Мы видим, что в приведенном примере православной семьи респондент не демонстрирует аффективного типа действия – рожать, просто потому что рожать. Как раз, наоборот, таким образом об этом прямо заявляет человек малодетный и неправославный. Также нельзя сказать, что православные респонденты не учитывают вопрос средств, которые необходимы при рождении и воспитании детей. Они рефлектируют и о здоровье, и о материальных средствах на образование, еду, жилье и т. д. Неправославный респондент (заметим, руководитель предприятия среднего бизнеса) откровенно говорит о страхе, неопределенности и неуверенности, которая мешает ему поступать рационально. Более того, в его нарративе тема иррациональности и собственного бессилия звучит гораздо ярче, чем у православного.
Можно констатировать, что невоцерковленный респондент как будто бы достаточно рационально демонстрирует, почему рожать нельзя. Однако если вернуться к определению целерационального действия, то мы видим, что он не может помыслить себе рождение ребенка как такое действие. Если даже оставить вне рассмотрения то, что он достаточно четко увязывает размер своей семьи с той семьей, в которой он родился (традиционное действие), то нужно отметить, что «ребенок» у невоцерковленного респондента не подпадает ни под категорию «средство», ни под категорию «цель». Ребенок не есть «средство», поскольку респондент не говорит, зачем или для чего он будет его рожать. Более того, респондент принципиально против такого способа понимания «ребенка», настаивая на том, что правильным отношением к ребенку должно быть непосредственное хотение («просто хочу, и все»). Если обращаться к веберовской типологии, то подобный способ действия подпадает под понятие «аффективное действие». Помимо того что ребенок для респондента не является средством, он не является и целью[26].
В случае невоцерковленного респондента мы видим, что вопрос о средствах для рождения второго и тем более третьего ребенка не ставится. И вопрос о его рождении не ставится вовсе не потому, что респондент рационально сопоставляет цели и средства (могла бы быть такая логика – «для достижения такой-то цели нужно столько-то ресурсов таких-то типов; при производственных мощностях нашего домохозяйства на подобные показатели мы выйдем через 10 лет, тогда и родим ребенка»), а потому, что такое действие оказывается принципиально немыслимым и пугающим.
Соответственно в данном примере рождение ребенка не подпадает под категорию целерационального действия. Более того, если и можно использовать категорию целерационального действия для категоризации репродуктивного поведения, то больше оснований для этого дает нарратив воцерковленного респондента, действие которого, как мы предполагали в начале, должно было быть ценностнорациональным, традиционным или аффективным. Однако мы видим, что именно воцерковленный респондент указывает на смысл жизни в браке – «любить друг друга», в том числе и физически. Он указывает на цель – «большая семья» как создание рая – и описывает средства ее достижения. Причем средства – это то, что он потенциально может контролировать (организм женщины должен восстанавливаться, для этого нужен определенный срок; использование контрацепции; вероятность усыновления двух детей при получении новой квартиры).
Кроме того, нужно отметить, что представления воцерковленного респондента о будущем ребенке гораздо четче и в его рассказах нет того страха, которым наполнен нарратив человека невоцерковленного. При этом можно констатировать, что отсутствие этого страха связано не с тем, что воцерковленный респондент видит мир исключительно в розовых тонах. Нет, в его представлении о пути ребенка (человека) в мире отводится место и для столкновения с тяжелым («падшим») миром, и, более того, для включения ребенка в этот мир и подпадания под его действие («человек становится мерзавцем»). Однако здесь отличие воцерковленного респондента от невоцерковленного, как видим, состоит в том, что в случае невоцерковленного попадание в ужасный мир рассматривается не как стадия на пути, но как одно из направлений.
В рассказе невоцерковленного респондента присутствует идея о том, что если пойти по этому направлению, то (1) вернуться обратно очень сложно; и (2) что в современном мире гораздо больше таких путей и направлений, которые плохи, губительны и неправильны, нежели тех, которые хороши или ведут к чему-то хорошему. Специфика представлений воцерковленного респондента помимо уже отмеченной «рациональности» состоит в том, что (1) человек может достичь предельного блага христианской жизни – спасения, пройдя через самые ужасные стадии; (2) есть Бог, создавший этот мир и способный из любого положения дел направить его (мир) ко благу.
