Однако вернемся к вопросу о прерывании разрядки. Кажется, ну что страшного в том, что мы иногда говорим своим детям такие невинные фразы: «Будешь плакать – тебя заберет Баба-яга», «Учись держать себя в руках», «Что ты плачешь, как маленький?» и т. п. Но если они, эти стереотипные фразы повторяются часто, то могут сыграть роль так называемых родительских посланий или предписаний и сформировать определенный стереотип переживаний, поведения, прерывания своей эмоциональной разрядки. Возникнет страх разрядки. Возьмем, к примеру, послание «Если ты будешь плакать, то и я заплачу». Эта фраза произносилась каждый раз, когда плакала маленькая Оля. И мама действительно начинала похныкивать, на ее глазах появлялись слезы. Девочка, которая так хотела быть хорошей, понимала, что расстраивает маму и потому, когда начинает плакать, она как-то вдруг перестает быть хорошей. Разве хорошие девочки расстраивают своих родителей? Конечно, нет. Значит, это она не права, она нехорошая. И еще. Мамино настроение зависит от нее. А может быть, и не только мамино? Получается, для того, чтобы маме было хорошо, я всегда должна быть в хорошем настроении, а слезы, боль, негодование прятать.
Оленька выросла, вышла замуж, но стереотип реагирования сохранился и перерос в эмоциональную зависимость. Она старательно маскировала свои негативные переживания перед родными, чувствовала себя виноватой, если вдруг ей хотелось поплакать: ведь она могла расстроить мужа. И еще она знала, что именно она отвечает за чувства других, за так называемую погоду в доме. И теперь, когда муж был весел, веселилась и она, но если он был недоволен или расстроен, у нее тут же портилось настроение. В голове вертелась одна фраза: «Что я сделала не так?»
Да все так, милая Оленька, просто это его чувства, и они ему зачем-то нужны, и ты тут совершенно ни при чем. Ты не отвечаешь за чувства других людей! Дети, как правило, предпочитают высмеивать плачущих. Особенно старшие братья и сестры. Вот так в процессе воспитания (иногда его называют «социализация» или «окультуривание» – процесс, в результате которого ребенок усваивает социальные и культурные нормы) разрушается восстанавливающий процесс разрядки. А почему, собственно? Кому это мешает? Откуда это пошло, и кому все это нужно? Почему воспитанный ребенок – это обязательно тихий и послушный? Потому что так удобно взрослым? Конечно, «сидит в углу, его не видно и не слышно, никому не мешает». Удобный ребенок…
Люди боятся громкого плача. В момент, когда плачет кто-то рядом, нам становится неуютно. Кажется, что непременно нужно что-то сделать, вмешаться. Трудно не прерывать процесс разрядки даже тем, кто знает о его восстанавливающем действии. Вот рассказ одной мамы: «Мы пришли домой с прогулки, и наша маленькая дочка, ей год и три месяца, описалась в коридоре. Я стала менять ей колготки, и вдруг она начала плакать. Вот просто так, ни с того ни с сего. Упала на пол, стала кричать, заходиться в плаче. Мне было очень трудно не начать ее успокаивать, и я бы точно раньше прервала разрядку, засунув, например, ей соску в рот. Но тут я поступила по-другому – отнесла ее на диван, села рядом и с любовью смотрела на нее. Пыталась взять ее за руку, но она отталкивала меня. Сердилась. Прибежала испуганная бабушка, начала суетиться, но я твердо остановила все ее попытки прервать плач. Это было для меня настоящим испытанием – смотреть, как в плаче заходится ребенок, и ничего не предпринимать. Минуты казались вечностью. Прошло, как мне показалось, минут двадцать. В конце концов дочка протянула ко мне ручки, мы обнялись, она успокоилась. Мы вместе пошли в ванную, умылись, и через пару минут она уже играла как ни в чем не бывало. Даже сейчас не могу без слез вспоминать это. Но я твердо верила, что таким образом помогаю своему ребенку».
Эта мама одержала огромную победу над своим стереотипным поведением, прерывающим эмоциональную разрядку. «Но зачем все это было нужно? Что это дало?» – спросите вы. Попытаемся разобраться. Малышка два месяца назад пошла в ясли. И хотя она находится там только полдня, для нее отрыв от мамы – травма. И смена колготок – это был только повод отплакать накопившиеся обиды и страхи. Мы никогда не узнаем, о чем так сильно плакала девочка: обида ли это на маму, которая привела ее в незнакомый дом к незнакомым взрослым и к каким-то незнакомым детям и оставила, разрядка ли это того напряжения, которое связано с режимом и непривычной пищей, или кто-то толкнул, отнял игрушку, а поплакать от обиды тогда не дали. Все эти страхи, обиды накопились и благодаря маме выплеснулись. Не осталось негативного, зафиксированного в мозгу негативного опыта. Неудивительно, что поведение девочки стало более свободным, смелым, это отметили и воспитатели в яслях. Вот такая поучительная история. Поучительная еще и потому, что в ней наглядно проявилось то, что травма и ее эмоциональное отреагирование разнесены во времени. Травма была в прошлом, и сейчас не травмирующая ситуация, а, наоборот, исцеляющая. И все благодаря разумному поведению мамы! И еще. Для нас время, когда плачет наш ребенок, представляется вечностью. Но это обычно занимает максимум несколько минут.
