А в-третьих, и в-главных, гражданам хотелось собраться вместе, и если город их процветал, то поблагодарить богов, а если бедствовал, то попросить у них помощи. На праздниках они были не зрителями, а участниками: все представления, даже театральные и хоровые, были, по-современному выражаясь, самодеятельными. Зрителями считались боги [573].
Прагматическое отношение к культовым торжествам ясно сформулировал Перикл в своей надгробной речи 431 года до н. э., записанной Фукидидом:
Мы ввели много разнообразных развлечений для отдохновения души от трудов и забот, из года в год у нас повторяются игры и празднества [574].
Три праздника были главными в афинском году: во-первых, Панафинеи в честь Афины; во-вторых, Анфестерии и Дионисии в честь Диониса; в-третьих, Элевсинии в честь Деметры [575].
Панафинеи справлялись каждый пятый год в июле, тотчас после жатвы. Этот праздник требовал присутствия всех афинян, кроме рабов. Главным его обрядом было перенесение на Акрополь нового огня, зажженного на алтаре Эрота или Прометея в роще Академа. Ночью десять команд юношей от десяти афинских фил несли факелы в эстафетном беге. Призом победителю была гидрия, наполненная водой [576].
А с восходом солнца в расположенном на северо-западе Афин квартале гончаров — Керамике — начиналось грандиозное шествие, направлявшееся на Акрополь к Парфенону с новым пеплосом, сотканным для Афины избранными по жребию афинскими девушками. Процессия шла самой оживленной торговой улицей, известной как Дромос, или Панафинейский путь, уже существовавшей лет за пятьсот до строительства Парфенона. Шли через главную площадь, сердце города — Агору. Путь этот был столь же священен, как сам Парфенон, и зрелищность шествия была не менее значима, чем его цель. За участниками закреплялись роли: «несущая корзину» с жертвенными дарами («канефора»), «несущая воду», «несущий огонь», «несущий чашу», «несущий ветви» и т. д. Шли в праздничных одеждах, в венках, с шерстяными повязками и ветками в руках. Эфебы гарцевали на лошадях. Близ Акрополя брали из Пританея — здания городских магистратов — модель корабля и укрепляли пеплос на мачте, как парус. У подножия лестницы на Пропилеи всадники спешивались. Оставив корабль внизу, с пеплосом на снятой мачте всходили на Акрополь по зигзагообразной дороге [577]. После жертвоприношения на Большом алтаре находившегося у дальнего от Пропилей торца Парфенона наступал самый торжественный момент: жрец складывал новый пеплос Афины, чтобы поместить его в храмовую сокровищницу.
Ил. 283. Парфенон. Зофорный фриз. Панафинейское шествие. 442–438 гг. до н. э. Мрамор, выс. 103 см
Почти общепризнанно, что Панафинейская процессия представлена на фризе длиной 160 метров, окаймляющем целлу Парфенона [578]. Над входом в храм изображены двенадцать богов (в интервале между двумя их группами, по шесть персон в каждой, жрец принимает от мальчика пеплос Афины) и распорядители празднества. С обеих сторон к ним приближаются девушки с фиалами для совершения либации. Далее юноши ведут жертвенных животных. За ними «несущие чаши» и «несущие воду» и (на южной стороне храма) музыканты. Медленно шествуют почтенные старцы; проносятся квадриги панафинейских состязаний. Завершают (а для осматривающих фриз с западной стороны — начинают) процессию всадники (ил. 283).
Однако не следует воспринимать изображенные на фризе действия как точное воспроизведение Панафинейского шествия. Не все совпадало с действительностью. Самое странное — на фризе нет ни одного гоплита [579], а ведь Фукидид, рассказывая, как Гиппию удалось схватить Гармодия и Аристогитона после убийства ими Гиппарха, говорит о «вооруженных гражданах» как участниках шествия [580]. Может быть, причина несовпадений в том, что под видом изображения конкретного празднества фриз прославлял только культурные институции, которые, по мысли Перикла, обеспечили Афинам первенство среди всех полисов Эллады? [581] В таком случае, как объяснить, что более половины общей длины фриза отведено всадникам? Почему почти все они — безбородая молодежь? Почему гидрии несут мужчины, тогда как это было традиционной обязанностью женщин? И почему нет канефор? [582]
Время от времени доводится слышать, что афиняне, шествовавшие к Большому алтарю вдоль Парфенона, могли, поглядывая на фриз, видеть в нем идеализированное изображение самих себя. Но представьте рельефную полосу высотой в метр, скрывающуюся в тени за колоннадой периптера в четырнадцати метрах над землей. Начиная шагов с двадцати — тридцати и далее можно было бы увидеть в просветах между колоннами фрагменты фриза почти без ракурса. Но что удалось бы вам разглядеть? Подходя ближе, вы видели бы эти фрагменты во все более остром ракурсе. Лишь поднявшись на стилобат храма, можно было увидеть фриз, не заслоненный колоннами. Но ваш луч зрения падал бы на рельеф под тридцатиградусным углом.
Может быть, почти недоступный обыкновенным эллинам фриз Парфенона видели Фидий и его помощники? Нет, в их поле зрения умещалось только то, что они видели с расстояния вытянутой руки, вооруженной резцом.
Так разве не заслуживает глубокой благодарности лорд Элджин, увезший рельефы в Англию и продавший их Британскому музею, где они выставлены в идеальных для созерцания условиях? Вот такими — с точки зрения, не имеющей ничего общего с их восприятием людьми, для которых они предназначались, — и описываем их мы, историки искусства.
«Зрителями считались боги». С не меньшим основанием, чем о Панафинейском шествии, это можно сказать о его изображении на фризе Парфенона. И все-таки этот фриз присутствовал в сознании эллинов. Но как? Мне кажется — как спокойная уверенность в том, что храм Афины украшен достойно: не зря же четыре года трудились там, за колоннадой, лучшие мастера во главе с Фидием! Этот фриз, как и новый пеплос, — подношение покровительнице Афин, которое, надо думать, пришлось ей по нраву.
Анфестерии справлялись в конце февраля — начале марта. Название праздника ассоциировалось с весенним цветением. По Фукидиду, Анфестерии — «старинные Дионисии» [583], в отличие от «Великих Дионисий», введенных только в VI веке до н. э. Праздник продолжался три дня: первый — «открывание бочек», второй — «крýжки», третий — «горшки». В первый день афиняне пробовали вино, давленное осенью, воспевали Диониса, танцевали и взывали к нему как Прекрасноцветущему, Неистовому, Буйному. В день «кружек» питие молодого вина переходило в соревнование: каждый получал свою меру разбавленного вина в особую кружку вместимостью более двух литров; по сигналу
