В поле «болезни» также попадают различные лекарства, лекарственные растения (успокоительные, наркотические средства, кровоостанавливающая арника, спирт, эфир, нашатырь, атропин, расширяющий зрачок, марена, ромашка и т. п.) и яды (сулема, серная кислота, цианистый калий и др.).
Связь некоторых этих веществ с «оптическими» свойствами глаза обыгрывается в поэзии Пастернака, создавая рифму и звуковые схождения — ср. рифмы «белладонну — бездонно» (недаром белладонну (красавку) использовали «прекрасные дамы» для подчеркивания красоты своих глаз) и «атропин — терпи» во втором отрывке «Из поэмы» («Я спал. В ту ночь мой дух дежурил…») 1916 г.:
То атропин и белладонну
Когда-нибудь в тоску вкропив,
И я, как ты, взгляну бездонно,
И я, как ты, скажу: терпи.
Интересно, что названия трав и растений таят в себе память рифмы «арника — кустарника» стихотворения «Марбург» и почти всегда наделяются, как и арника, «взглядом (цветка)»:
Иван-да-марья, зверобой,
Ромашка, иван-чай, татарник,
Опутанные ворожбой,
Глазеют, обступив кустарник.
(«Тишина» из книги «Когда разгуляется»).
Список медицинских процедур у Пастернака включает: кровопускание («кровь отворить»); полоскания глаз, горла (в том числе «голосовым экстрактом» Ильича); лечение зубов, спринцевание, зондирование, накладывание бинтов, компрессов и пластырей; гимнастика, души и т. п. Определенный набор слов связан с больницей, клиникой, палатой, названиями врачебного персонала (врач, доктор, профессор, терапевт, сестра, акушерка, санитар, сиделка).
Сам же спектр болезней в мире Пастернака таков.
1. Болезни органов зрения: то сужается, то расширяется зрачок, обнаруживается близорукость, яркость света ослепляет, утрачивается зрячесть, застилается слезами глазомер, глаза пылают и горят.
Окружающая же природа, которая при помощи отражения как раз наделяется даром зрения, то «теряет» очки (ср.: Очки по траве растерял палисадник в «Зеркале» «СМЖ»), то их «надевает»: «…глухая улочка светилась так, как освещаются происшествия во сне; то есть очень ярко, очень кропотливо и очень бесшумно, будто солнце там, надев очки, шарило в курослепе» («Детство Люверс», [4, 55–56]), ср. также желтые очки промоин во «ВР».
Для Пастернака показательны и состоянии «вытаращенных глаз» (ср. в поэзии: Как глаз усталых ни таращь, Террасу оглушает гомон), в прозе — таращащей глаза оказывается Женя из «ДЛ»: «Она присела на кровати, тараща глаза» [4, 76]. Этот «дифференциальный признак» в текстах Пастернака прежде всего отметил В. Набоков, который во многом перенял у Пастернака метафорический перенос «ослепляющего отражения». Набоков писал в 1927 г. Дмитрию Кобякову: «Есть в России довольно даровитый поэт Пастернак. Стих у него выпуклый, зобастый, таращащий глаза; словно его муза страдает базедовой болезнью» (цит. по: [Hughes 1989, 169]). Показательно при этом, что строками о «базедовой болезни» заканчивается и роман самого Набокова «Камера обскура» (1932–1933), в котором композиционная линия «слепота-зрячесть» центральная: в финале романа герой Кречмар, «физически» ослепший от любви к юной девушке (которая в итоге его убивает), в последние минуты, прозревая, замечает: «какие у нее выпуклые глаза, базедова болезнь <…> что такое слепота?» [Набоков 1999 б, 165].
Не останавливаясь здесь подробно на теме «Набоков и Пастернак», скажем, что явное подражание Набокова Пастернаку выражается и в воспроизведении состояний «крайнего напряжения» (ср., например, «Белы до боли облака» в стихотворении «Крымский полдень» 1923 г., где паронимия выводит на поверхность эту «боль»), которые с той же «пастернаковской» силой передаются и природе — ср.: Звуча знакомою тревогой, рыданье ночи дом трясло («Сон», 1925). Набоков как бы заимствует у Пастернака принцип воспроизведения «муки и прелести мира», что получает наиболее яркое выражение в его стихотворении «Поэты» (1939), в котором ритмически отражена интонация стихотворения Пастернака «Годами когда-нибудь в зале концертной…» о «вздрагивании» и «смехе сквозь слезы» (см. также [Анисова 1999]:
не видеть всей муки и прелести мира,
<…>
Красы, укоризны; детей малолетних,
играющих в прятки вокруг и внутри
уборной, кружащейся в сумерках летних;
красы, укоризны вечерней зари;
всего, что томит, обвивается, ранит;
рыданья, рекламы на том берегу,
текущих ее изумрудов в тумане,
всего, что сказать я уже не могу.
2. Болезни органов слуха: глухота, оглушенность, «часто казалось, ушей нет», свист, шум и гомон в ушах.
