в сумраке глубоком
сидит прикрыв глаза
скрестивши ноги
мерцающие огоньки лампад
и храмовая пустота почти что
лоскут его накидки растворили
внезапно пред его случайным взором
предстал монах почтенных лет который
нетвёрдо перешагивал порог
всё выше ковылявший по ступеням
пришелец — Е Си-сянь министр бывший
ему был столько лет в изгнанье верен
ступили за черту заката в жизни
так далеко что памятью лишь живы
лишь в тень вошел старик не удивился
в глазах монарха прочитав улыбку
сейчас же поразившись сколь непрочны
перед лицом кончины власть и статус
он ни во что давно уже не верил
поскольку знал как молодости тени
в потоке лет торопятся исчезнуть
Я только что покинул переполненный причал
и дошел до незнакомого вокзала.
Всю свою жизнь я искал, где оно, время.
Может потому, что вечно повторял этот путь,
но ведь у человечества нет финишной прямой.
Я, сын кочевого народа, верю, что
любовь и смерть всего лишь способы существования.
Все это — точки одной линии. Линии пути.
Чей это зов?
Здесь камни, камни и камни.
От них исходит таинственное дыханье.
Оно мерцает в темной каморке сердца.
Оно оперяет шестисловные мантры
и в форме камня
дает нам другую форму.
Каждый камень словно застыл в паденье,
погрузившись в бескрайнее море времени.
И память его — убежище мудрых —
скользит по кромке жизни и смерти.
Его слово скрыто
в основании твердом и прочном,
и, как бесцветный цветок,
невидимо раскрывается в храме бессмертия.
Здесь мы видим мемориал на века,
говорящий без слов о бессловесном,
чтобы все живое верило в жизнь.
Здешние камни —
книга, несущая сокровенное знание.
Кто откроет ее на первой странице,
узнает правду о прошлом и будущем
Каждое слово в книге сверкает волшебным светом,
и проявляются снежные пики.
Свет проходит сквозь притяженье земли,
сквозь лазурное марево,
выстраивая призрачные ступени сфер.
Каждый камень, словно слеза
в кристаллах ее граней.
Стихает боль, горе теряет эхо.
Это единственная спокойная дорога
для наших ушедших.
Это прелюдия к похоронам героев.
И после освобождения от страданий
контуры гор станут четки и ясны,
отары покажутся посланцами света,
благословение солнца сойдет
на все сущее в мире,
деревья приобретут прозрачность,
сознанье исчезнет.
И тогда только тонкие струйки белого дыма
нам будут напоминать,
что есть не призрачный кров.
И мы увидим,
что земля не погибла, жизнь продолжается.
Младенец, родившийся на рассвете,
издает первый крик,
и это самая волнующая поэзия.
Воскресшая земля дарит ее всему живому.
О, насыпь Гана Мани*, я не уверен,
что где-нибудь на земле
найдется столько камней.
Я ведь знаю,
что каждый камень, положенный здесь,
хранит в себе жизнь человека,
и все эти жизни с рождения
несли в себе молитвенный код.
Мне очень трудно представить,
что будет, когда
два с половиной миллиарда камней
обретут иную форму жизни.