Самохвалов Максим
Чертово озеро
Максим Самохвалов
ЧЕРТОВО ОЗЕРО
Озерцо у нас непростое, с двойным дном. То есть, настоящее дно там одно, но в середине плавает слой торфа. Если нырнуть слишком глубоко, то пробьешь торф и окажешься там, откуда уже не возвращаются.
Вчера утонул Нестор, пасечник, у которого мы покупали мед. Я и думаю, как можно купаться в озере, где уже столько мертвых людей? А ведь идут и идут. Из нашей деревни, из соседней. Весело кричат, перекидывают мячики, плавают наперегонки, а там, в глубине, распухшие мертвецы! Я никогда не пойду купаться на это озеро.
Вечером, за ужином, моя двоюродная бабка сказала, разламывая хлеб:
- На кладбище синие цветы появились. Озеро "исть" хочет.
Мне стало страшно, тем более, опять выбило пробки в деревенском распределителе, так что ужинали при свете керосинки. Мой двоюродный братец уставился на бабку, а потом спросил:
- А почему на кладбище растут синие цветы?
- Рано такое тебе знать.
Я вспомнил, что точно также, лет пять назад, бабка мне ответила, когда у Речниковых умер дед. Бабка попросила меня зайти к ней и сказать "когда гроб привезут на тракторе".
- А что такое гроб? - спросил я тогда.
- Рано тебе это знать, - ответила она мне.
- Туда кладут мертвых людей, - сообщил мне братец на ухо.
Когда привезли тот самый гроб, солнце отразилось в струганных досках, я испуганно смотрел, как сверкает в кузове трактора эта страшная вещь. То ли утренний дождь намочил дерево, то ли свежие сосновые доски умеют отражать свет, не знаю. Было страшно. Даже цветы в палисаднике, и деловитые толстые шмели не вызывали у меня радость в тот день, все казалось перечеркнутым смертью, случившейся у Речниковых.
Я прибежал к бабке в покосившийся дом, долго стучал, но она не открывала. Тогда я пошел через двор, стараясь не смотреть в ту сторону, где около лестницы стоял розовый памятник с могилы моего деда. Когда памятник сгнил, родственники заказали в мастерской металлический, а этот привезли и поставили бабке во двор. Памятник был сколочен из ящичков разного размера, раньше так делали. Например, в самом низу был широкий ящик, выше чуть меньше, вроде как тумба с наклонными стенками, а еще выше маленькая коробочка. А на коробочке металлический крест с двумя перекладинами. Самая нижняя - косая, я где-то читал, что она одним концом указывает на землю, а другим на небо. Мне было страшно смотреть на этот памятник.
Когда я застучал кулаком в обитую черным войлоком дверь, бабка долго не открывала, а потом, наконец, вышла.
- Привезли? - строго спросила она у меня.
- Привезли, - я кивнул.
А еще мне казалось страшным то, что гроб привезли именно на тракторе. Я тогда не сообразил, что в деревню не всегда проедешь по раскисшим дорогам, казалось, что это специально.
И теперь мы сидели около керосиновой лампы и ели суп. Мои тетки, обычно разговорчивые за столом, молчали. Только когда принесли картошку, я понял, что еще кто-то утонул. После ужина братец мне сказал, что утонул Витька.
Витьке было двадцать лет, он каждый день бегал до самой Листвянки, тренировался. И еще он молотил кулаками ствол засохшей яблони, нарабатывая мускулы. Мне казалось диким, что такой здоровяк мог так просто утонуть.
- А он тоже не смог пробить торф? - спросил я у братца.
- Может и смог бы, но водоросли на нижнем дне могли опутать его ноги, не пустить наверх.
- Там и водоросли есть?
- Конечно. Ты слышал, что бабка сказала? Озеро есть хочет. Кто там, по-твоему, ест? Водоросли и едят.
- Зачем тогда ты ходишь туда?
- Главное не нырять, - ответил братец, - правда, из-за холодной воды может свести ногу.
- И что тогда?
- Ничего! Утонешь и все. И водолазы не достанут. Потому что второе дно.
Вечером я сидел на скамейке перед домом, и слышал, как разговаривают тетки на веранде.
- Это озеро надо вообще засыпать.
- Засыпали уже. Земля проваливается. Пять самосвалов в прошлом году вывалили, и как не бывало.
- Пять это мало.
Ночью меня разбудил братец. Он светил в глаза своим дурным фонарем, да еще стучал указательным пальцем по моему лбу.
- Пойдем на озеро, сходим.
- Пошел к черту!
- Нет, мы не полезем в воду. Там, говорят, ночью, из озера руки высовываются.
- Чьи руки? - я окончательно проснулся.
- Тех, кто утонул. Говорят, один мужик погиб, а у него на руке часы были. И эти часы видели. На руке.
- Кто видел?
