«Моё сердце всегда будет с тобой», – эхо этих слов вело Рамут путеводной звездой, согревало и окрыляло надеждой. Не знала она, что отправляется в Явь, чтобы получить в свои руки излучающий живое тепло прозрачно-радужный камень...
Часть 8. Враг государства
Трясущимися пальцами Темань скомкала письмо и бросила в корзину. За окном шелестел дождливый мрак осеннего вечера, на заваленном бумагами письменном столе дымилась только что поданная домом чашка крепкого отвара тэи со сливками и стояло блюдце с пирожными, но Темани было сейчас не до сладостей. Её вызывали к Владычице Дамрад для разговора о новой книге. Рукопись ещё лежала в издательстве, а у Дамрад уже были какие-то вопросы к автору.
Над этой книгой Темань трудилась в свободное от основной работы время. Служа в отделе светской хроники новостного листка «Столичный обозреватель», она едва выкраивала драгоценные часы на творчество, и на написание этой вещи у неё ушло чуть более, чем два года. Книга эта давалась ей трудно, в отличие от легковесных любовных романчиков, которые у неё выходили каждые шесть месяцев. Действие нового романа происходило в вымышленной стране, которой правила жестокая и воинственная государыня. Страна кишела соглядатаями, и каждый житель не мог даже чихнуть без ведома правительницы. Книга повествовала о заговоре и неудачном покушении на властительницу, и в её основу легла, конечно, история родительницы Темани...
Слава автора лихо закрученных историй «про страсти» скребла душу Темани настырным коготком недовольства. Не книжки о любовных похождениях она мечтала писать, а настоящие вещи, которые будоражили бы умы и души, заставляя думать, а не развлекаться. Первой читательницей стала Леглит – женщина-зодчий, занимавшаяся переправкой дома в столицу и ставшая у Темани частой гостьей. С нею всегда было интересно беседовать, Темань чувствовала в Леглит родственную душу, которой можно доверить все помыслы. Не обходилось в их отношениях и без тайной искорки: женщина-зодчий в своём обхождении никогда не выходила за дружеские рамки, но зорким глазом и чутким сердцем Темань видела, что та влюблена по уши. Живя в горьком смирении с тем, что Северга никогда не будет принадлежать ей целиком, с Леглит Темань вдруг познала, каково это – быть нежно боготворимой, самой прекрасной и желанной, единственной владычицей сердца и драгоценным предметом поклонения... Чувство Леглит было утончённым, как изысканная книга, и трепетным, как пламя на ветру, но молчаливым. Порой навья-зодчий напускала на себя нарочитую сухость и сдержанность – к огорчению и досаде Темани, уже распробовавшей сладкий плод; сердце жаждало купаться в обожании, но гордость не позволяла открыто требовать нежного внимания. Довольно и того, что с Севергой она была вечной просительницей, смиренно ожидавшей своей очереди – всегда на вторых ролях...
Вручив рукопись Леглит для прочтения, Темань волновалась. Ей не давала покоя мысль: а не измельчал ли её писательский дар на низкосортном чтиве «про страсти», по силам ли ему оказалась настоящая, серьёзная вещь? Хватило ли дыхания, чтоб спеть эту песню? Всё ли удалось ей так, как задумывалось? Леглит была изрядно загружена работой, и её мнения пришлось ждать почти месяц, в течение которого Темань изнывала в неизвестности...
И вот Леглит прислала записку:
«Дорогая Темань, закончила чтение твоей книги. Мне есть что сказать тебе. Завтра прийти не смогу, работа, а вот послезавтра я буду свободна».
Темань, ощутив тревожный холодок в животе, ответила, что ждёт Леглит послезавтра в девять вечера.
Точно в назначенный час женщина-зодчий явилась с рукописью под мышкой – как всегда, строго одетая и скромно, но опрятно причёсанная. Изящными чудотворными руками в чёрных шёлковых перчатках она положила рукопись на краешек накрытого стола.
– Ну, что? – от волнения забыв о правилах гостеприимства, глухо спросила Темань. – Что скажешь?
– Если позволишь, я бы сперва выпила чашечку отвара, чтоб согреться, – улыбнулась Леглит. – А после можно и поговорить.
– Да, конечно, прости, – смутилась Темань. – Присаживайся, угощайся...
Они выпили по чашке отвара с сырными лепёшечками, болтая о пустяках, а потом Леглит предложила пройтись по улице, загадочно пояснив, что говорить будет удобнее во время прогулки. Темань удивилась, но приглашение приняла.
– Так вот, что я хотела сказать тебе по поводу твоей книги, – молвила Леглит, когда они медленно шагали по брусчатке тротуара, постукивая каблуками и дыша прохладным осенним воздухом. – Это, несомненно, очень сильная вещь. Сильная и пронзительная. Но и в то же время вещь опасная... Прежде всего, для тебя самой, милая Темань. Да, страна, на первый взгляд, вымышленная, но всякий разумный читатель очень скоро догадывается, что это Длань, а в образе Государыни весьма узнаваемо проступают черты Дамрад. Боюсь, ты будешь иметь неприятности из-за этой книги, если попытаешься её издать.
