— Ты прячешься?
— Предполагаю.
— Ты одинока?
— Разве я выгляжу одинокой? — спрашиваю я.
— На данный момент? Да.
Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:
— А что насчет тебя? Ты — одинок?
— Я переехал сюда из Нью-Йорка, когда мы нашли это место. Я так старался поскорее открыть отель, так что да, я стал одинок.
— Когда ты уехал из Шотландии? — интересуюсь я.
— Раньше я проводил каждое лето в Штатах, когда учился в университете. Я приезжал сюда и работал на отца, изучал все подводные камни бизнеса, но не официально, пока не окончил свое образование, — рассказывает он. — С тех пор прошло уже семь лет.
— Скучаешь?
— По Шотландии?
Я киваю головой, и он отвечает:
— Да, — затем спрашивает: — Откуда ты?
— Канзас.
— Что привело тебя сюда?
Я ерзаю на своем стуле, демонстрируя, что мне неловко отвечать на этот вопрос, но прежде чем начинаю говорить, в моей сумочке, которая лежит на столе, звонит телефон. Я вытаскиваю его, вижу, что это Беннетт, и отвечаю.
— Беннетт, привет, — произношу я, чтобы Деклан узнал, с кем я говорю.
— Просто ставлю тебя в известность. Моя встреча закончилась раньше, и я хотел бы с тобой увидеться, — ласково говорит он.
— Ты совсем недавно видел меня.
— Это твой способ сказать, что ты слишком занята?
— Нет, для тебя я никогда не занята. Ты еще в офисе? — спрашиваю я, бросая быстрый взгляд на Деклана, и замечаю в его глазах раздражение.
Отлично. Ревнуй.
— Да. Ты голодна? Я могу что-нибудь заказать.
— Это было бы отлично, дорогой, — говорю я, произнося все это так ласково только для того, чтобы поиграть на нервах Деклана, и могу сказать, это работает, поскольку мышцы его шеи напряжены, а челюсть крепко сжата. — Я скоро подъеду, хорошо?
— Хорошо. Люблю тебя.
— И я люблю тебя.
Смотрю на Деклана и говорю:
— Мне пора на встречу с Беннеттом.
— Ага, слышал, — отвечает он, выплевывая слова.
Я провожу рукой по его сжатому кулаку, который лежит на столе, и говорю:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что поговорил со мной, — смотрю прямо ему в глаза и вновь говорю: — Спасибо, — так, чтобы он распознал искренность в моих словах.
Его рука расслабляется под моей, кулак разжимается, теперь он держит мою руку в своей, и с улыбкой говорит:
— Давай я провожу тебя.
Он помогает мне надеть пальто, и я осознаю, что нашла подходящего мужчину. До Деклана было несколько других мужчин, но ни один из них, не подавал надежду, которую я чувствую в Деклане так что я позволяю ему держать мою руку дольше, чем положено, пока он ведет меня к служащему гостиницы, который ожидает около моей машины.
Я сажусь за руль, и Деклан наклоняется, напоминая:
— В пятницу встреча с поставщиком продуктов питания. В четыре часа.
— Я помечу в календарике.
— Ты имеешь в виду бумажный календарик, который не издает никакого сигнала напоминания или уведомления? — поддразнивает он меня.
Я смеюсь над его колкостью и говорю:
— Ага, бумажный. Но, очевидно, что мне достаточно и такого, поскольку ты склонен сам все напоминать мне.
— Тогда увидимся в пятницу?
— Увидимся в пятницу, — подтверждаю я, затем он захлопывает мою дверцу, и я завожу двигатель, чтобы отправиться к «Башням Уиллис» на обед со своим мужем, и впервые за долгое время чувствую себя великолепно.
Я сижу на первой ступеньке школьного крыльца и жду Пика, чтобы отправиться вместе с ним домой. У него вновь проблемы с учителем, и его оставили на продленку, так что у меня есть час, чтобы выплакаться, и он этого не увидит. Очевидно, я потеряла счет времени, когда услышав, как открывается металлическая дверь, поворачиваю голову и вижу Пика, который спускается вниз по ступенькам. Я быстро вытираю лицо, но он все равно замечает слезы.
— Почему ты плачешь? — спрашивает он, но я, ничего не отвечая, просто встаю и закидываю рюкзак на плечи. — Элизабет? Что произошло?
— Ничего. Мы можем идти?
— Нет. Пока ты не расскажешь, почему ты расстроена.
Опускаю голову, пинаю маленькие камешки на тротуаре и рассказываю:
— Дети из моего класса смеются надо мной.
— Что они говорят? — спрашивает он серьезным голосом.
— Ничего важного, — говорю я. Я хожу в эту школу несколько месяцев. Достаточно долго, чтобы подрасти и больше не влезать в одежду, купленную мне моей последней приемной семьей, так что теперь я ношу одежду, которую Бобби берет из благотворительных магазинов, и дети дразнят меня из-за того, как я выгляжу.
— Для меня это важно, — заявляет он.
