-- Не страшись, княжич,-- ласково проговорил Богит и принялся баюкать Стимара над тучей.-- Не страшись. Скоро заберет тебя отец твой, князь Хорог, от чужой утробы.
Снова потемнело у Стимара в глазах, и почудилось ему еще, будто руки Богита бессильно опускаются и вновь начинает смыкаться над ним та страшная чужая утроба.
Он вздрогнул, вздохнул до боли глубоко, словно в последний раз, вскочил на ладони Богита и почувствовал под ногами твердую землю.
Он увидел, что вятичи уже расекли землю на малом холме, сняли дерн с потайной кровли, скатили слеги и стали разводить в стороны "быки"*, словно то были настоящие ребра.
Малый холм оказался жилищем.
Как только вытекла из него через края вся застоявшимся кислым дымом темнота, так показались на его дне накрытый к трапезе стол, скамья и глинобитная печка.
Никакой тьмы в том жилище не осталось -- только две тени-борозды, пересекавшие его теперь от края до края. Одна тень -- князя Переславича, другая -- Турова.
Не оглядываясь на Солнце, княжич Туров видел, что стоит уже на краю самого дня так же, как и на краю того развершегося в Переславской земле жилища. Он подумал, что этот день прежде, чем пойти на дно неотвратимо разверзающейся ночи, еще успеет зачерпнуть своим краем много неизвестных событий и, возможно, -- всю его оставшуюся судьбу. По такой причине ничего доброго ждать не приходилось и от вятского подземного жилища, в каких северцы Туровы уже третий век жить брезговали и давно отдали их кротам да крапиве. И еще княжич подумал, что этот особый день, верно, начался очень давно -- тогда, когда он сам родился на свет,-- и хорошо бы узнать, не идет ли и этот день на исход вместе с обкновенным. Потому что если идет, то уйти за межи вятичей он, последыш Туров, уже никак не сможет, даже очень того захотев. Ведь на исходе такого большого дня, именуемого жизнью, кончаются и все дороги.
-- Вот дом нашего праотца Переслава. Он основал наш род,-- указал вятский князь на яму, укрепленную изнутри срубом.
Переславич поведал Стимару, что основатель их рода вышел-поднялся последний раз из своего дома на другой день после того, как онемел и по своей воле, и от руки старшего брата его младший сын.
Как и предрекал, прощаясь с вятичами чужеземный мудрец, половодье на реке случилось тогда осенью, не дожидаясь весны. Вода поднималась так быстро, что даже зайцы не успевали отбегать от берегов и тонули. Утонул тогда и князь Переслав, надумавший спасать вятских зайцев для будущей охоты. С того дня жилище князя пустовало, хотя на столе не остывали приготовленные к его возвращению блины. А все окрестные зайцы, обитавшие за межами, на землях соседних родов, с тех пор сбегались на Переславскую землю плодиться.
Слушая быль про князя Переслава, Туров княжич глядел, как внизу, посреди столешницы неторопливо плавает широкое блюдо, груженое блинами высотою в локоть.
-- Князь ушел. Ныне князь возвращается,-- важно рек Переславич, завершив свой сказ.-- Угощайся, молодой князь. Дождались тебя блины.
И не успел Стимар опомниться, как его схватило великое множество вятских рук и опустило в древнее жилище, прямо на скамью перед столом. Так много было тех рук и так они были сильны, что княжичу показалось, будто его разорвали на мелкие кусочки и с одного общего размаха бросили вниз.
Оказавшись на скамье, Стимар не вытерпел и оглянулся наверх. Плотно сомкнулись наверху, над древним жилищем, гостеприимые вятичи, и Солнце уже зашло за них, как за темный лес. День и впрямь кончался.
-- Благодарю за угощение, князь...-- подал княжич снизу свой голос, уже предчувствуя недоброе, хотя блины пахли так вкусно, что, не договорив до конца свою благодарность, княжич проглотил сладкую слюну.
-- Ныне уже князь не я,-- отвечал сверху седой вятич, глядя на Стимара сквозь свою тень белыми, как творог глазами,-- а ты, князь. Съешь блин Переславов и будешь славно править нами и многими землями отныне и до века.
-- Солнце закатилось, а я клялся уйти с закатом,-- попытался Стимар словами проложить себе новую дорогу.-- В иной раз, когда вернусь, отведаю ваш Переславов блин.
Седой вятич поднял руку, и видно было, что она еще по локоть освещена уходящим днем.
-- На нашей земле пока не закатилось,-- перекрыл он дорогу северца своей хитростью.-- Испробуй блин. Стань истинным князем. Или ты уже мертвым явился на наши земли, раз брезгуешь нашей пищей?
Стимар разгадал уловку вятича: проверял старый, действительно ли живым взяли они приемного князя или же вслед за старой молвой об увезенном в Царьград княжиче пришел мертвец найти себе место и дом получше, чем имел он в отрекшемся от него роду. А мертвецу одно место и один дом -- под землей или на столпе, в домовине.
Тогда Стимар поддался словам седого вятича, потянулся за верхним блином, испробовал тот блин и похолодел, как настоящий мертвец, потому что, испробовав княжье угощение, разгадал и вторую вятскую уловку, которую надо было разгадать раньше первой.
Стимар прозрел, что вятичи сумели сохранить в жилище своего предка только запах тех блинов, которые Переслав съел-таки все до единого перед тем, как идти спасать от потопа своих многочисленных зайцев, и, верно, потому и захлебнулся, что перегрузил свою утробу за столом. Запах же тех и вправду замечательных блинов, потянувших князя на дно, остался таким сильным в заложенном землею жилище, что постепенно отложился на блюде новыми блинами, ненамного менее вкусными, чем испеклись в стародавние времена те, изначальные.
Тотчас вскочил северский княжич из-за подземного стола, но было уже поздно.
Множество вятских рук уже подхватило с распаханного холма мягкие комья земли и принялось кидать в дом-могилу. А иное множество рук еще подхватывало землю, готовясь кинуть следом. Земля посыпалась на Стимара со всех сторон, и,
