сх. т. 9); следовательно, желание всякого индивидуума отличается от
желания другого настолько, насколько природа или сущность одного
отличается от сущности другого. Далее удовольствие и
неудовольствие составляют страдательные состояния, которыми
способность или стремление каждого пребывать в своем
существовании увеличивается или уменьшается, способствуется или
ограничивается (по т. 11 и ее сх.). Но под стремлением пребывать в
своем существовании, поскольку оно относится вместе и к душе и к
телу, мы разумеем влечение и желание (см. сх. т. 9); следовательно,
удовольствие и неудовольствие составляют самое желание или
влечение, поскольку оно увеличивается или уменьшается,
способствуется или ограничивается внешними причинами, т.е. они
(по той же сх.) составляют самую природу каждого индивидуума. А
потому удовольствие или неудовольствие одного отличается от
удовольствия или неудовольствия другого настолько же, насколько
природа или сущность одного отличается от сущности другого. И
следовательно, всякий аффект одного индивидуума отличается от
аффекта другого настолько и т.д.; что и требовалось доказать.
Схолия. Отсюда следует, что аффекты животных, которых
называют лишенными разума (считать их бездушными после того,
как мы узнали происхождение души, мы никоим образом не можем),
отличаются от аффектов человека настолько, насколько их природа
отличается от природы человеческой. Так ичеловек и лошадь
подвержены страсти производить потомство, но последняя —
страсти лошадиной, первый — человеческой. Точно так же страсти и
влечения насекомых, рыб и птиц должны быть различны. Хотя, таким
образом, каждый индивидуум живет в довольстве своей данной
природой и находит в ней удовольствие, однако эта жизнь, которой
каждый доволен, и удовольствие есть не что иное, как идея или душа
того же самого индивидуума; а потому удовольствие одного
отличается по своей природе от удовольствия другого настолько,
насколько сущность одного отличается от сущности другого. Из
предыдущей теоремы следует, наконец, что немало также разницы
между удо-
504
вольствием, которым увлекается, например, пьяница, и
удовольствием, которым обладает философ; я говорю это здесь
мимоходом.
Вот все, что я хотел сказать об аффектах, относящихся к человеку,
поскольку он пассивен. Остается прибавить несколько слов о тех
аффектах, которые относятся к нему, поскольку он активен.
Теорема 58.
Кроме удовольствия и желания, составляющих страдательные
состояния, существуют еще другие аффекты удовольствия и
желания, которые присущи нам, поскольку мы активны.
Доказательство. Когда душа постигает себя самое и свою
способность к действию, она чувствует удовольствие (по т. 53). Душа
же необходимо созерцает себя самое тогда, когда она постигает
истинные или адекватные идеи (по т. 43, ч. II). Но она постигает
некоторые адекватные идеи (по сх. 2 т. 40, ч. II). Следовательно, она
чувствует и удовольствие, поскольку она постигает идеи адекватные,
т.е. (по т. 1) поскольку она активна. Далее, душа (по т. 9) стремится
пребывать в своем существовании, и поскольку она имеет идеи
смутные, и поскольку имеет идеи ясные и отчетливые. Но под
стремлением мы разумеем желание (по сх. той же т.). Следовательно,
желание присуще нам также, поскольку мы познаем, иными словами
(по т. 1), поскольку мы активны; что и требовалось доказать.
Теорема 59.
Между всеми аффектами, относящимися к душе, поскольку она
активна, нет никаких, кроме относящихся к удовольствию и
желанию.
Доказательство. Все аффекты, как это показывают данные нами
их определения, относятся к желанию, удовольствию или
неудовольствию. Под неудовольствием же мы разумеем, что
способность души к мышлению уменьшается или ограничивается
(по т. 11 и ее сх.); следовательно, поскольку душа подвергается
неудовольствию, ее способность к познанию, т.е. способность к
действию
505
(по т. 1), уменьшается или ограничивается. Следовательно, никакие
аффекты неудовольствия, поскольку душа активна, относиться к ней
не могут, но только аффекты удовольствия и желания, которые (по
пред. т.) постольку и присущи душе; что и требовалось доказать.
