всем через дверь! Но остальные крысы смеялись над ними:
— А вы научно докажите, что это плохо! Нам вот очень даже хорошо! — говорили одни.
— Да они просто тупозубые, и не серые вовсе! — смеялись другие.
— Вы завидуете нам, что мы умеем красиво жить, а у вас это не получается! — издевались третьи.
— Да потому, что мозгов у них на то, чтобы хорошо жить, не хватает! — крутили у виска пальцем четвёртые.
И каждый пытался их задеть побольнее, даже свалку у двери устроили, чтобы выходить через неё стало трудно. Многие из тех, кто ещё держался, плюнув на всё тоже стали себе дырки в стенах прогрызать, и лишь две крысы по-прежнему пытались доказать всем, что так делать нельзя:
— Ну подумайте же, ведь не может так бесконечно продолжаться! Оглянитесь вокруг! Уже столько дырок в стенах, что сквозняки в них свищут и кошки с воронами то и дело заглядывают! Того и гляди внутрь проберутся! Пора за дело браться и дом спасать! Мы же работящие серые и зубастые, значит, можем всё восстановить, а не то дальше ещё хуже будет!
— Да что вы нам тут плетёте? Мы и так знаем, что мы все серые и зубастые, только про вас этого не скажешь!
— Это не от нас сквозняки, это просто ветер переменился!
— Ну подумаешь, заглядывают, и что! Пусть полюбуются, как мы тут здорово устроились! Какие мы серые и зубастые!
— В доме гораздо холоднее, чем раньше стало! — продолжали уговаривать сторонники выхода через дверь. — Да и качается он уже как-то от ветра, скрипит! Если не сделаем что положено, так всем нам армагеддон случится!
— Вы что, холода боитесь? Неженки!
— А нам скрип спать не мешает!
— А качаться на доме вообще здорово!
Но однажды в ветреную ночь дом не выдержал и рухнул, придавив всех крыс…
— Ну вот! Мы же предупреждали! — пискнули перед смертью сторонники выхода через дверь.
— Накаркали, гады! — промелькнуло последней мыслью у серых и зубастых!
Накануне рождения Коляды ехал на санях через лес пасечник, вёз мёд в соседнюю деревню, да и колядки там провести планировал у тестя в гостях. Выехал-то вроде загодя, да вот Мороз, наверное кашу чувствуя, решил себя показать да расхвастался умением своим. Снегу насыпал, инеем всё разукрасил — красотища! Только вот ехать по такому снегу трудно, а потому в лес пасечник попал уже по тёмному. День зимний короток — чуть времени упустил, и блуждай в потёмках. Был пасечник у тестя всего два раза, да и то летом, а потому в зимнюю пору, когда снегом всё запорошено, да в темноте к тому же, не заметил, как с дороги свернул, а когда опомнился, далеко уехать успел. Лошадка хороша, да по сугробам из сил выбилась, встала посреди полянки, что как плешина на верхушке холмика расположилась. Видно после подъёма в гору, да по сугробам, бедную силы вовсе оставили. Стоит, горемычная, еле дух переводит.
Слез пасечник с саней, а Мороз под тулуп так и норовит забраться, и не поймёшь, то ли заморозить хочет, то ли сам под тёплым тулупом погреться. А уже гулянья скоро начнутся! Люди гостя нежданного встретят да за Бадняком в Навь пойдут, с навьями силой да смекалкой мериться. А тут стой, на ветру да морозе мёрзни! А Луна бледная мертвенным светом на землю светит, и деревья стоят равнодушные, чёрные в ночи, от мороза трещат и от ветра качаются. А Мороз всё злее и злее кусает. Сунулся пасечник в кошель, а там только серебряные обереги, что на подарки ребятне приготовил. Ох, огнивушко! Ох, башка-то моя дырявая! Ну чего было не положить? Места-то немного заняло бы, а вот сейчас с огоньком-то всё веселей было бы! А так вишь, и руки уже коченеют, и ноги плохо слушаться стали! Пробежался пасечник вокруг саней — раз, другой, третий, потом дерюгу с них снял, лошадку прикрыл, чтобы не замерзала. Вроде потепле стало, да ненадолго. Вот опять холодит. Стал он вокруг саней в снегу дорожку вытаптывать, чтобы снова согреться. Часто-часто ступал, широкую вытоптал, согрелся. Да опять ненадолго. А вокруг Луны круг светится! Звёзды всё ярче и ярче, а Мороз всё крепче и крепче! Лошадка же хоть и отдышалась, а всё равно далеко не дойдёт. Да и куда идти-то, коли с дороги сбились? Рассветёт, так с холмика-то хоть направление посмотреть можно будет. Вот только дожить бы до этого рассвета, не замёрзнуть.
Долго он так промучился, уже и зуб на зуб не попадает, и ноги еле гнутся, и губы что мякина. Залез пасечник на сани, встал во весь рост, по сторонам огляделся, а и не видно ничего! Только лес кругом, насколько глаз в лунном свете видит. Попробовал он крикнуть, на помощь позвать, да губы, мякиной ставшие, подвели, и получился у него не зов о помощи, а вой, на который где-то далеко волк откликнулся, затем второй… третий!.. Вот только этого ещё и не хватало! Затих пасечник, затаился, но вой ближе раздался, и не выдержал бедолага, запаниковал, соскочил с саней да пуще прежнего кричать взялся! Вдруг лошадка его вскинулась да как бросится в чащу вместе с санями, только пасечник её и видел! Кинулся было он за ней следом, да вдруг глаза светящиеся увидел! Вторые, третьи… И вышел ему навстречу здоровенный волчище! Голова чуть не с бычью, лапы широкие, тело такое огромное, что если он на задние лапы встанет, то поди, на целую голову выше пасечника будет! Клычищи в пасти на вершок торчат! Глазищи как блюдца и огнём зелёным сверкают!
Оторопел пасечник. Крик его в чащу улетел да там во тьме и сгинул без эха и отзыва, будто в болото канул. Стоит бедолага, глазами хлопает, а волчище в лунном свете, не спеша так, к нему идёт. Оглянулся пасечник по сторонам — куда бежать? — а вокруг ещё глаза светятся, да и куда в лесу от волков денешься? Только на дерево, но от них стая его уже отрезала.
«Ну всё, — подумал пасечник, — тут и конец мне пришёл!»
А волчище подошёл совсем близко, рукой достать, и спрашивает:
— Ты чего разорался?
— Да вот, — отвечает пасечник, — з-заблудился я. 3-замерзаю. Думал, у-услышит кто!
— Ну, я услышал, — ответил волк. — И чего теперь делать будем?
Поник пасечник головой, да и говорит волку:
— Ты, это. Ты меня побыстрее убей. Не мучай долго. Ладно?
— Мы вчера лося загнали. Вот только что доели его. Сытые.
