Он кивнул. Слова были не нужны. О том, что послужило причиной звонка Энни, красноречиво говорило выражение его лица.
— Мне очень жаль, Нора. Очень жаль.
— Мы должны были ехать вчера ночью. Я должна была попросить тебя повернуть назад!
— Но ты не могла знать.
Не могла ли?
О, Господи, почему я Тебя не послушала?
Ее матери больше не было в живых.
Чарлз Рукс позвонил Энни в то утро, когда в газете «Окленд Трибьюн» появился краткий некролог на смерть бабушки.
— У меня находится завещание Лиоты Рейнхардт и документы, которые она просила меня сохранить для ее детей. Я хотел бы передать все это. Не могли бы вы позвонить Эйлиноре Гейнз и Джорджу Рейнхардту, чтобы все мы могли встретиться у меня в офисе? Это неподалеку от озера Мерритт.
Он оставил ей адрес и номер телефона и спросил, удобно ли им будет прийти на следующий день.
— Уверена, что они смогут прийти на встречу, мистер Рукс, — заверила его Энни. — Я сообщу им.
— Мне еще нужно поговорить с вами, мисс Гарднер.
— Со мной?
— Да. Я не могу встретиться с остальными, если не будет вас.
Удивленная и смущенная Энни согласилась приехать.
— В газете нет извещения о похоронах, — продолжил мистер Рукс. — Если они еще не состоялись, я бы хотел прийти. Вы и ваша семья не будете против?
Энни закрыла глаза и сделала над собой усилие, чтобы не заплакать.
— Службы не было, мистер Рукс.
Дядя Джордж заявил, что нет никакого смысла тратиться, поскольку бабушка Лиота уже несколько лет не посещала церковь. Когда же Энни возразила, что за последние месяцы она несколько раз водила бабушку в церковь, он спросил:
— Кто-нибудь интересовался, как она себя чувствует?
— Часто приходила Арба.
— Она соседка и может проститься с ней дома.
Он был непреклонен. Кто придет на отпевание старушки, которую никто не знал, которая уже несколько месяцев не была прихожанкой? Она что, жертвовала деньги на церковные нужды? Нет. Тогда никто не придет. Его невозможно было переубедить.
Дженни позже сказала Энни, что Джордж сам вряд ли бы вынес отпевание. За всю свою жизнь он был на нем только один раз и когда увидел своего друга в гробу, поклялся, что больше никогда не пойдет на похороны.
— Не было никакой службы? — удивился Чарлз Рукс.
— Да. Вчера мы собрались здесь, в бабушкином доме, и попрощались с ней.
Приходила Арба Уилсон со своими детьми. Нора и Фред. Джордж, Дженни и их дети. Говорили очень мало. У Энни было слишком мало времени, чтобы приготовить какие-нибудь бабушкины фотографии или памятные вещи. Тем более что мама и дядя Джордж не жаждали их посмотреть.
Нора даже не плакала от горя. Энни удивила произошедшая в ней перемена: она больше не сердилась и не обижалась. Напротив, теперь ее мучило раскаяние и стыд за прошлое. Особенно за то, что она не доверилась своему предчувствию и не вернулась в больницу в ту ночь, когда умерла ее мать.
— Я упустила свой шанс, — твердила она. — И теперь никогда не смогу сказать ей…
Если бы бабушка Лиота продержалась еще чуть-чуть! Всего один день мог многое изменить. Врач уверял, что она умерла спокойно. Энни была благодарна хотя бы за это. Она представляла, как бабушка закрывает глаза и засыпает, а просыпается уже с Господом. Ах, если бы бабуля могла быть в это время дома!
— Я хотел бы отправить цветы, мисс Гарднер. — Голос Чарлза Рукса вывел Энни из задумчивости. — Где вы будете ее хоронить?
— Мы еще не решили, мистер Рукс. Бабушка пожелала, чтобы ее кремировали. Я заберу прах, когда позвонят из крематория.
— Вот как.
Она знала, что пора принимать решение, но ей было неудобно обсуждать этот вопрос с Чарлзом Руксом, о котором ей было известно лишь то, что он поверенный в делах бабушки и хранит ее завещание. Она решила обсудить этот вопрос с мамой и дядей. Мама расплакалась, когда Энни позвонила ей и сказала, что нужно подписать бумаги на кремацию. Дядя заявил, что понятия не имеет, где хоронить прах. В конце концов, какая ему разница?
Энни встретилась со своей матерью, Фредом и дядей Джорджем в вестибюле бизнес-центра, где располагалась нотариальная контора Чарлза Рукса. У матери был измученный вид, а Джордж выглядел как обычно.
— Я уже связался с риэлтерской конторой и поговорил насчет маминого дома, — сообщил он, пока они поднимались в лифте.
— А как же Энн-Линн? — спросила Нора.
