Кричу, плачу, пинаюсь и следующее, что осознаю — меня запихивают в маленький чулан в коридоре. Карл бросает меня со всей силы на пол, потом хватает мои запястья, берет ремень и привязывает их к нижней перекладине для одежды. Все происходи как в тумане. Кругом шум, а страх, зародившийся в моем теле, и крики о помощи затрудняют дыхание. Я слышу Пика и сдерживаюсь благодаря его голосу, когда Карл первый раз ударяет меня по лицу.
Удар.
Он запирает меня на замок.
Темнота.
— Нет! Отпусти меня! — плачу я. — Пик, помоги! Отпусти меня! Пожалуйста.
Я слышу, как теперь он бьет Пика. Ворчание. Тяжелое дыхание. Крики. Я кручу и дергаю запястья, пытаясь освободиться, но ремень ранит кожу, и этим я только делаю себе больно. Та часть лица, куда он ударил меня, пульсирует жгучей болью, и я падаю на пол, руки остаются поднятыми над головой, и я плачу. Я плачу из-за чувства, будто все эти годы нахожусь в темноте.
Мое тело устает и слабеет. Руки затекли и покалывают. Я встаю, втискиваясь между стеной и вешалкой для одежды и чувствую, как тепло бежит вниз по рукам. Я пытаюсь пошевелить пальцами, чтобы схватить ремень, но слишком темно, чтобы что-то разглядеть, и мои пальцы слишком маленькие. В любом случае, что бы я сделала? Развязалась и вышла отсюда? Карл убьет меня, тогда какой смысл мне пытаться высвободиться?
Я слушаю приглушенный звук телевизора в гостиной, и моя голова начинает наклоняться. Я так хочу спать, но рукам слишком больно, когда я сажусь, а спать стоя я не могу. Неуверенная, что же все-таки делать, я остаюсь стоять около стены и продолжаю встряхиваться, когда голова вновь опускается. Мой разум затуманен. Я пытаюсь устроиться в углу, но не могу принять подходящее положение. Через некоторое время я слышу, как отключается телевизор, и Карл направляется в свою комнату.
О, мой бог. Он никогда не выпустит меня.
Слезы начинают падать, обжигая кожу, и я могу только предположить, что Карл повредил мою кожу, когда ударил меня, но даже это не мешает моим слезам продолжать стекать по щекам.
Когда я просыпаюсь, чувствую, что мои руки сильно затекли. Я, должно быть, упала, потому что, понимаю, что сижу на полу. Даже не представляю себе, день сейчас или ночь, и еще очень сильно хочу в туалет. Я встаю, чтобы облегчить боль в руках, сжимая ноги вместе, чтобы не описаться. Я начинаю плакать, задаваясь вопросом, что же мне делать, но затем слышу голос Пика с другой стороны двери.
— Элизабет? — шепчет он.
— Пик? — хныкаю я.
— Шшш. Карл спит.
Пытаясь подавить рыдание, чтобы стало тихо, я растягиваю слова:
— Пожалуйста, Пик. Высвободи меня.
— Не могу, — говорит он. — Замок на двери открывается изнутри.
— Что?
— Без ключа замок можно открыть только изнутри, — говорит он.
— Он связал мои руки. Я не могу двигаться и ничего не вижу, — говорю я, начиная паниковать, и он слышит это.
— Не плачь, хорошо? Я здесь, — он пытается успокоить меня.
Мое тело начинает сводить судорогой, когда я крепче стискиваю ноги.
— Пик?
— Да?
— Я хочу писать, — говорю я. — Очень сильно.
— Черт, — слышу его приглушенный голос.
И тогда боль и крайняя необходимость берут верх, и я чувствую, как тепло просачивается, распространяясь по ткани моих штанов, и стекает вниз по ногам. В оцепенении. Смущенная. Я опускаюсь на пол и начинаю плакать так тихо, как только могу.
— Ты в порядке? — спрашивает он, но я не отвечаю, просто продолжаю плакать.
Прошлой ночью Пик оставался со мной с другой стороны двери несколько часов: разговаривал со мной, пытался составить мне компанию. Я, должно быть, вновь уснула, потому что не помню, когда он ушел. Вскоре включается телевизор, и я понимаю, что проснулся Карл. Мой желудок урчит, но я слишком напугана, чтобы позвать его.
Время идет медленно, и я пытаюсь отвлечься, мечтая, притворяясь, что я где угодно, но только не здесь. Я представляю, что мы вместе с папой едем на его белом коне, о котором он говорил раньше, что он у него будет, когда мы будем играть. Мы едем по деревне и оказываемся в том волшебном лесу. Там нас ждет Карнеги, и мы обедаем ягодами. Некоторые ягоды наделяют нас особыми силами, а некоторые просто очень вкусные. Когда начинается дождь, мы находим большую шляпку гриба и прячемся под ней, пока не проходит буря, и мы рассматриваем волшебных бабочек, которые заполняют воздух блеском, когда летают.
