После всего этого пришла грамота от Ольгерда Литовского и от Олега Рязанского к безбожному царю Мамаю, и передали ему дары и послания от этих треклятых царю поднесли. И посмотрел царь Мамай написанное. Он подозревал, что написавшие лгут в этом послании, ж сказал он своим темникам: «Я думаю, что письма эти лживы. Вы слышали — как им оставить князя Дмитржя и отречься от своей веры?». Они же полагали, что письма истинные, и сказали царю: «Ты, царь, царствуй в веках, а мы знаем, что они не лгут. Но они боятся имени твоего грозного. А этот Дмитрий Московский их обошел и обиду им сотворил». Царь же сказал км: «Я думал, что они в едином совокуплении будут против меня, а сейчас между ними разделение. Буду я на Руси навсегда!» И написал тако© послание: «Ольгерду Литовскому и Олегу Рязанскому! Что вы мне писали — хвалю вас, и за присланные дары. Что хотите вотчины русской — одариваю вас ею, но только присягните мне в верности. А сейчас встретьте меня со своими силами, где успеете, и тем вы победите своего врага. А мне ваша помощь не нужна. Если бы я хотел, то своею силою покорил бы древний Иерусалим, как халдейский царь,* и на вашей вотчине вами бы управлял. Но моим именем и вашей рукой разбит будет князь московский Дмитрий, и пусть будет грозным имя ваше в ваших странах. А мне, царю, пристойно победить равного себе, и подобает мне царская почесть. Так и скажите своим князьям».
Послы же их возвратились к ним и сказали: «Царь приветствует вас и очень хвалит». А они, скудоумные, обрадовались этому суетному привету, как будто они не знали, что бог дает власть тому, кому захочет.
Не знаю, как это назвать. Если бы они были врагами друг другу* между ©обой бы устроили войну. А здесь — одна вера, одно крещение* а к безбожному присоединились, вместе хотят преследовать православную веру.
После этого Ольгерд Литовский начал расспрашивать посла своего Бартяша. И сказал Ольгерд послу своему: «Я знаю, что ты муж твердый разумом, и хорошо знаешь воинские порядки, и много царств тебе знакомо. Каков великий царь Мамай? Я думаю, что страшно видеть его величие, и войско его крепко и многочисленно».
Бартяш же сказал ему: «Милостивый государь мой! Если прикажешь, все о нем расскажу по истине. Царь Мамай, господин, и ростом средний человек, и разумом не слишком крепок, и в речи непамятлив, а горд весьма. А воинство его бесчисленное, многое множество, но все, как овцы без пастуха, и заносятся в своей гордости. А если, господин, поднимется против них Дмитрий, князь московский, я думаю, господин* он разгонит их». Ольгерд же, услышав эти слова, вдруг вскочил с места, разъярившись, схватил меч в руку, желая убить посла своего Бартяша, и сказал: «Как смеешь ты такие слова говорить про такого великого царя? Ведь ему не может весь свет противостоять!».
Паны его быстро вмешались и удержали Ольгерда и сказали ему:. «Перестань, господин!». Бартяша оттащили от него. И он сказал: «Что ты сердишься? Ты, господин, сам спрашивал меня о нем, и я сказал тебе всю правду про него». Многие же паны ужаснулись сердцем, услышав* что сказал о царе Мамае Бартяш — всю истину, что видел и слышал, Ольгерд же князь всей душой стремился к Мамаю. И так же и Олег. О таких писал блаженный Лука евангелист в апостольских беседах: «Жестоковыйные! Люди с необрезанным сердцем и ушами! Вы всегда противитесь духу святому, каменносердечные и косные умом».* О них же написано в книге пророческой: «Отсеклись они от своей маслины и приросли к лозе пустынной, горькой и бесплодной».*
Олег же заспешил и стал посылать послов к царю Мамаю — пусть он устремится скорее к земле Русской. О таковых пророк сказал: «О неразумие! Пути злых не имеют успеха, а собирают себе осуждение и позор! Пути праведных соединяются».* Ныне же этого Олега вторым Святополком* назову. Братоубийца, он оставил родных своих и единоверных братьев и присоединился к безбожному царю губить православных людей.
Услышал великий князь Дмитрий Иванович, что идет на него безбожный царь* Мамай с огромным войском, непрестанно злобствуя на христианскую веру, подражая безбожному царю Батыю. Князь великий Дмитрий Иванович, весьма опечалившись о нашествии безбожного царя, встал перед образом Спасителя и начал молиться: «Если я, господи, смею молиться, смиренный раб твой, простираю к тебе скорбь мою. На тебя, господи, возложу я печаль мою, ибо ты свидетель, владыко, всему твоему созданию. Не сотвори нам, господи, того, что отцам нашим: ты допустил за грехи наши на род наш христианский и град злого отступника Батыя. До сего времени в нас тот страх и трепет. А сейчас, господи великий, не до конца прогневайся на нас! Я знаю, господи, что из-за меня хочешь погубить землю эту, потому что я согрешил перед тобой больше всех людей. Но сделай мне, господи, как Иезекии: * укроти, господи, сердце свирепому!». И сказал он: «На господа надеялся и не погибну!».* Выйдя из спальни, скоро послал за братом своим, князем Владимиром Андреевичем, который был в своей вотчине в Боровске,* и за всеми своими воеводами местными.
