20
Рука об руку с пандетерминизмом, то есть с крайним детерминизмом, идут столь же преувеличенные субъективизм и релятивизм. Первый выражается преимущественно в расхожих теориях мотивации, так что они становятся односторонними и ориентируются только на гомеостаз.
«Реального противоречия не существует… потому что мы можем смотреть на реальность с двух разных точек зрения» (Иегуда Лев бен Бецалель, главный раввин Праги в книге 13 The Book of Divine Power: Introduction on the Diverse Aspects and Levels of Reality, Cracow, 1582 [translated by Shlomo Mallin, Feldheim, NewYork, 1975, S. 24]. «Один объект может обладать двумя взаимопротиворечивыми качествами, относящимися к разным точкам зрения: это два разных уровня» (p. 36).
Все эти идеологии имеют общую генеалогию: отец психологизаторства, биологизаторства и социологизаторства – натурализм. Далее в безнравственной связи биологизаторства и социологизаторства родилось переношенное дитя, гибридное чудовище – коллективное бессознательное. Коллективное бессознательное мы вновь находим в так называемом расизме.
Не только отдельные люди принимают «недостаток собственных преимуществ» за «преимущество собственных недостатков», – это еще чаще случается с целыми народами. Но мы уже сказали выше, что от каждого конкретного человека зависит, во что он обратит те предпосылки, – ведь речь идет не о чем большем, кроме как о предпосылках, – которые могут быть ему даны как представителю того или иного народа. Это всего лишь предпосылки, то есть возможности, которые сам человек, и только он сам, может осуществить так или иначе, возможности, между которыми он выбирает, решает в пользу какой-то из них или против. Лишь тогда, когда он сделает выбор и воплотит свое решение, тогда лишь из национальных задатков, которые сами по себе ценностно-нейтральны, разовьются собственные качества личности – ценностно-позитивные или ценностно-негативные. Из всего этого следует также, что отдельный человек как таковой призван «развивать в себе» добродетели «своего народа», по возможности без недостатков, «дабы обладать ими».
Ср.: V. E. Frankl. Zur geistigen Problematik der Psychotherapie // Zentralblatt für Psychotherapie (1938), а также Zur Grundlegung einer Existenzanalyse // Schweiz. med. Wschr. 1939.
S. Freud. Gesammelte Werke, Band XI, S. 370.
Шредингер предлагал аналогичную теорию не бытия, но жизни.
«Исполняемой действительности», как собственному бытию личности в осуществлении ее актов, противопоставляются три несобственные модальности бытия: во-первых, «наличие» (как модус происхождения у Хайдеггера); во-вторых, бытие, стесненное в обстоятельствах, то есть не устремленное к трансцендентному по отношению к нему бытию; и, в-третьих, устремленное на само себя, само себя рефлексирующее бытие, которое тем самым деградирует до «наличия» (ведь в результате самонаблюдения экзистенциальное, решающее бытие-в-мире превращается в чисто фактическое бытие, лишается своей природы.
Аналогом психологического познания – чтобы оставаться в рамках нашей модели – оказался бы тот специфический случай, когда человек действительно видит изображения на сетчатке, потому что он пытается изучать на препарированных глазах трупа эффекты, схожие с процессами в камере обскура. И в самом деле, психологический подход к душевным процессам не является ли таким же «изъятием чего-то из живого взаимосвязанного целого»?
Требовать от человека полного познания – примерно то же, что требовать от композитора, чтобы он написал не просто симфонию, а Симфонию, совершенную по форме и идеальную по содержанию. Однако любая симфония, любое произведение искусства – штучно, и, как любой акт познания, они могут оставаться лишь штучными, односторонними, ограниченными своим местоположением, фрагментарными по содержанию.
Мы можем вместе с Рудольфом Аллерсом назвать его «транссубъективным», но и это преуменьшение.
Собственно, субъективизм отрицает само существование смысла, ведь он утверждает, что смысла как такового нет, что мы сами придаем и даже приписываем ситуации смысл.
V. E. Frankl. Die Kraft zu leben, Bekenntnisse unserer Zeit, Gütersloh 1963.
Psychological Models for Guidance, Harvard Educational Review 32, 373, 1962.
J. C. Crumbaugh and L. T. Maholick. The Case of Frankl's «Will to Meaning» // Journal of Existential Psychiatry 4, 42, 1963.
Documents of Gestalt Psychology, University of California Press 1961.
Cр.: Рассуждение Габриэля Марселя: «Соната Бетховена (op. 111) или его струнный концерт (op. 127) ведут туда, куда человечество стремится поверх самого себя в очевидном и в то же время невыразимом толковании смысла».