Мои мысли периодически прерывает боль, которая становится сильнее. Я так устала, но не могу найти способ уснуть по-настоящему, а теперь еще желудок крутит от голода, и я постоянно меняю положение от сидячего к стоячему.
— Элизабет?
Голос Пика выводит меня из дремоты, и я пытаюсь покрутить запястьями, когда ремень врезается в кожу.
— Который час, — спрашиваю я.
— Сейчас вечер субботы. Практически полночь, — говорит он мне.
— Я голодна.
— Держись.
Я встаю на ноги, чтобы облегчить боль в руках. Я чувствую, что мои штаны пропитались моей собственной мочой. Они воняют, и Карл очень разозлится, когда решит освободить меня, надеюсь, это произойдет уже завтра, потому как в понедельник мне в школу. Плюс Бобби должна скоро приехать домой. По крайней мере, я надеюсь на это.
Я слышу, Пик просовывает что-то под дверь. Я опускаюсь на колени, но не думаю, что этого достаточно, поскольку мои руки связаны.
— Пик, я не могу достать то, что ты просунул под дверь.
— Дерьмо, мне жаль. Я не подумал об этом, — шепчет он. — А ты можешь так опустить голову, чтобы достать это ртом?
— Нет...
— Попробуй достать ногой, — инструктирует он. — Не хочу, чтобы Карл узнал, что я пытался покормить тебя.
Я вытягиваю ногу, но не могу ничего нащупать, я начинаю скользить ею по полу к двери, надеясь, что я вытолкну это из комнаты. Через несколько секунд слышу:
— Получилось.
— Что это было?
— Просто тортилья, — говорит он. — Я слышал, что Карл разговаривал с Бобби. Она собирается вернуться домой завтра к полудню.
— Меня тошнит.
— Почему?
— Просто я так устала и хочу есть, — произношу я. — Мои руки очень сильно болят. Он очень крепко связал ремнем мои запястья.
— Он — больной ублюдок.
— Пик?
— Да?
— Пожалуйста, не оставляй меня. Ты все, что у меня есть, — слезы возвращаются, и я без борьбы позволяю им капать. Я чувствую такую безнадежность.
— Я не брошу тебя. Ты — моя сестра. Не кровная, но все равно сестра, — его слова проникли в мое сердце, пониманием того, что он — моя единственная семья. — Я рассказывал тебе, как упал с крыши в своей последней приемной семье?
— Нет.
Я села обратно на пол и слушала, как Пик рассказывает мне историю за историей. Он даже рассказал мне о своей маме, которая была наркоманкой, и о том, как его забрали в приемную семью, когда ему было всего два года. Проходят часы, а он не прекращает говорить со мной, составляет мне компанию, пока я не погружаюсь в свой беспокойный сон.
Когда я слышу, как кто-то поворачивает дверную ручку, я быстро вскакиваю на ноги и вжимаюсь в стену. Свет ослепляет меня, и я тут же закрываю глаза.
— Чем, твою мать, тут воняет? — ворчит Карл, когда я медленно пытаюсь открыть глаза.
Он начинает расстегивать ремень на моих запястьях. Вы думаете, я рада выбраться из чулана, но я так устала, что все мои чувства оцепенели.
— Ты обмочилась? — сердито спрашивает он, и когда я киваю, он орет: — Лучше бы тебе вычистить все за собой.
Ремень наконец-то расстегнут, и мои руки свободны. Я хватаю одно свое запястье второй рукой, боясь двигаться, пока он не разрешит мне выйти. Прежде чем мне позволено подняться наверх, он заставляет меня вымыть пол там, где я описалась. Наконец, я смотрю на свои стертые запястья, там, где в них врезался в ремень, и вижу, что они покрыты кровью.
Когда я поднимаюсь наверх, Пик сидит на моей кровати, но я слишком смущена и сразу направляюсь в ванную комнату, захлопываю за собой дверь и стаскиваю с себя грязную одежду. Прежде чем зайти в душ, я смотрю в зеркало и замечаю синяк, который поставил мне Карл. Я встаю под брызги воды и начинаю реветь.
Я заканчиваю мыться, заворачиваюсь в полотенце и захожу обратно в свою комнату. Пик по-прежнему сидит на моей кровати, поэтому я хватаю одежду и бреду обратно в ванную комнату, чтобы одеться. Выхожу, и наконец, обращаю внимание на синяки на его лице, когда он убирает от него руку. Я иду к кровати, рассматриваю его и позволяю ему притянуть себя в объятия. Я остаюсь в его объятиях, в единственном комфортном месте, которое жизнь предлагает мне сейчас, и закрываю глаза.
Я была заперта в том чулане два дня без ничего, но у меня был Пик, который прокрадывался вниз каждую ночь, чтобы поговорить со мной через дверь, и чтобы я не была одна. Понимая, что он сделал все это для меня, я хочу покрепче стиснуть его в объятиях, так я и делаю.
