политическая акция, направленная на дальнейшее укрепление престижа России. Речь шла о почетном дипломе в красивой рамке, где бы золотыми буквами на плотной изящной бумаге с вензелями подтверждалось право Государства Российского на звание великой державы. То, что Петр выдал этот диплом себе (и России) сам, его ничуть не смущало, он всё делал самостоятельно. К тому же экзамен действительно был сдан русскими успешно, еще под Полтавой.
Любопытно, что и раньше в окружении Петра обсуждалась идея принятия царем титула восточноримского императора, но это означало бы по сути возвращение к идее Третьего Рима. Царь от подобного предложения категорически отказался, это была не его идеология. Взгляд Петра был устремлен не на архаичную Византию, тогда уже прочно ассоциировавшуюся с Востоком, а на современный ему Запад. Титул Император Всероссийский, по мнению Петра, звучал и точнее, и патриотичнее.
На тот момент в Европе имелся только один император – глава Священной Римской империи (император германской нации). Формально действовал порядок старшинства христианских монархов, по которому этот «римско-германский» император обладал приоритетом. Русский реформатор к протоколу, как известно, относился без пиетета. Петр сделал Россию империей, не спрашивая на то разрешения ни у кого, точно так же, как ни у кого не спросил раньше разрешения на выход русских к Балтике и на строительство Петербурга. Он был уверен, что Европа, признав Россию великой державой, со временем будет вынуждена уступить и здесь.
Петр оказался прав. Сразу же признала нового императора только Пруссия. Затем Голландия, Дания и Венеция. Уже после смерти Петра, в 1733 году, императорский титул за русскими государями признала Швеция, в 1747 году – Германская империя, в 1757-м – Франция, и так далее.
«Русская угроза» и информационные войны
О первых контактах русских с иностранцами речь уже шла. Это было общение слепоглухонемых, полное недопонимания. К концу Петровской эпохи ситуация изменилась кардинально. Иностранец на улицах Петербурга ничем особенным не выделялся из толпы точно так же одетых русских, а русские в глазах иностранцев стали европейцами. Как и все другие, со своими особенностями, но и только.
Приведем лишь одну, но характерную для той эпохи запись из сочинения ганноверского посла Вебера «Преобразованная Россия», выпущенного в 1721 году. Речь идет о русской Пасхе:
Замечательнейшая церемония в этот праздник состоит в обмене крашеными яйцами, которыми русские обоего пола при встрече дарят друг друга с приветственным поцелуем, причем одна сторона произносит: «Христос воскрес!», а другая отвечает: «Воистину воскрес!»; после чего, обменявшись яйцами, каждый продолжает идти своею дорогою. Поэтому все те, и самые иностранцы, получив яйцо, например, от домашней служанки, целый день могут обмениваться со всеми яйцом. По этой причине ходят все, в том числе и иностранцы, кто хочет, чтобы его поцеловала женщина, весь день с яйцом.
