придется тебе по вкусу.
- Но не только я была такой, Бето тоже был таким...
- Все равно, каким он был, Ната, теперь уже все равно. Я дам тебе совет, даже, если потом
ты будешь поступать по-своему, как пожелаешь. Ты должна начать идти по жизни с открытой нараспашку душой, не прикрываясь щитом. Тебе очень нравится быть независимой, ты не хочешь иметь связи, лишь бы только тебе не причинили боли, но жизнь – это совсем другое дело. Сначала ты заставляешь почувствовать того, кто с тобой, что мир чудесен, восхитителен: приходы, уходы, путешествия, увлечения... Но, когда наступает момент истины, приходит час окунуться в реальность, тебе не нравится то, что ты видишь. И человек, находящийся рядом с тобой это замечает. Тебе не нравится действительность, Ната, поэтому так тяжело находиться с тобой. Никто никогда не видел, чтобы ты целиком отдалась жизни в хорошем и в плохом, в вымыслах и в настоящем, в захватывающем приключении и в скучных буднях, Ната, в скучных буднях! Когда-нибудь ты поймешь, что скучать с кем-то рядом тоже прекрасно. Сидеть на диване перед телевизором с твоей половинкой вовсе не означает потерять что-то, что ожидает тебя снаружи, Ната, это означает просто наслаждаться совместной жизнью. Всегда кажется, что у тебя есть другие вещи, более важные, но суть жизни состоит в том, чтобы остепениться, жить вместе с кем-то и иметь будущее. Такова жизнь, а остальное – это сказки.
- Дани... Откуда у тебя такой шквал отсталых идей?
- Потому что такова стерва-жизнь, Ната, такова жизнь. Нравится тебе, или нет, но это –
жизнь. И если ты ищешь принца на белом коне, что ж попробуй, но ты не найдешь его, потому что они не существуют.
Я молча смотрела на него. Он тоже молчал.
- Что ж, – он снова поднял бокал. – Оставим эту тему, подружка, зачем мне вмешиваться
в ваши дела. Если захочешь позвонить ему, то позвонишь, и все. Давайте спокойно выпьем по
бокалу и поговорим о других вещах... К тому же, как я посмотрю, ты очень привлекательна, старушка, просто красавица. Видно, что ты счастлива. Уверен, что бы ты ни говорила, ты уже не думаешь о Бето, и твоя жизнь изменилась.
- Да, Дани, изменилась... Просто супер, как изменилась...
Глава 17. Встреча.
- Вот здорово!
- Вот и я говорю, здорово!.. Что ты здесь делаешь? Вот уж кого меньше всего ожидала
встретить.
- Вот черт, и я… У тебя назначено или выпьем что-нибудь?
Диего Сантаклара. Самый первый парень, в которого я безумно, без памяти влюбилась,
и четырнадцать месяцев сидела у него на крючке дни и ночи напролет. Тот самый Диего, сделавший меня ужасно счастливой и жутко несчастной, наставлявший мне рога, тот самый, которого я поклялась никогда не простить. Диего Сантаклара. Здесь, перед самым моим носом, и приглашает меня что-нибудь выпить.
- Классно! Пойдем, чего-нибудь выпьем.
(Какая дура, ну какая же я дура. Мама нет-нет, да и говорит мне это.)
- Ну что? Как жизнь-то движется?
- Да нормально, все путем… А у тебя?
- Прожигаю, как всегда.
- Точно! У тебя все, как всегда, достаточно на тебя посмотреть. Даже не знаю, хорошо
это, или плохо… Работаешь, или как?
- Да, все отлично, я доволен, не могу пожаловаться… Работал почти два года в
адвокатской конторе отца, но мы целыми днями спорили с ним, так что я взял, да и бросил
работу. Я путешествовал, поколесил где-то здесь, а растранжирив деньги, вернулся. Я –
расточитель, как видишь.
- Значит, ты закончил универ?
- Коне-е-чно, старушка, а как ты думаешь?
- Слушай, старик, ты говоришь это так, словно всегда был светилом. Когда мы
учились в универе и тусовали, ты не мог перейти и на второй курс!
- Потому что не хотел. Потом появилось желание, и я за год закончил два курса. Уже сто
лет я адвокат и даже не помню, в каком году закончил учебу…
(Тот еще адвокат, адвокатишка. Уже сто лет как ты, законоед, прикрываешься
непрестанной болтовней. Полагаю, с сознательного возраста.)
- Слушай, Ната, это сколько же мы не виделись? Лет десять?
- Или больше! Думаю, больше…
- Ладно, ты сама-то как? Андрес мне сказал… ты помнишь Андреса? Ну, моего коллегу,
с которым мы тусили иногда?
(Как же я забуду Андреса, твоего сообщника. Вечно он покрывал тебя, а мне оставалось
только рыдать на его плече. Иногда я думала, ну, почему я не влюбилась в него, по крайней мере, так было бы лучше.)
- Конечно… Андрес!