Другая мама решила принять эту такую трудную для многих разрядку слезами, позволив своей четырехлетней малышке выплакаться до конца. При этом ей было интересно выяснить, сколько же времени дочка будет плакать. Она стала про себя отсчитывать секунды, продолжая с любовью смотреть на плачущего ребенка и держа ее за ручки. Оказалось, что и минуты не плакал ребенок! Для полной разрядки, после которой дочка, улыбнувшись, сказала: «Ну все! Пойду поиграю!» – хватило пятидесяти секунд!
Радуйтесь, когда плачет ребенок, – на ваших глазах происходит удивительный природный процесс! И любовное внимание с позиции взрослого: «Я понимаю, что с тобой происходит. Я тебя люблю. Ты можешь плакать столько, сколько тебе нужно», будет большой поддержкой для ребенка. Только не утешайте привычными словами: «Не стоит так расстраиваться!» – или поглаживаниями, похлопываниями. Лучше просто обнимите.
Не бойтесь плача ребенка, а учитесь у него: как вкусно, с полной отдачей это делается. Дети – наши учителя! Однако не всякий плач ребенка можно считать разрядкой. В первые месяцы жизни плач новорожденного имеет сигнальную функцию и призван удовлетворить потребности ребенка. Причем плач имеет разную окраску: при запаздывании кормления усиливается двигательная активность и в крике проявляются нотки обиды, изменяется ритм дыхания (голодный плач), при тугом пеленании отрицательная реакция выражается в натуживании, как будто ребенок хочет освободиться от пут, в плаче присутствует гнев. По-иному плачет ребенок, если не удовлетворена потребность в общении и ему хочется, чтобы взрослый был рядом, взял на руки (Кушнир, 1993. С. 17–23). Чуткая мама, имеющая хороший контакт с ребенком, без труда разбирается в этом. Родителям прекрасно известен также плач-манипуляция ребенка. Будет плакать до тех пор, пока не получит желаемое: конфету, игрушку и т. д. (Подробнее о способах манипуляции см. главу 5.)
Итак, есть плач-разрядка, сигнальный плач (первые месяцы жизни) и плач-манипуляция. И реагируем мы на плач в этих случаях по-разному. В первом – помогаем разрядиться своим любовным вниманием, во втором – действуем (берем на руки, кормим или меняем подгузник), в третьем – не прерываем разрядки и не позволяем собой манипулировать. Хорошо известно, что слезы клиента на консультации – подарок для психолога-консультанта. Потому что клиент в этом кабинете оставил часть своего горя или обиды.
В одном журнале я прочитала, что слезы радости и горя имеют разный химический состав. В слезах горя, обиды имеются вещества, негативно влияющие на организм человека. С этими-то веществами мы и расстаемся при плаче. Вот почему при потере близкого человека его непременно нужно оплакать. Раньше и у нас, особенно в деревнях, где люди находятся ближе ко всем естественным природным процессам, была особая культура проводов усопшего. У человека, потерявшего родственника, было много помощников, которые и обмоют покойника, и приготовят его в последний путь, и соберут поминальный стол. Вспоминать покойного, горевать, плакать – вот чем должны заниматься близкие. А еще были плакальщицы, которые так причитали, что не заплакать было просто невозможно. Они искусно стимулировали своим плачем процесс групповой разрядки. Да и как не заплачешь, например, при таком плаче:
Вы подуйте, ветры буйные,
Разнесите пески желтые,
Ты откройся, гробова доска,
И откройся, точа белая,
Вы откройтесь, очи ясные,
Развернись, уста медовые,
Размахнитесь, руки белые,
Уж ты стань, родима матушка,
Я пришла тебя спроведывать,
Ты скажи-ка, родна матушка,
Как поднять нам малых детушек?
Увела с собой и батюшку,
Мы остались круглы сироты,
Горьки, горьки, горемычные,
Глупы люди понабаются,
И вороны понаграются.
Ты прости-ко, родна матушка,
Ты прости-ко, родный батюшка!
Хорошая плакальщица ценилась, и приглашали ее даже из других деревень. И таких плачей в русской культуре было множество, на все случаи жизни: по тетушке, по свекрови, по рекруту, плач невесты. Подробнее о них можно прочитать в книге Владимира Бахтина (Бахтин, 1978). К сожалению, сейчас в городах человек, потерявший близкого, занят суетой, оформлением бумаг, и погоревать-то по-настоящему некогда и не с кем. Люди боятся сильного выражения и своих, и чужих чувств. И не плачут по-настоящему. А еще на поминках употребляют алкоголь, что уж совсем недопустимо. Пьем, вместо того чтобы чувствовать. И это прямой путь к горю патологическому (Черепанова, 1997. С. 51–57), ибо непережитое горе – психоэмоциональная травма, которая может сделать жизнь человека невыносимой. Сколько слез нужно пролить, чтобы печаль стала светла, а ушедший человек вспоминался с легкой грустью? Сколько времени потребуется? Иногда год, иногда больше… А особенно остро ощущается потеря в первые сорок дней. И именно в этот период важно, чтобы у человека была эта возможность поплакать на чьем-то плече, при чьем-то участии.
