Росту производства в значительной мере способствовало и то, что в противоположность предыдущей, николаевской, эпохе, дверь на Запад широко и гостеприимно открыли. Иностранцев в их правах и обязанностях (торговля, промышленность, владение недвижимостью) полностью уравняли с русскими подданными. Исчезли проблемы с загранпаспортами и у самих русских.
Все это позитивно сказалось и на внешней торговле. Историк Татищев приводит следующую статистику:
Развитие внешней торговли России в царствование императора Александра выражается в сопоставлении цифр вывоза и привоза в первый и в последние его годы: в 1855 году вывезено товаров из России на сумму 39 517 000 рублей, а привезено на сумму 72 699 000 рублей; в 1880 году вывоз был на 498 672 000 рублей, а привоз на 622 811 000 рублей.
Многие крупнейшие проекты того времени осуществлялись русскими промышленниками и банкирами совместно с иностранным капиталом. В состав Главного общества российских дорог наряду с российскими участниками входили крупнейшие в те времена заграничные банкирские дома: Гопе (Амстердам), братьев Перейра (Париж), братьев Беринг (Лондон).
Укреплялась связь с Западом в это время и в самом прямом смысле. В 1874 году делегат русского правительства участвовал в Международном конгрессе в Берне, где 22 государства образовали Всемирный почтовый союз. В состав союза вошла и Россия, строго выполнявшая все взятые на себя обязательства. То же самое касалось и телеграфной связи. В начале царствования Александра II в России имелось всего лишь три телеграфные линии, а к концу его правления русская сеть по протяженности занимала уже первое место в мире. Достичь этого помогли все те же иностранные инвестиции. Александр II раскрепостил в России не только крестьян, но и капиталистов.
Прославила Александра II и судебная реформа. Западное влияние здесь столь очевидно, что говорить о преобразованиях в этой области подробно вряд ли стоит. Дореволюционные аналитики констатировали:
В числе реформ, ознаменовавших собою царствование Александра II, одно из первенствующих мест, несомненно, принадлежит судебной реформе. Эта глубоко продуманная реформа имела сильное и непосредственное влияние на весь строй государственной и общественной жизни. Она внесла в нее совершенно новые, давно ожидавшиеся принципы – каковы: полное отделение судебной власти от административной и обвинительной, публичность и гласность суда, независимость судей, адвокатура и состязательный порядок судопроизводства, причем более важные по тяжести преступлений дела уголовные указано передавать на суд общественной совести в лице присяжных заседателей.
Добавлю лишь, что передовая судебная система (в том числе и гласный суд) появилась в то время даже в таком корпоративно закрытом институте царской власти, как армия. Судебный корпус здесь сформировали из выпускников Военно-юридической академии, специально созданной для этих целей.
Европа в российской глубинке
Наконец, едва ли не самой европейской по своему характеру из всех преобразований эпохи Александра II стала реформа местного самоуправления или, иначе говоря, земская реформа. Именно эта реформа, хотя речь здесь вроде бы шла о забытой всеми российской глубинке, оказалась важнейшей в деле приобщения русских людей к европейским стандартам общественной жизни.
Мотивов для проведения земской реформы было несколько. Во-первых, она становилась неизбежной после отмены крепостного права. Если ранее делами крепостных ведали помещики, то теперь без надзора и помощи оказались свыше двадцати миллионов российских граждан. В помощи нуждались бывшие крепостные, а в надзоре за ними – помещики, крайне обеспокоенные новой, непривычной для них ситуацией.
Во-вторых, стало очевидным, что Россия не может дальше управляться исключительно из столицы и с помощью лишь бюрократических рычагов. Административно-бюрократический аппарат в регионах местные проблемы интересовали мало, провинциальный бюрократ жил, по меткому выражению тогдашних либералов, «рылом кверху», то есть глядя лишь на вышестоящую власть: оттуда им на голову сыпались приказы, должности, награды и выговоры. Смотреть по сторонам не было ни времени, ни интереса.