- Так вот он мне сказал, что видел тебя на концерте, что ли, ты выходила оттуда с каким-
то архитектором, и выглядела потрясно.
- Да, это было, но сейчас уже нет.
- Ты уже не с ним?
- Нет.
- Ну надо же! А Андрес мне сказал, что у тебя были планы, и все такое прочее.
- Конечно, были. А теперь вот их нет, такова жизнь.
- Слушай, ты в порядке. У тебя все хорошо?
- Да, а почему ты об этом спрашиваешь?
- Да нет, ничего, просто ты все воспринимаешь слишком близко к сердцу… Потому и
спрашиваю.
- Послушай, Диего, если ты говоришь это из-за того, что я тяжело пережила наши с
тобой отношения, так я тебе отвечу, что до сих пор, поднимаясь по утрам с постели, я Бога благодарю за то, что не с тобой.
(Вот, получи, это тебе в отместку!)
- Ну, подруга, ты даешь, ух, какая же ты! Ничуть не изменилась! Ха-ха-ха, да, старушка,
тогда нам было по двадцать лет, и мы оба были бессознательными… Как же мы ругались, какие скандалы учиняли: я то оставляю тебя, то возвращаюсь, то ухожу, то остаюсь… Я до сих пор вспоминаю наши с тобой примирения… Клевый был трах!
- А ты все такой же грубиян и пошляк, каким был всегда, дружок.
- Но, это же правда, разве нет? Прикинь, а не заняться ли нам и вправду сексом, ведь
что мы с тобой вытворяли, уровень был, что надо! Ты не поймешь, каких трудов мне стоило потом испытать нечто подобное. Блин, да за все это время я так и не добился этого!
(Вот это да, – сказала я, – подумать только. Диего Сантаклара польстил мне. Теперь
оказывается, что лучший трах у него был со мной, и поэтому он не раз наставлял мне рога, видимо для тренировки.)
- Брось, Диего, кончай, не преувеличивай.
- Ната, да ты покраснела. Вот только не говори мне сейчас, что покраснела оттого, что я
заговорил о сексе, это была наша любимая тема… Подумать только, твой архитектор превратил тебя в жеманницу!
- Ты дурак, или прикидываешься?
- Прости, прости, ты же меня знаешь…
- Я тебя умоляю, давай сменим тему.
- Ладно, я ведь тут смотался в Лондон, прожил там два года. Закрутил с одной
танцовщицей-бельгийкой, мы поехали туда вдвоем, это была настоящая катастрофа. И с тех пор ничего постоянного. Я много раз вспоминал о тебе, Ната, о тех безрассудствах, что мы творили, о той свободе во всем, с которой мы жили. Я вспоминаю об этом, как о чем-то
очень-очень ярком…
( Ярчайшее, согласна. Ты заезжал за мной в универ. Ты поъезжал к факультетcким
дверям на “Веспе”, доставшемся тебе в наследство от отца, и мы сматывались в Ретиро, или глотнуть пивка к Монклоа, или же забирались в музей, потому что там была необыкновенная выставка, которую нам хотелось посмотреть. И мы целовались на каждой улице, на каждом углу и в каждом баре. Мы постоянно занимались любовью, а иногда в кровати ты говорил о стихах Феликса Гранде, отмечая, что мы тоже были животными, и занимались любовью инстинктивно. Ты обнюхивал все мое тело и я, не переставая смеялась. Мы были двумя пылкими, влюбленными существами. Как же сильно мы любили друг друга или же только думали, что любили, но абсолютно точно, когда проходил приступ безумства, наступали адские месяцы. Ты безо всякого стыда передо мной начинал увязываться за другими девчонками и я тебе говорила, чтобы мы покончили со всем этим для того, чтобы ты мог делать все, что только пожелаешь. Когда мы расставались, ты умолял, чтобы мы снова были вместе, чтобы потом снова расстаться. Иногда я думала, что вот-вот заболею. В первый и последний раз в своей жизни я умирала от ревности. Я ревновала его к каждому столбу. Я входила в бар и, вместо того, чтобы высматривать пацанов, разглядывала девчонок, которые, по моему мнению, могли бы тебе понравиться. Блондинки могли тебе понравиться за то, что были блондинками, смуглянки – за то, что смуглые, худые – за то, что худые, фигуристые – за красивую фигуру. Я ненавидела их всех. Ты тоже не давал мне передохнуть. Всякий раз, как мы расставались, ты снова и снова сходил с ума, думая, что я могла умотать куда-то с другим. Ранним утром, на рассвете, ты звонил мне, или поджидал у двери бара на своем мотороллере. Я привыкла к подобной жизни и даже подумала, что, вполне возможно, это может продолжаться всю жизнь. Я думала так какое-то время, пока однажды ночью не встретилась с другом, с которым мы не виделись довольно давно. Он сказал, что у меня бесконечно грустный взгляд. “Что тебе сделали, Ната?”, – спросил он. На следующий день я бросила тебя.)
- Очень ярком, Диего. Не знаю, каким еще, но ярким – было.
