Юст Юль пишет о семи триумфальных арках, установленных в Москве в честь Полтавской победы. Они были украшены аллегорическими композициями. Везде были толпы народа, разливалось пиво и вино, следовали постоянные остановки триумфального поезда, царь и его свита «изобильно ели и пили на всех улицах».
В дальнейшем традиция возведения пышных арок будет закреплена. Так, в 1722 году в честь победы в Северной войне в Москве поставили сразу четверо триумфальных ворот. Одни стояли на Мясницкой и были построены купечеством. Вторые находились у владений Меншикова на Чистых прудах, третьи стояли на Тверской, четвертые – у Казанского собора.
Чем же порадовать москвича и приезжего гостя, желающего изучить рубеж XVII–XVIII веков? Во-первых, исходить многочисленные церкви того периода, раскиданные по городу маленькими точками. Ближе всех к Петру – любимый Меншиков, поэтому следует отправиться в Архангельский переулок, где до наших дней стоит церковь Архангела Гавриила. Но москвичи были настолько заворожены тонкой, как свечка, многоярусной, «иже под колоколы», церковью, что называли ее Меншиковой башней и никак иначе.
Эта церковь разграничила две архитектурные эпохи – если раньше в Москве исповедовали нарышкинское барокко, то теперь пришел черед петровского барокко. Старая московская Русь уходила из архитектуры, она вернется лишь полтора века спустя в формах и чертах «русского» стиля.
Скорее всего, над храмом работал Иван Зарудный, закончивший работы к 1707 году. Ему мог помогать Доменико Трезини. Первоначально Меншикова башня сильно напоминала Петропавловский собор в Петербурге и, возможно, служила его прототипом. Несколько каменных ярусов сменялись шпилем и ангелом с трубой. «Над этой церковью, имеющей форму русского креста, возвышается прекрасная башня, которая как издали, так и вблизи очень красива. На ней устроены большие и превосходные куранты, играющие через каждый час, полтора и четверть часа разные песни…» – отмечал Берхгольц в своем дневнике. Видимо, немало москвичей приходило сюда каждый день к 12 часам, чтобы наслаждаться музыкой целых 30 минут.
Здание, строительство которого спонсировал Меншиков, возмутило консервативных горожан. Дело в том, что вышедший «из грязи в князи» петровский фаворит построил церковь выше колокольни Ивана Великого – 84 метра против 81-го, а в Москве существовала негласная традиция вавилонских столпов не возводить и главную колокольню города излишними высотами не дразнить. О дерзости и смелости Александра Меншикова споры могли вестись и до наших дней, но разыгравшаяся летом 1723 года буря подвела им итог: она уничтожила деревянное навершие храма – туда попала молния, многотонные колокола количеством около 50 штук рухнули вниз, погибли прихожане храма, пытавшиеся спасти церковные сокровища. «И подавили всех в той час прилучившихся в церкви не малое число народа, паче ж военных людей ко отниманию от огня утвари церковной учрежденных; а при том сводов и всего, что сверху на низ обвалилось, пламень, не имея себе в церкви пространства, со зелною яростию в двери и в окна нечаянно изскочив, опалил немало около церкви в ограде стоящих. И тако сие толь прекрасное и многоиждивное здание, со упованием долголетняго пребывания построеное, изволением вышняго в малы часы вся красоты лишилось со жалостным видением на оное зрящих», – с видимым сожалением сообщает реляция. Башню восстановили только в годы правления Екатерины II, когда в соседнем Кривоколенном переулке жил юный Карамзин. Не о Меншиковой ли башне («готический дом, любезный предмет глаз моих в часы ночные») он упоминает в первых строчках «Писем русского путешественника»?