- Степан.
- Он алкоголик.
- Он уже давно не пьет. Пошли. Вставай же, ну!
- Пошел к чертям свинячьим! Никуда я не пойду!
- Тогда ты предателем будешь, понял!?
- Я сейчас всем расскажу. Теток разбужу, они тебе покажут.
- Попробуй.
Я услышал, как братец собирается у вешалки. Моргает слабенький фонарик. Громыхают сапоги.
- Ты идиот? - шепчу я громко.
- Спи, спи, предатель.
Через двадцать минут, мы идем к озеру. Ночь холодная, светит луна. Около озера очень тихо. Блестит черная вода.
- Нет тут ничего!
- Надо подождать.
Мы ждем, сидя на берегу. На мостки я отказался идти. Не знаю, какие там руки, и могут ли они утянуть под воду, но поскользнуться можно запросто. И в одежде ухнуть прямехонько под второе дно. Если у братца нет мозгов, то у меня они есть.
Один раз из воды вырвался воздух. Сначала загудело, а потом громко булькнуло. И шипение.
- Это руки через второе дно тянутся. - говорит братец.
- Это там гниет что-то, - отвечаю.
Несмотря на отсутствие рук, на воду было страшно смотреть, потому что сразу думалось о мертвецах, которые заперты втором дном. Может, это они выпускают воздух? Я поделился этой догадкой с братцем.
- Ясен пень, - ответил тот.
Ждали мы с час, замерзли, и отправились домой.
- Говорил что ничего там нет.
- Просто сегодня не такой день.
- А какой им нужен?
- Я завтра спрошу у Степана.
Утром шел сильный дождь. Тетки ушли к родственникам Витьки, а бабка отправилась в лес за еловыми ветками. Их будут разбрасывать перед пустым гробом. Водолазы из областного центра отказались погружаться в наше озеро.
В этот день, естественно, на озере никто не купался. Днем починили трансформатор, но на душе все равно неуютно. Я сидел на чердаке и слушал, как по шиферу стучит вода. Рядом со мной, в лунке из опилок, тихо лежала курица, высиживая своих цыплят. Мне было жаль ее, так как не успеют цыплята вылупиться, как придет бабка и отнимет яйца, подложив курице деревянный облом, на котором сколько хочешь сиди, все равно ничего не получится. Курица иногда наклоняла голову и беспокойно на меня поглядывала.
- Цып, цып, - сказал я печально.
Курица не отреагировала. Правильно, сиди себе, пока не трогают. А то братец придет, может и пнуть.
А вечером мы узнали, что на озере утонула тетка из Рябиново. Точнее, толком еще не ясно, откуда она, но Степан сказал, что из Рябиново. Тетка пришла купаться вместе со своими родственниками, и они теперь стоят на берегу озера с черными лицами. Так сказала бабка. А еще она сказала, что посередине озера плавает надувной мяч, который принесла утонувшая.
Я представил, как разноцветный мяч плавает на воде, и передернул плечами. Жутковато.
- Пошли мяч смотреть, ночью, - шепнул мне братец.
- Пошел к черту! - заорал я, топая ногами.
Последнее время братец очень сильно злил меня, своей идиотской манерой ходить и смотреть на чужую беду. Как что случится: "пошли смотреть", "пошли смотреть". Помню, когда на трассе автобус задавил мужика, то он тоже тянул меня смотреть, мол, кто-то положил на глаза мертвеца монеты. Я тогда месяц думал, зачем глазам монеты, но ничего не придумал, а спросить не решился.
- Тише вы! - шикнула на нас бабка, - у людей горе, а вы кричите.
Я неожиданно разозлился и на бабку. Все лето у кого-то горе, и все лето надо сидеть тихо, потому что кто-то утонул. Я не помню, когда последний раз хоть кто-нибудь в нашем доме смеялся. Нет, один раз смеялась тетка, когда ей за шиворот упала сороконожка, но она это делала не от радости, а от щекотки. Прыгала по комнате, и смялась. А теперь не смеется. Сидит вся такая расстроенная, попивает чаек с сушками, чмокает губами. И бабка сидит, тоже тянет чай. Размочит в нем печенье, посапывает в кружку, и ничего ей не надо, лишь бы тихо было и печально.
Пошел на кухню и налил себе этого дурацкого чаю.
Буду и я, сидеть грустный, отхлебывать из кружки. Раз все так делают.
На следующий день утонули сразу двое. Причем, из нашей деревни. К Исаевым из города приехали родственники, пришли ранним утром с ранней электрички, и чтобы не будить никого, решил искупаться в озере. Вот и искупались. Только две кучки одежды остались на берегу, да несколько чемоданов.
Исаевы долго не могли понять, кто именно из городских родственников утонул, долго вызванивали с почты, а потом, когда разобрались, на них, как сказала бабка, "не было лица".