Схолия. Все активные состояния, вытекающие из аффектов,
относящихся к душе, поскольку она познает, я отношу к твердости
духа (Fortitudo), которую подразделяю на мужество (Animositas) и
великодушие (Generositas). Под мужеством я разумею то желание, в
силу которого кто-либо стремится сохранять свое существование
по одному только предписанию разума. Под великодушием же я
разумею то желание, в силу которого кто-либо стремится
помогать другим людям и привязывать их к себе дружбой по одному
только предписанию разума. Итак, те действия, которые имеют в
виду одну только пользу действующего, я отношу к мужеству, а те,
которые имеют в виду также и пользу другого, я отношу к
великодушию. Следовательно, умеренность, трезвость, присутствие
духа в опасностях и т.д. суть виды мужества; скромность,
милосердие и т.д. — виды великодушия.
Думаю, что я изъяснил, таким образом, главнейшие аффекты и
душевные колебания, происходящие из сложения трех
первоначальных аффектов, именно желания, удовольствия (радости)
и неудовольствия (печали), и показал их первые причины. Из
сказанного ясно, что мы различным образом возбуждаемся внешними
причинами и волнуемся, как волны моря, гонимые
противоположными ветрами, не зная о нашем исходе и судьбе.
Я указал, как уже было сказано, только главнейшие возбуждения
души, а не все, какие только могут быть. Идя тем же путем, как
выше, мы легко могли бы показать, например, что любовь
соединяется с раскаянием, неуважением, стыдом и т.д. Мало того,
надеюсь, каждому очевидно из сказанного, что аффекты могут
слагаться друг с другом столькими способами, и отсюда может
возникнуть столько новых видоизменений, что их невозможно
определить никаким числом. Но для моей цели достаточно
перечислить только главнейшие; ибо остальные, опущенные мною,
более удовлетворяли бы любопытство, чем приносили пользу.
Относительно любви, однако, следует заметить, что весьма часто
случается, что в то время, как мы насла-
506
ждаемся чем-либо, к чему стремились, тело наше вследствие этого
наслаждения приобретает новое состояние, которым оно
определяется иначе, в нем пробуждаются новые образы вещей, и
вместе с тем душа начинает воображать и желать иного. Так,
например, воображая что-либо, что услаждает нас своим вкусом, мы
желаем наслаждаться им, именно съесть. Но, пока мы им таким
образом наслаждаемся, желудок наш наполняется, и тело приходит в
иное состояние. Поэтому, если после того, как тело пришло уже в
новое состояние, образ этого яства будет еще сохраняться, так как
последнее продолжает еще находиться перед нами, а следовательно,
будет сохраняться также и стремление или желание съесть его, то
этому желанию или стремлению будет противодействовать
означенное новое состояние, и следовательно, присутствие яства,
которого мы домогались, будет нам ненавистно. Это и есть то, что мы
называем омерзением и отвращением.
Я опустил далее внешние состояния тела, которые наблюдаются в
таких аффектах, каковы дрожь, бледность, рыдание, смех и т.д., так
как они относятся к одному только телу без всякого отношения к
душе.
Наконец, следует сделать несколько замечаний относительно
определений аффектов, которые поэтому я по порядку здесь повторю
и вставлю то, что следует относительно каждого из них заметить.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ АФФЕКТОВ
1. Желание есть самая сущность человека, поскольку она
представляется определенной к какому-либо действию каким-либо
данным ее состоянием.
Объяснение. Выше в сх. т. 9 этой части мы сказали, что желание
есть влечение, соединенное с его сознанием; влечение же есть самая
сущность человека, поскольку она определена к таким действиям,
которые служат к ее сохранению. Но в той же схолии я предупредил,
что в действительности я не признаю никакой разницы между