Причем для Пастернака константна связь «глухоты», «музыки» (точнее, силы музыкальных переживаний, от которых также часто появляются «вздрагивание» и «слезы на глазах», как в стихотворении «Годами, когда-нибудь в зале концертной…») и «погружения в воду, до дна, вниз» — ср.: Часто казалось, ушей нет, В мире такая затишь! <…> Размозжено О гроты оглохшее дно (Наброски к фантазии «Поэма о ближнем», 1917); И было охвачено тою же самой Тревогою сердце, как небо и дно, Оглохшие от лебединого гама («Импровизация на рояле» 1915, 1946); Но глух, как будто что обрел, Обрывы донизу обшаря, Недвижный Днепр, ночной Подол («Баллада» «ВР», 1930).
3. Болезни органов речи и полости рта; стоматологические заболевания:
a) отсыхает язык, губы перетянуты сыпью или в лихорадке, губы пылают или побелели, иногда сжаты до крови; растрескались уста;
b) пересыхает в горле, спирает гортань, «в волненьи глотаются клецки немыслимых слов», нарушается правильность дыхания при артикуляции «взахлеб»;
c) сипение (даже благодарит «до сипу»), шепелявость, косноязычие, «лысы голоса»;
d) зубы шатаются на корню, падают из челюсти.
Причем зрительные, слуховые и артикуляционные процессы часто сочетаются с дрожью: лепечут с дрожью, плачут с вздрагиванием, глаза заводятся с содроганьем, слушают с содроганьем, и так ведут себя даже сами болезни в поэме «Высокая болезнь»: Невыносимо тихий тиф, Колени наши охватив, Мечтал и слушал с содроганьем Недвижно лившийся мотив Сыпучего самосверганья. Бывает, что после сильного напряженья наступает тошнота: Сады тошнит от верст затишья. <…> Гроза близка. У сада пахнет Из усыхающего рта Крапивой, кровлей, тленьем, страхом («Три варианта»).
«Полунемой» язык связан как раз с переполняющими поэта чувствами, о чем он пишет в письме к З. Н. Нейгауз (15 января 1931 г., перед концертом), видимо, внутренне воспроизводя тональность своей «Второй баллады» («На даче спят. В саду до пят…» — см. 3.2): «Когда-нибудь ты будешь спать где-нибудь рядом, на рассвете, и я решусь открыть этот свой (почти безъязыкий) рот, но тише и, м. б., лучше, по-колыбельному» [Письма 1993, 18]. Ср. также, стихотворение «Ветер» из «СЮЖ», с начальной строкой «Я кончился, а ты жива…» (цитируемое же письмо Пастернака обрывается так: «Неожиданно кончаю»; ср. также «…кончить полной немотой» в «Волнах»).
4. Болезни органов дыхания: спирает грудь, состояния задыхания, удушья, одышка, кашель, лирический субъект не знает, «как быть с грудною клеткой»; более тяжелые заболевания: (стихи) нахлынут с кровью, чахотка, плеврит, астма.
«Безъязыкость», «задыхание» и судорожность мимики оказываются взаимосвязанными друг с другом. Вот как, например, Пастернак описывает свой разговор со Скрябиным о своих музыкальных способностях: «Я оценил тогда, как вышколены у нас лицевые мышцы. С перехваченной от волненья глоткой, я мямлил что-то отсохшим языком и запивал свои ответы частыми глотками чаю, чтобы не задохнуться или не сплоховать как-нибудь еще» («ОГ» [4, 155]).
5. Болезни органов кровообращения, а также кровотечения: нарушение сердцебиенья, пустые сердечные сумки, опавшая сердечная мышца, грудная жаба, аорты лихорадит, «в капиллярах ненастье», малокровье; разбрызгивание крови, распоротая в кровь мякоть, все в крови.
Как мы помним, от сердечной болезни погибает Живаго, который не смог открыть «окно» трамвая: «Он продолжал попытки и снова тремя движениями вверх, вниз и на себя рванул раму и вдруг ощутил небывалую, непоправимую боль внутри и понял, что сорвал что-то в себе, что наделал что-то роковое и что все пропало» [3, 484]. С преодолением сердечной болезни связано ощущение «второго рождения» самого Пастернака (Опять опавшей сердца мышцей Услышу и вложу в слова) — таким образом, именно «шаги будущности» не успел сделать Живаго (сделал шаг, другой, третий, рухнул на камни и больше не вставал [3, 484]), в отличие от своего «творца». В этом отношении интересны письма Пастернака января 1953 г. (когда поэт сам попал с инфарктом в больницу), которые корреспондируют с его стихотворением «В больнице» из книги «КР». Во всех этих текстах фигурирует «окно», через которое поэт-художник устанавливает связь с миром и Богом. Из письма же В. Ф. Асмусу (3 марта 1953 г.) узнаем, что этим «окном» в метафорическом смысле был для него «неотделимый (от меня) Живаго», который, несмотря на «сердечную болезнь, не считающуюся вымыслом», позволял Пастернаку радоваться жизни и творить. Это же «окно» 18 лет назад (в 1935 г.) было для поэта «тупиком», и вопреки тому, что у него «в действительности не было никакой болезни», он был «непоправимо несчастен и погибал» [5, 510] (см. подробно 3.7). Таким образом, «сердечная болезнь» оказывается в центре поэтической системы Пастернака, ее «кровообращения» и определяет круги жизни самого поэта.
