Тёплые ладони Леглит мягко скользнули по её щекам, внимательный взгляд читал незримые строчки на самом дне души.
– Если не хочешь, не говори. Но я всё чувствую и вижу.
– Я не знаю, Леглит... Не знаю, я сейчас с тобой говорю или не я. – Ледяная корочка безумия треснула, и ресницы Темани намокли от пробившегося наружу комка напряжённой растерянности.
– Ну конечно, ты! – Навья-зодчий ласково согревала её дыханием и тенью улыбки в глазах. – Кто же ещё?
Оставалось только вцепиться в неё судорожными объятиями. Леглит стала единственной твердыней в зыбком мире миражей, и Темань вжалась в неё, ища спасительную опору. Если даже в себе она сомневалась, то Леглит верила безоглядно.
В «Столичном обозревателе» её ждал собственный кабинет и кресло, которое раньше принадлежало госпоже Ирерии – мрачной, вечно злой и вредной, с острыми, постоянно скалившимися клыками и седой прядью в чёрных волосах. Её мало кто любил, но побаивались все. Пару раз даже случалось, что она доводила Темань до слёз своими придирками. За время отсутствия Темани в редакции произошли крутые перестановки: нагрянули посланники Дамрад с проверкой, и Ирерию уличили в злоупотреблениях полномочиями и присвоении денег. Госпожу главного редактора тоже сняли с должности, теперь её обязанности исполняла госпожа Аривельд, её вторая заместительница, а Темани предстояло занять место первой, отчего ей стало очень не по себе. И дело было не в том, что она опасалась не справиться с работой в новом качестве – всю эту кухню она знала хорошо; сердце холодело от той лёгкости, с которой Дамрад крутила и вертела судьбами своих подданных.
– Вот такая у нас тут чехарда творится, – сказала Аривельд, по-свойски плеснув себе и Темани в отвар тэи по глотку хлебной воды. – Если честно, мы боялись, что головы полетят с плеч... Но вроде до такого не дошло, обошлось увольнениями.
Была она медлительной, грузноватой, седеющей особой с морщинками у глаз от привычки задумчиво щуриться. Если на своей прежней должности она ещё справлялась с обязанностями, то роль руководителя издания, откровенно говоря, тянула слабовато. Большую часть своей работы она норовила спихнуть на заместительниц, а сама нередко надолго отлучалась по неким таинственным «делам». Иногда её целый день не было на месте. Попахивало от неё порой и хмельным, отвар тэи она пила только с изрядной долей хлебной воды; создавалось впечатление, что она впала в какую-то хандру. То ли на неё так подействовали проверки и перестановки, потрясшие мирок «Обозревателя», то ли она просто чувствовала себя не в своей тарелке в новой должности – как бы то ни было, отдуваться за неё частенько приходилось Темани и второй заместительнице, госпоже Хаград – светловолосой, с ярко-синими глазами и стремительной походкой. Сама Аривельд приходила, лишь чтобы поставить подпись там, где требовалось.
– А смысл надрываться? Всё в этом мире – преходящее, – вздыхала она. – Вот так работаешь, работаешь в поте лица, а Великой Госпоже возьмёт да и не понравится что-нибудь... И получаешь в лучшем случае пинка под зад, а в худшем – кончаешь жизнь на плахе. И никто ни твоих прежних заслуг не вспомнит, ни былого усердия...
Она скучала по своей бывшей начальнице и мечтала работать вместе с ней, куда бы ту судьба ни забросила.
– Старая я уже, – говаривала она порой. – Вот вы молодые, – Аривельд кивала на Темань и Хаград, – вы и работайте. А мне в отставку пора.
Однако на покой она почему-то пока не уходила и продолжала тянуть безрадостное и вялое существование в качестве главного редактора «Столичного обозревателя», являясь по сути формальной фигурой. Про неё говорили, что она, дескать, дожидается своего «пинка».
Таким образом, вместе с повышением на плечи Темани свалилось гораздо больше, чем ей полагалось по новым должностным обязанностям. Если Хаград отвечала за хозяйственную, техническую и денежную часть дела, то на Темани лежало всё остальное – собственно содержание каждого номера и управление всеми отделами. Это была руководящая работа, и писать самой ей теперь доводилось нечасто – в основном, приходилось следить за тем, что и как пишут подчинённые. А главное – чтобы написанное соответствовало взглядам госпожи учредителя, которым являлась градоначальница Ингильтвены. Глава столицы была ярой верноподданной Дамрад. Сущее безумие: Темани, ненавидевшей Дамрад всеми фибрами души, приходилось вести издание верным Владычице курсом... Особенно это касалось отдела политики. Потому-то Темань в своё время и ушла в колонку светской жизни: знала, что не сможет достаточно хорошо лизать зад правительнице Длани. А сейчас именно высокое качество этого подлизывания она и вынуждена была обеспечивать. Освещать события нейтрально и беспристрастно было нельзя: о Дамрад – только с придыханием, только с щенячьим восторгом и преданностью, считала учредительница, и главному редактору как наёмному работнику приходилось исполнять волю хозяйки. Теперь один завтрак в неделю у Темани проходил в доме Ингмагирд – а заодно и совещание по делам «Обозревателя».