И, смотря на него, я говорю:
— Они обзываются. Говорят, что я беру свою одежду из мусорного бака, — я чувствую, как слезы вновь начинают катиться по щекам, и продолжаю: — Они обзывают меня в лицо, потом шепчутся и смеются надо мной.
— Эти дети — глупые.
— У меня нет друзей, Пик, — говорю я, плача. — Я постоянно одна, и я хочу домой. Я скучаю по папочке и хочу вернуться домой.
В следующую секунду он обнимает меня, и мои слезы пропитывают его рубашку. Каждую ночь я молюсь Богу, неуверенная в его существовании, что я проснусь от этого кошмара, но я по-прежнему здесь. Мне почти девять лет, и я не видела папу, не слышала его голоса, не ощущала его объятий — ничего — почти четыре года. Мой соцработник видел меня лишь дважды с тех пор, как я здесь, и оба раза я плакала и умоляла ее отвезти меня к папе, но этого не случилось. Он слишком далеко. Я начинаю думать, что никогда не верну его, потому что еще целую вечность ждать, когда мне исполнится четырнадцать.
— Мне так жаль, — произносит Пик, пока мы стоим на тротуаре и обнимаемся. — Но ты не одна. У тебя есть я.
Он прав. У меня есть только он, но он — двенадцатилетний мальчик, и на следующий год перейдет в среднюю школу, и оставит меня тут одну. Одну с детьми, которым я не нравлюсь.
Когда он отстраняется и смотрит вниз на меня, я съеживаюсь из-за зеленоватого синяка, который Карл поставил ему на днях. Я быстро поняла, что когда Бобби рядом, Карл практически всегда милый, но как только она уезжает, он начинает пить. Я пытаюсь спрятаться и стать невидимкой, когда он пьян, потому что он пугает меня. Он много орет, и если мы с Пиком много шумим, он по-настоящему злится и обычно бьет нас.
Первый раз он ударил меня через неделю после того, как я поселилась здесь. Бобби уехала на выходные, а Карл сидел внизу, смотрел телевизор, в то время как я была на втором этаже. Я увидела радио на верхней полке в шкафу в своей комнате и встала на стул, чтобы достать его, но соскользнула, стул опрокинулся, и радио разбилось об пол. Карл ворвался в мою комнату и заметил сломанное радио. Прежде чем я поняла, что происходит, он дернул меня за руку и влепил мне пощечину. Поврежденную кожу на щеке жгло, когда после этого я ревела в подушку.
Мы с Пиком неторопливо шли домой, но когда мы повернули на нашу улицу, машины Бобби не было, и на подъездной дорожке остался только грузовик Карла. Мой желудок сжался. Я уверена, что в выходные мы останемся втроем. Бобби никогда не предупреждает нас, когда собирается уехать, но в последнее время, кажется, она постоянно отсутствует. Она не задерживается дома надолго.
— Просто поднимайся сразу в свою комнату, — говорит мне Пик, когда мы подходим к входной двери. — Я возьму тебе бутерброды и принесу их.
— Хорошо.
Но этого не произошло. Вместо этого мне представили черную дыру, которая убила еще частичку моей веры в благопристойность людей.
— Где, мать вашу, вы, дети, были? — кричит Карл, когда мы заходим внутрь, и резкость его голоса вынуждает меня от страха вцепиться в руку Пика.
— У меня была продленка. Я сказал Элизабет подождать меня, чтобы она не шла домой одна, — объясняет Пик.
— Вы думаете, у меня есть куча свободного времени, чтобы задаваться вопросом, где вы, черт побери? — орет он, и затем хватает Пика за рубашку, отрывая его от моего захвата, и отпихивает его подальше от меня. Потом он появляется перед моим лицом, воняя пивом и сигаретами.
— И ты... — выплевывает он, и я начинаю плакать, что еще больше злит его. — Бл*дь! Почему ты постоянно, мать твою, ревешь? Я не собираюсь проводить выходные с вами, слушая все это дерьмо, — потом он снимает рубашку и начинает расстегивать ремень, безумный страх пронзает мои вены.
Пик поднимается с пола и следует за Карлом, но всего один удар, и Пик оседает обратно на пол, а Карл хватает меня за запястье, пока я кричу и брыкаюсь. Внезапно, он поднимает меня и крепко держит за талию.
— Отпусти меня, — кричу я. — Прекрати! Отпусти меня!
Я слышу, как что-то разбивается, и когда смотрю наверх, вижу, что пинаясь, я скинула несколько уток Бобби и разбила их.
— Ты маленькое дерьмо! — орет он, но этот звук смешан с криком Пика, и я в панике. По-настоящему.
Кричу, плачу, пинаюсь и следующее, что осознаю — меня запихивают в маленький чулан в коридоре. Карл бросает меня со всей силы на пол, потом хватает мои запястья, берет ремень и привязывает их к нижней перекладине для одежды. Все происходи как в тумане. Кругом шум, а страх, зародившийся в моем теле, и крики о помощи затрудняют дыхание. Я слышу Пика и сдерживаюсь благодаря его голосу, когда Карл первый раз ударяет меня по лицу.