Речь идет именно о достижении, о высочайшем достижении, что доказывает пример Марека Эдельмана, который в 1943 г. организовал восстание в Варшавском гетто и в 17 лет стал его комендантом. Ныне он работает врачом в Лодзи. Доктор Эдельман определяет героизм следующим образом: «Кто борется, тому легче умирать. И если ты уже ничего не можешь сделать, если тебя ведут на расстрел, но ты идешь с достоинством – ты герой».
Не так-то просто ответить на банальный вопрос, отвага или трусость движут самоубийцей. Ведь было бы несправедливо сбрасывать со счетов внутреннюю борьбу, которая предшествует покушению на собственную жизнь. Выходит, самоубийца мужествен по отношению к смерти – но он боится жизни.
«Разобравшись в отношении собственной жизни с вопросом „зачем?“, вопросом „как?“ легко поступиться» Ф. Ницше, Воля к власти: Опыт переоценки всех ценностей. Незавершенный трактат Фридриха Ницше в реконструкции Элизабет Ферстер-Ницше и Петера Гаста / Пер. с нем. Е. Герцык и др. – М.: Культурная революция, 2005.
Мы можем даже спокойно допустить, что средний человек на самом деле не так уж хорош, что по-настоящему хороших людей по пальцам пересчитаешь. Однако даже при подобных условиях разве не стоит перед каждым из нас задача стать лучше «среднего» и войти в число «немногих хороших»?
Насколько глубокое чувство ответственности переживает религиозный человек – именно благодаря своей вере, – лучше проиллюстрировать конкретным примером, приведя рассказ Бахманна об Антоне Брукнере: «Его чувство ответственности перед Богом не имело пределов. Так, своему другу, руководителю клойстернойбургского хора Йозефу Клугеру, он говорил: „Они хотят, чтобы я писал иначе. Я бы мог, но не смею. Мой Господь избрал меня из многих тысяч и даровал талант мне, именно мне. Как же я предстану перед нашим Господом, если стану следовать за другими, а не за Ним?“» Итак, было бы ошибочно утверждать, что религиозная вера делает человека пассивным, напротив, она придает ему величайшую активность, но только если речь идет о таком типе религиозного человека, который в своей экзистенциальной позиции воспринимает себя как соработника Бога на земле. Он чувствует, что здесь, на земле, «все решается», здесь вершится вся борьба, не в последнюю очередь каждым человеком и в каждом человеке, то есть им самим и в нем самом. А еще можно привести для сравнения хасидскую притчу о равви, которого ученики попросили: «Скажите, как и когда человек понимает, что Всевышний его простил?» И он ответил: «Что Всевышний простил грех – об этом человек узнает лишь тогда, когда понимает, что сам уже никогда не совершит этот грех».
Тут, разумеется, речь идет лишь о такой религиозности, которая видит в Боге личностное существо и даже попросту личность или ее прообраз или же – можно сказать и так – видит в нем первое и последнее «Ты». Для таких верующих переживание Бога это как минимум переживание «пра-Ты».
Problems of Life, Wiley, New York 1952.
Human Nature in the Light of Psychopathology, Harvard University Press, Cambridge 1940.
Personality and Social Encounter, Beacon Press, Boston 1960.
Journal of Individual Psychology 16, 174, 1960.
Becoming, New Haven 1955, S. 48.
S. Freud, Gesammelte Werke, Band XI, S. 370.
Basic Tendencies in Human Life // Sein und Sinn, Tübingen 1960.
Psychol. Rdsch. 8, 1956.
S. Freud. Gesammelte Werke, Band XI, S. 370.
Review of Existential Psychology and Psychiatry 1, 249, 1961.
Z. exp. angew. Psychol. 6, 1959.
«Человек силен, пока представляет сильную идею, и становится бессильным, когда ей противоречит». (S. Freud, Gesammelte Werke, Band X, S. 113.)
Psychol. Rep. 10, 1962.
Anthropologische Forschung, Hamburg 1961, S. 65 f.
Разницу между ответственностью и свободой можно проиллюстрировать противопоставлением вины и своеволия. Своеволие мы понимаем как свободу без ответственности, а вина – до известной степени состояние ответственности без свободы, ведь виновный несет ответственность за что-то, не обладая свободой устранить свою вину из мира. Тут возможна только правильная позиция, правильное поведение по отношению к своей вине, то есть раскаяние. А в какой огромной мере раскаяние хотя и не может изменить произошедшее, но может исцелить вину на моральном уровне, показал нам Макс Шелер в посвященной этому работе.