Работа выматывала, выпивала Темань досуха, и на творчество не оставалось ни времени, ни сил. Возвращаясь поздно вечером домой и падая в кресло у камина, она сквозь зубы почти беззвучно цедила:
– Ненавижу... Как я всё это ненавижу...
Делать ненавистное её заставлял страх не за себя – за Леглит: Дамрад ещё не уничтожила подлинник той папки. Один неверный шаг – и чёрная повозка с гербом могла увезти навью-зодчего навсегда... Когда стало совсем тошно, решение уйти из «Обозревателя» созрело само, и Темань подала владелице издания прошение об отставке: Аривельд его подписывать отказалась, не желая терять в её лице такую добросовестную и покладистую заместительницу, согласную тащить на себе всю работу.
Ответа на прошение пришлось ожидать неделю. На очередном завтраке-совещании госпожа градоначальница вручила Темани ошеломительную бумагу за подписью Дамрад: снять Аривельд с поста главного редактора «Столичного обозревателя» и назначить на её место Темань.
– К настоящему времени нам стало совершенно ясно, что госпожа Аривельд не соответствует высоким требованиям и исполняет свои обязанности из рук вон плохо, – сказала глава столицы. – Нам прекрасно известно, кто у вас на самом деле работает. А Аривельд и вправду пора на отдых. Надо давать дорогу молодым.
Руки Темани упали на колени, налившись неподъёмной тяжестью.
– Но я просила освободить меня от должности, – глухо проронила она.
– Любезная Темань, помилуй, но ведь ты работаешь прекрасно! – воскликнула Ингмагирд. – Зачем нам с тобой расставаться? Поэтому мы приняли единственно справедливое решение – назначить тебя главным редактором, обязанности которого ты и так, по сути, исполняешь вместо отлынивающей Аривельд.
Давящий груз наваливался на плечи, сковывал дыхание, отнимал силы. Хотелось вскричать: «Да катитесь вы все!..» – но Темань только стиснула челюсти.
– Госпожа Ингмагирд, я в ближайшем будущем намереваюсь обзавестись потомством, – привела она последний довод. – Думаю, мне будет тяжело совмещать эту сложную и ответственную работу с материнством.
– Дорогая моя, я уже не первый десяток лет тружусь на сложной и ответственной работе, – невозмутимо возразила градоначальница. – Ты видела мою семью? Сколько у меня детей, помнишь? И ничего, всю жизнь как-то совмещала – не надорвалась.
– Осмелюсь заметить, госпожа Ингмагирд, что у нас с тобой немного разные положения, – тихо проговорила Темань. Приходилось прилагать огромные усилия, чтобы разговаривать учтиво и не треснуть кулаком по столу. – Твои мужья обеспечивают тебе надёжный тыл, а моя супруга большую часть времени отсутствует. Можно сказать, что я совсем одна.
Увы, госпожа градоначальница даже не думала входить в её положение.
– Ничего, выкрутишься, – сказала она. – Что тебе мешает нанять няню, в конце концов? Впрочем, почему я должна тебя учить? Ты, кажется, сама уже взрослая и должна понимать... В общем, иди и работай, голубушка. Нечего отлынивать.
«Всё равно уйду, – думала Темань, возвращаясь от Ингмагирд в редакцию. – Дождусь, когда Дамрад уничтожит ту папку – и сразу уйду». Впрочем, внутренний голос с горечью подсказывал, что Владычице ничто не мешало придумать другие способы принуждения.
Ужасно хотелось выговориться, выплеснуть наболевшее... В обеденный перерыв Темань отправила Леглит записку с приглашением на ужин. Оставив вместо себя Хаград, кое-как она освободилась на два часа пораньше – в девять вечера, а не в одиннадцать, как обычно. Она рассчитывала поужинать с Леглит, а потом на прогулке поговорить: привычка к сдержанности в стенах дома уже укоренилась в ней.
Навья-зодчий пришла точно в назначенное время – как всегда, ради встречи с Теманью одетая наряднее обычного, но цвет её щёк почти сливался с белизной воротничка. Видно было, что она едва держится на ногах. Взглянув в её угасшие глаза, Темань подавила готовый вырваться вздох: духу не хватало донимать её, измученную работой, своими жалобами... Вместо того чтобы отправится прямиком домой и завалиться спать, Леглит из последних сил приползла к ней. То есть, не в прямом смысле приползла, конечно: спину навья-зодчий держала прямо, и стук её каблуков по холодному полу звучал бодро, но чего ей это стоило, знала только она сама.