— Я полагаю, она захочет вернуться и продолжить учебу в художественной школе, — настойчиво сказал он, бросив взгляд на Энни. — Или переедет домой. Разве ты не этого хотела, Нора?
Энни отвернулась. В ней снова поднялась волна гнева, и вовсе не праведного. Она знала, что не имеет права никого осуждать, но не одобряла их решения.
— Сейчас не время обсуждать это, Джордж.
— Нет никакой причины так сильно расстраиваться, Эйлинора, — презрительно заметил Джордж. — Все равно дом быстро не продать. Энни может жить в нем недели, а то и месяцы, пока будут распродаваться вещи. Это будет даже кстати. Кто-то же должен следить за домом, пока мы не найдем покупателя. Энни может жить там бесплатно. Конечно, если ты хочешь сохранить дом, мы можем его оценить, и ты выплатишь мне мою половину.
Энни крепко сжала губы, пытаясь не расплакаться. Она не хотела показывать, как подействовали на нее слова дяди Джорджа. Как он может говорить такое? «Будут распродаваться вещи». Как отвратительно, ведь это же дом бабушки Лиоты. Сколько воспоминаний связано с этим небольшим уютным домиком. И садом! Бабушкиным прибежищем. Она как-то сказала, что встречается в нем каждый день с Господом. Энни не могла даже представить, как огорчилась бы бабушка Лиота, если бы узнала, что у сына нет почтения ни к ней, ни к ее собственности. Он ждет не дождется, когда все это продадут, и он сможет забрать свои деньги. Деньги! Презренный металл! Только о нем он и может думать.
Это неправда. О, Господи, это не может быть правдой.
— Я не хочу обсуждать это сейчас, — срывающимся голосом ответила Нора, теряя присутствие духа.
— Нам всем будет легче, если мы примем решение как можно раньше.
Всю жизнь дядя Джордж проявлял нетерпение. Чем оно вызвано? Или он хотел спрятаться от скорби, чувства вины, ощущения пустоты, которые наверняка сейчас переполняли его, понимая, что уже ничего не исправить в его отношениях с матерью?
— Во всяком случае, сначала нужно выбрать место на кладбище! — воскликнула мать Энни.
— Мне кажется, что она должна лежать рядом с отцом, разве нет?
— Прелестно, Джордж. Ты хоть помнишь, где похоронен папа?
— Я был тогда во Вьетнаме…
— А я занималась разводом!
Двери лифта открылись, и, выйдя из него, Энни заметила фонтанчик с питьевой водой и направилась к нему. Она наклонилась к струе — как жаль, что нельзя умыться прохладной водой. Как они могут обсуждать все это сразу после смерти бабушки? Дядя Джордж напомнил ей ворона, клюющего бабушкины останки. И мать тоже хороша. Как пойдет теперь ее жизнь, раз она упустила свой шанс попросить прощения?
Ох, бабушка, бабушка. Если бы ты прожила еще один день, или месяц, или год. Я так тебя люблю. Я скучаю по тебе. Ты многому не успела научить меня. Не рассказала столько увлекательных историй. Жаль, что я провела с тобой так мало времени. Господи, почему Ты не позволил мне побыть с ней подольше?
Фред коснулся ее плеча:
— С тобой все в порядке, Энни?
Она выпрямилась. Он, должно быть, подумал, что у нее иссякли силы.
— Я просто стараюсь удержаться и не сказать что-то, о чем бузу потом жалеть.
Господи, дай мне сил…
И еще ее мучал ларингит.
Фред обнял ее за плечи:
— Последние несколько дней были очень тяжелыми для твоей матери.
Энни сама знала, что это так, и жалела, что не рассказала обо всем, что было в прошлом, несколько недель назад.
— Я должна была давно обо всем ей рассказать.
И, наверное, тогда бы матери хватило времени, чтобы изменить свое отношение к бабушке. Но Энни хранила молчание и терпеливо ждала, как молчала и терпела все эти годы сама бабушка. Теперь Энни сомневалась, что мама сможет избавиться от чувства вины и сожаления за прошлые годы, когда она носилась со своими обидами и не желала отыскать истину.
А не станет ли мама снова винить бабушку, Господи? Не начнет ли она думать, что бабушка Лиота лишила ее возможности раскаяться? Что ее смерть была последней злой шуткой…
Как Энни жалела, что бабушка Лиота не рассказала обо всем много-много лет назад!
Я знаю, почему ты хранила молчание, бабушка Лиота, но что хорошего из этого вышло? О, Отец, даже если бы она рассказала маме и дяде Джорджу, разве стали бы они ее слушать?
— В тот вечер, когда умерла бабушка Лиота, у твоей матери было предчувствие, — с явным беспокойством проговорил Фред, — что нам следует вернуться в больницу, но мы не вернулись. И теперь это причиняет Норе такие же страдания, какие может причинять открытая рана. Кроме горечи накопленных в прошлом обид, ей придется жить с осознанием собственной вины.