– Пойми, я задыхаюсь! – пылая щеками на осеннем ветру, горячо высказывала Темань наболевшее. – Мне тесно в нынешних рамках... Да, «про любовь» писать безопасно, но эти книжки уже набили мне оскомину. Я бьюсь, как рыба в сетях, стараясь разнообразить сюжетные ходы, выписать яркие личности с неистовыми страстями и сильными поступками, но мне кажется, что я хожу по кругу. Пишу в конечном счёте одно и то же... Я устала, дорогая Леглит, меня тошнит от этого!.. И эти статейки о светской жизни, которые в «Столичном обозревателе» жадно выхватывают у меня с пылу-жару, едва я поставлю последнюю точку... Суета и возня праздных пустословов, щёголей и напыщенных глупцов. Кому интересна жизнь этих небокоптителей? Читать о том, как они собрались в огромном зале, о чём-то болтали, блистали нарядами, с кем-то ссорились, мирились, рожали детей, дрались в поединках – разве это не ведёт к размягчению мозгов? Пустопорожнее, суетное времяпрепровождение... Однако ж, это моя работа, и я делаю её за деньги, но это не то, к чему лежит моя душа.
– Твоя душа лежит к тому, чтобы ходить по лезвию клинка, подвергая себя опасности? – невесело усмехнулась женщина-зодчий. – Кто осмелится сказать слово против Дамрад – тот не кончит добром. Прошу тебя, Темань, нет, умоляю – будь осмотрительнее! Мне небезразлична твоя судьба... И меня бросает в дрожь при мысли о том, что власть может начать гонения на тебя!..
– Считай, что мне не даёт покоя «слава» моей матушки, – с горьковатым и колким, нервным смешком пошутила Темань. – Знаешь, что Владычица сказала мне в день её казни? Что не будет преследовать меня, так как не считает опасной. По её мнению, я слишком глупа для этого.
– И ты хочешь доказать ей, что ты не хуже своей родительницы? – покачала головой Леглит. – От всей души советую тебе: не вступай в противоборство с сильными мира сего. У меня леденеет сердце при мысли, что я могу тебя потерять...
При этих словах голос у женщины-зодчего дрогнул потаённым пылом и чувством, глубоко спрятанным за маской дружбы, и она сжала руку Темани с большим жаром, чем пристало другу.
– Отчего же ты боишься потерять меня? – Темань, пожав руку Леглит в ответ, заглянула глубоко в её глаза, стараясь выудить из мерцающего мрака её зрачков заветное признание.
Леглит сжала губы, меж её сдвинувшихся бровей проступила складочка. Выпустив руку Темани, она пробормотала глухо:
– Потому что ты дорога мне.
Темань затаила вздох: как и всегда при прямом вопросе о чувствах, Леглит опять съёжилась, закрылась, и такие нужные, такие тёплые и долгожданные слова всё же не сорвались с её уст. Рот её, в отличие от суровых губ Северги, был мягким, в нём не проступало железной воли и жестокости, но и чувственностью он не отличался – тонковат, пресноват да и, пожалуй, слабоват... Нет, Леглит, скорее всего, не была способна сломать кровать яростным напором неистовой страсти, но не это Темань в ней искала, не на это откликалось её истосковавшееся, голодное сердце. Ей просто хотелось, чтоб её любили. Её одну, единственную, только её. Больше, чем кого-либо на свете.
– А всё-таки почему мы разговариваем на улице? – Сердце накрыла прохладная пелена грусти, и Темань зябко закуталась в плащ.
– Стены имеют уши, – проронила Леглит.
– В каком смысле? – нахмурилась Темань.
– В прямом. Это я говорю тебе как строитель таких вот домов. – Навья-зодчий кивнула в сторону обнесённого кованой оградой особняка, мимо которого они проходили.
Серьёзный мрак её расширившихся зрачков отозвался в груди Темани тревожным ёканьем. А Леглит добавила:
– Будь осторожна в словах, даже если тебе кажется, что никто не слышит. Это только кажется.
И всё же вопреки её предостережениям, Темань отдала рукопись в издательство, с которым уже давно сотрудничала. Работы её принимали там без колебаний, даже правок особых не вносили: в текстах Темани исправлять было почти нечего, писала она изысканно и грамотно. Обычно её без задержек извещали о том, что книга принята к печати, а тут госпожа редактор после их встречи надолго замолкла. Темань уже собиралась было заглянуть к ней и полюбопытствовать, в чём загвоздка, когда вдруг пришёл вызов, а точнее, приглашение к Дамрад. Писала не Владычица собственноручно, а секретарь её канцелярии – по поручению Её Величества.