К этому, однако, надо добавить, что не только благодаря наличию подобных идей православный воцерковленный человек демонстрирует гораздо больше спокойствия и продуманности ситуации с детьми. Помимо идей есть еще один фактор, упоминаемый им как значимый с точки зрения рождения детей и спокойствия за их судьбу, а именно пример других воцерковленных семей с большим числом детей (указанные идеи оказываются воплощенными конкретными людьми в конкретных жизненных ситуациях). Можно констатировать, что невоцерковленный респондент о таких примерах не говорит.
Резюмируем сказанное следующим образом:
• Если различия между многодетными воцерковленными православными в отношении деторождения и малодетными невоцерковленными описывать в категориях рациональности, целерационального действия, то оказывается, что в большей степени рациональность демонстрируют воцерковленные респонденты.
• Действие же малодетного невоцерковленного респондента можно охарактеризовать как аффективное действие, кроме того, его нарратив пропитан чувством страха как перед ребенком (он не знает, как с ним обходиться), так и за его судьбу. Этого страха мы не видим в рассказе воцерковленного респондента. Можно предположить, что его отсутствие связано с некоторой системой идей относительно человека, его пути в мире, о ребенке, о Боге – личностном добре, объемлющем этот мир.
• Можно предположить, что отсутствие этого страха может быть обусловлено также живым примером других семей из сообщества прихожан.
Глава 2. «Ответственность» и медицина
Категоризация ситуации деторождения. Ответственность
Категорией, обозначающей набор ощущений страха за ребенка, боязнь ребенка, боязнь неопределенности, является категория «ответственность». Именно она чаще других употребляется респондентами при характеристике, осмыслении ситуации деторождения. Обратимся к интервью. В рассказах невоцерковленных респондентов категория (проблема) ответственности обозначает набор установок, благоприятствующих отказу от деторождения.
– Можете рассказать чуть подробнее про принятие решения о том, что будет ребенок. Это обсуждалось?
Это не обсуждалось. Получилось спонтанно, и, по-честному, я не хотела на тот момент. Мне казалось, что я слишком молода, чтобы стать мамой, мне хотелось еще погулять, отдохнуть. Потому что, [когда вращаешься] в медицине, понимаешь, какая это ответственность на самом деле. Я же была медиком, поэтому знала, что жизнь кардинально изменится, поэтому не хотела. Когда я узнала об этом радостном событии, для меня тогда это радостным не было. Идо последнего дня я думала, что свалюсь где-нибудь, чтобы так раз – и все само собой закончилось, чтобы не рождением ребенка закончилось. И по-честному сказать, даже во время родов я не думала о жизни его, мне было все равно. А вот именно когда в первый раз принесли на кормление. Говорят, когда ребеночек прикладывается на кормление к маминой груди, тогда такая самая связь непосредственная, близкая и возникает. Может, у кого-то по-другому, у меня было так (Наталья. Нижний Новгород. 34 года. Замужем. Один ребенок).
Заметим, что в данном случае респондент указывает на источник, откуда было «получено» знание, маркируемое категорией «ответственность». Через призму этого знания воспринималась ситуация. Оно было медицинского происхождения.
Как мы покажем далее, в ситуации, когда ответственность ложится на плечи только родителей, рождение детей становится делом практически невозможным. Даже желающие ребенка, молодые родители считают, что своя жизнь[27] отходит на второй план и нужно целиком сосредоточиться на ребенке:
Я считаю, что слишком молод, чтобы иметь детей. Я не набрался еще, может быть, жизненного опыта. Не заматерел. Уже потом – можно, потому что ты как-то подходишь взвешенно, сейчас я еще могу как-то взбалмошно подходить. Может быть, я со временем не изменюсь и буду всегда таким, и дети мои будут такими же, потому что я их так научил. Так? Но все-таки считаю, что я стану старше, стану серьезнее, и просто тогда уже… ну я думаю, что надо ответственнее подходить ко всему. Собственно, к воспитанию тоже надо подходить ответственно. А не абы как, когда тебя еще что-то будет отвлекать – там учеба, работа (Иван. Родился в Йошкар-Оле, несколько лет назад приехал в Москву учиться. 20 лет. Не женат. Нет детей).