Князь Владимир Андреевич пришел в Москву сразу же. Князь великий, увидев брата своего, князя Владимира Андреевича, прослезился и, взяв его за руку, повел его в комнату и наедине сказал ему: «Слышал ли, брат, что на нас пришла беда — нашествие поганых?». Ответил князь Владимир Андреевич великому князю Дмитрию Ивановичу: «Ты глава всем главам и государь всей земли Русской. Что же ты печалишься об этом? Какова воля господня, так и будет. Больше подойдет головам нашим под мечами погибнуть радостно за веру Христову, и за святые церкви, и за тебя, доброго государя, нежели быть нам в рабстве у злочести-вого этого Мамая. Лучше нам, государь, почетная смерть, нежели позорную жизнь видеть!».
Князь великий Дмитрий Иванович, встав и воздев руки, сказал: «Слава тебе, владыко, господи Иисусе Христе, что брату моему положил ты на сердце умереть за имя твое!». И, обняв за шею брата своего, князя Владимира Андреевича, и любовно поцеловав, сказал: «Златопомазанная голова! Я так сказал тебе, брат, испытывая твое сердце!». И еще сказал: «Говори так людям, пусть утвердится их сердце на подвиг спасения». И, встав, князь великий Дмитрий Иванович взял брата своего, князя Владимира Андреевича, и пошел к преосвященному митрополиту Киприану.*
И, придя, сказал: «Знаешь ли, отче, о пришедшей к нам беде — что безбожный царь Мамай идет на нас в неукротимой ярости?». Преосвященный же митрополит сказал великому князю Дмитрию Ивановичу: «Скажи мне, господин, неправ ли ты в чем-нибудь перед ним?». И сказал великий князь Дмитрий Иванович: «Мы, отче, все правильно исполняем по завету наших отцов, и даже более того ему воздали». А преосвященный митрополит сказал великому князю Дмитрию Ивановичу: «Видишь, господин, попущением божиим за наши согрешения идет покорить землю нашу, но вам, православным князьям, следует тех нечестивых успокаивать дарами в четыре раза большими. А если он и после этого не смирится, то господь его смирит, потому что господь гордым противится, а смиренным дает благодать.* Так же случилось с Василием Великим в Кесарии: злой Юлиан Отступник, идя войной на персов,* хотел разорить его город, он же помолился богу со всеми христианами, и собрали много золота, чтобы Отступника успокоить. А он еще больше разъярился. И послал господь воина своего Меркурия,* и тот убил гонителя невидимо. А сейчас возьми золота, сколько имеешь, и пошли ему* чтобы воздать ему должное». И князь великий с братом своим ушел от архиепископа и удалился в свои покои.
Потом великий князь стал выбирать из своих придворных, из молодых дружинников. И выбрал юношу, весьма умного, по имени Захария Тютчев.5*8 И дал он ему двух переводчиков, знающих татарский язык, и много золота послал князь великий с ним к царю. Захария же, дойдя до Рязанской земли, узнал, что Олег Рязанский и Ольгерд Литовский присоединились к Мамаю. И послал Захария тайно к князю великому, сообщая: «Ольгерд Литовский и Олег Рязанский присоединились к Мамаю».
Когда князь великий узнал об этом, расходилось у него сердце и ярости и горести наполнилось, и, встав, он начал молиться: «Господи боже наш, на тебя, любящего правду, надеюсь. Если бы враг мне делал зло* подобало бы это терпеть, так как он исконный враг роду христианскому, а ведь это — друзья мои, мои ближние, и так на меня замыслили! Будь судьей, господи, между ними и мной. Я ведь ни одному из них ничего не сделал, только принимал от них честь и дары и то же им воздавал. Но суди, господи, по правде моей, да прекратится злоба нечестивых!».*
Встал великий князь и, опять взяв с собой брата своего, князя Владимира Андреевича, снова пошел к преосвященному митрополиту и поведал ему, как Ольгерд Литовский и Олег Рязанский объединились с Мамаем. Преосвященный митрополит сказал ему: «Сам знаешь, господин, князь великий, какую обиду ты им причинил?». Князь же великий прослезился и сказал: «Отче, перед богом я грешен, а перед ними — ни единой черты по закону наших отцов не преступил. Знаешь ведь сам* что я доволен своими владениями, а им никакой обиды не сотворил. Не знаю, отчего умножились враги мои». Преосвященный митрополит Ки-приан сказал великому князю: «Просветись весельем, господин великий князь, еын мой! Ты чтишь и понимаешь закон божий: когда творишь правду, люди на тебя не восстанут. Праведен господь и правду любит. Нет тебе другого помощника, кроме господа. А еще сказано: «Окружили меня псы многие, сонм лукавых осадил меня. Но напрасно они стараются, ведь господь мне помощник: призови меня в печали своей, й я избавлю тебя, и ты меня прославишь!». И еще сказано: «Окружили меня враги, но именем господним я им сопротивляюсь». Если, господин, бог хранит человека, весь мир не может его погубить. А если гнев божий падет на человека, может ли весь мир укрыть его от зла? Господь праведен и любит правду.* По правоте твоей будет тебе помощник, а от всевидящего ока владыки и от крепкой руки его где кто может укрыться и спастись?».