Центру следовало поделиться с местами хотя бы частью своих полномочий. Западная Европа пошла по этому пути уже давно, Наполеон III не без оснований утверждал: «Направлять можно издали, управлять можно только вблизи». Что было верно для Франции, то было вдвойне верно для огромной России. Наполеону вторили и русские либералы, обращавшие внимание власти на то, что «централизация хороша только весьма хорошая, а самоуправление сносно и посредственное».
Но еще важнее для России было запустить наконец в действие сам механизм народовластия, давший столь очевидные выгоды другим европейским странам. Пользоваться этим механизмом не умел тогда в России никто – ни верхи, ни низы. Для многих чиновников из числа высшей государственной элиты создание выборных органов, пусть даже на местном уровне, казалось делом куда более страшным, чем бунт. Бунтарей можно разогнать силой, а с законно избранной властью придется сосуществовать.
Однако самым неприятным для многих в верхах представлялось то, что, сказав сегодня «а», через какое-то время неизбежно придется говорить «б» – а это уже общенациональный парламент со всеми вытекающими отсюда для самодержавия последствиями. Поэтому неудивительно, что соблазн начать «европеизацию» России и в этом направлении сочетался у Александра II с тревожными опасениями.
Эти опасения и наложили отпечаток на реформу: земский дом получился без пола, потолка, зато с неимоверным количеством перегородок. Без пола, потому что реформа не затронула самого мелкого элемента административно-территориального деления тогдашней России, то есть волости. Здесь местного органа власти так и не появилось. Земство строилось начиная с уездного уровня, объединявшего ряд волостей, и кончая уровнем губернии, где сходились интересы нескольких уездов.
Строение многие годы простояло и без потолка, потому что власть не позволяла земству создать общероссийский представительный орган, который бы объединял и направлял все усилия земства. Нелепость подобной конструкции была очевидна для министра внутренних дел Петра Валуева, поэтому он предлагал, чтобы губернии все же выбирали своих представителей в высший орган. Хотя бы при Министерстве внутренних дел. Однако даже этот «полицейско-демократический» вариант не прошел: боялись, что земцы, помимо строительства дорог, школ и больниц, озаботятся строительством новой политической системы.
Этим же страхом был продиктован и совсем уж абсурдный запрет собираться на общие собрания земцам из соседних районов, чтобы решать пограничные вопросы. Между тем засуха, голод, эпидемии или колорадский жук границ не соблюдали. Чтобы обойти это запрещение, земское руководство ради дела часто шло на лукавство: под каким-нибудь невинным предлогом соседи съезжались на банкет или чьи-нибудь именины. Там и решались вопросы взаимодействия. Вся эта подпольная деятельность вполне благонамеренных граждан даже получила в те времена особое название – «банкетная кампания». Таким образом, земский дом, не имея потолка и пола, изобиловал неимоверным количеством ненужных перегородок, которые только осложняли жизнь его обитателям.
Единственное, в чем стоит отдать должное власти, так это в том, что она от начала и до конца не лгала земцам, а предельно четко излагала свои правила игры. Как-то в разговоре с одним из видных представителей земства министр Вячеслав Плеве заявил: «Пока вы будете заботиться о местных ваших делах, вы встретите с моей стороны всякую поддержку, но помните, если вы переступите эту демаркационную линию, вы увидите во мне не министра внутренних дел, а только шефа жандармов». Яснее не скажешь.
Земский дом представлял собой, конечно, странное архитектурное сооружение, но даже в таком виде, без фундамента и крыши, он сумел не только выстоять, доказав жизнеспособность народовластия, но и оказать стране огромные услуги. За очень короткий исторический срок в России сложилась своеобразная социальная группа – земская интеллигенция, она принесла земству заслуженную славу и помогла во многом модернизировать жизнь русского человека.
В отличие от радикалов, ненадолго «сбегавших в народ», земская интеллигенция не играла в просветительство, а была серьезно настроена на то, чтобы лечить, учить и строить. Именно земцы заложили основы российского здравоохранения, создали российскую статистику, ввели в России систему страхования, заложили основы всеобщего начального образования и так далее. До земской реформы в России практически не существовало сельских школ. В 1877 году их насчитывалось уже более десяти тысяч.