Среди прочих выдающихся культовых зданий следует упомянуть церковь Петра и Павла на Басманной улице. Местность называлась Капитанской слободой, здесь первоначально селились иностранцы-офицеры, что не могло не сказаться на внешнем облике храма, он читается нами как западноевропейский. В петровскую эпоху построили лишь очень скромную, хотя и снабженную внушительным гульбищем основную часть храма. Считается, что Петр лично повлиял на выбор стиля – церковь строили «по присланному чертежу из Ево Государева села Преображенского». Царь не поскупился дать на строительство церкви 2000 рублей. Нам известна расчетная стоимость нескольких храмов, возводившихся в Москве в 1650–1670-е годы, это 800 и 1300 рублей. Инфляция, однако…
Храм начинал строить уже известный нам по Меншиковой башне Иван Зарудный, но потом строительство пришлось прервать из-за запрета на применение камня. «Петровскую» часть церкви завершили лишь в 1720-е годы, а колокольню вообще пристроили в 1745 году. Елизавета хоть и считала себя продолжательницей дел Петра, но лаконичность отца заменила пышным, местами легкомысленным декором в духе середины XVIII века. На Басманной можно изучать смену государственных приоритетов в архитектуре – сначала петровское барокко, затем идущее вслед за ним елизаветинское.
Не стоит обделять вниманием церковь Иоанна Воина на Якиманке, ведь окрестный район очень сильно пострадал в советское время. Узорчатое здание хочет спрятаться от бесконечного потока автомобилей, а в XVIII веке здесь была тихая, малонаселенная местность, главной бедой которой были разве что наводнения. Церковь строил Иван Зарудный в 1710-е годы, и в страницах истории храма Иоанна Воина тоже фигурирует чертеж, якобы присланный лично Петром.
Впрочем, Петр принимал участие не только в украшении ряда московских церквей, он украшал и провинцию. Так, газета «Голос казачества» писала, что царь для каменного собора в современной станице Старочеркасской «прислал из Москвы план, мастеров, два колокола, связное железо, богослужебные книги и 100 руб. В бытность свою в Старочеркасске в 1709 году, он собственноручно положил несколько камней на восточной, алтарной стороне и залил известью».
В конце 1690-х годов мастер Потапов на деньги купца («гостя») Сверчкова возвел на Покровке церковь. О ней блестяще писал Д. С. Лихачев, еще заставший памятник неповрежденным: «Передо мной вздымалось застывшее облако бело-красных кружев. Не было „архитектурных масс“. Ее легкость была такова, что вся она казалась воплощением неведомой идеи, мечтой о чем-то неслыханно прекрасном. Ее нельзя себе представить по сохранившимся фотографиям и рисункам, ее надо было видеть в окружении низких обыденных зданий. Я жил под впечатлением этой встречи и позже стал заниматься древнерусской культурой именно под влиянием толчка, полученного мной тогда. Позже я узнал, что такие разные люди, как Наполеон и Достоевский, считали ее красивейшей церковью в Москве». Хотя церковь Успения на Покровке и негласно опекалась Луначарским, это не спасло ее от сноса в середине 1930-х годов. Теперь на месте великолепнейшего храма – пустырь. На одной из колонн церкви красовалась надпись: «Дела рук человеческих делал именем Петрушка Потапов». Что же это, если не манифест, прорвавший пелену анонимности древнерусской культуры?
Были в петровской Москве и архитекторы, которые к концу жизни перестали поддерживать новый вектор развития страны, возможно, разочаровались во власти. Осип Старцев в начале 1690-х годов возводит чудесный Крутицкий теремок, а в 1712 году, двадцать лет спустя, строит церковь Николы на Болвановке, ставшую лебединой песней московской архитектуры XVII века. Зримо протестуя против нововведений и ускорившегося ритма жизни, зодчий ищет визуального покоя в надежной, зарекомендовавшей себя старине. В небо возносится привычная шатровая колокольня и пятиглавый храм с волнами закомар. Характерно, что вскоре после завершения работ Осип Старцев уходит в монастырь. Нам трудно трактовать и расшифровывать бессловесные камни, но ведь именно архитектура является главным языком зодчего. Она заключает в себе тот посыл, который каменных дел мастер несет миру.
Храм – это духовная единица. Монастырь – это ансамбль. Несмотря на довольно жесткую политику в отношении церкви, в 1690–1700-е годы идет активное строительное переосмысление и обновление монастырских комплексов.
