О чем были наши спектакли? О том, что нас волновало. Одной из самых популярных у факультетского люда постановок была «Сказка о репке, рассказанная в разных газетных жанрах». Ее сразу разобрали на цитаты, а песни сразу начали жить своей музыкальной жизнью. Писали мы его к факультетскому Дню посвящения в первокурсники. Задумали пересказать известную всем сказку о репке в песнях, написанных в различных газетных жанрах. На все про все у нас было три или четыре дня, поэтому просто распределили жанры между собой. Не могу со стопроцентной уверенностью вспомнить, кто и что писал. Но то, что Саше достался жанр международного комментария - факт. « Тяжелый смог окутал Вашингтону не весело живется без работы в хваленом мире западной свободы, где правят ЦРУ и Пентагон!», - пел Саня на мотив популярной на факультете «колхозной» песни про любовь. «Но ТАСС уполномочен заявить, что эти обвинения не-лепи, мы только в мирных целях нашу репу растили и намерены растить!» Позже тот международный комментарий после авторской доработки стал «Подвигом разведчика» («Врабочий полдень я проснулся стоя…»). Эта песня, как и «Грибоедов-ский вальс», впервые исполненный Сашкой в колхозе, очень точно отражают стилистику наших текстов того времени. Были и другие не менее яркие спектакли. Например, «Баня». Он не имел ничего общего с пьесой Маяковского и был написан к последнему звонку нашего курса. В ней рассказывалось о жителях города Кочегарска, которые поддержали призывы партии и правительства «Бережливость должна быть бережливой!» и «Бережливого - Бог бережет!» (Те, кому за сорок, думаю, помнят популярный лозунг времен Леонида Ильича Брежнева - «Экономика должна быть экономной!»), и решили сократить до минимума потребление воды. А главными героями пьесы были журналисты многотиражной газеты Кочегарского банно-прачечного комбината «Банный лист». При их активной информационной поддержке вышеупомянутых починов жизнь в городе была практически парализована. О творческом кризисе художника, идущего на компромиссы, у нас рассказывал спектакль «Мальчик, нюхающий фиалку». Это история о том, как под прессом рекомендаций сверху полотно, где был изображен обнаженный пастушок, нюхающий фиалку, превратилось в индустриальный пейзаж с дымящими трубами, литейным цехом и молодым коммунистом с микроскопом в руке. Помню, как мы долго решали, во что должен быть одет на сцене «обнаженный пастушок»? Саша был за натурализм и правду жизни. Сошлись на плавках. Впрочем, с правдой жизни у Башлака все было в порядке и за пределами сцены. Этот текст я начал с цитаты из Сашиного письма: «А когда я умру, ты сможешь рассказать печатными словами всем потомкам о том, как мы ходили на день рождения, и прочие небылицы». Пересказывать небылицы нет надобности, потому что для «всех потомков» хватит и былей. О каком походе на день рождения пишет Башлачев? Эта история случилась на четвертом курсе. Одна барышня - ярая поклонница нашего театра, из очень приличной и состоятельной свердловской семьи, отмечала день рождения, и мы решили преподнести ей экстравагантный подарок. На дворе стояла зима, и когда именинница после звонка отворила входную дверь -остолбенела. На пороге стоял я в одних трусах и с огромным мешком за спиной. Но это было только начало приятного, как нам тогда казалось, сюрприза. На диван, в самую гущу гостей из мешка я вытряхнул Бащлака. Из одежды на нем был только газовый бантик, повязанный на причинное место. Он начал подпрыгивать, показывать руками «фонарики» и мы хором затянули: «Прилетел к вам волшебник…» Допеть нам не дали… Как видите, театр в нашей жизни не прекращался никогда. Сегодня всех спектаклей не упомнишь.
Мне кажется, важнее другое, именно здесь, в Театре Трех Актеров, Саша запел, начал выходить на сцену, научился играть на гитаре. Для всех нас это были три прекрасных года, под завязку наполненных, театр в нашей жизни не кончался никогда. Однажды нас пригласили выступить со студенческим капустником на открытии нового Свердловского областного Дома печати. Событие важное, с участием первого секретаря обкома партии Бориса Николаевича Ельцина. Мы постарались, написали коротенькую пьеску минут на десять под жизнеутверждающим названием «Из жизни насекомых». Режиссер торжественного вечера с текстом пьески знакомиться не стал, а название заменил: «Какие насекомые?! Мы на открытии Дома печати, первый секретарь в зале, а вы…» Нас объявили как студенческий театр миниатюр с юмористической сценкой «Коллекция». Действие происходит в энтомологическом музее: «Жили-были насекомые. Каждый сам на своей булавочке…», которые для того, чтобы придать своей «демонстрационной жизни» смысл и порядок, начали издавать газету. Редактором назначили мормыша Вову, который «засох как надо». Заведующим отделом стала бабочка Леля, у которой с содержанием влаги в организме тоже все было в полном порядке. А корреспондентом с испытательным сроком взяли божьего коровка Толика. Юноша пишет восторженные заметки в рубрику «Веселись дружней, мошкара!». Бабочка Леля вымарывает все несерьезности и сетует, что «Толику еще сохнуть и сохнуть до настоящего журналиста». Редактор тупо смотрит в одну точку, требует «больше позитива» и постепенно рассыпается в пыль. Его место ловко занимает бабочка Леля, перепрыгнув с одной булавки на другую. И тут Толик, видя свою безрадостную перспективу, отказывается «засыхать, как надо», и насекомые разбегаются, распевая такие строки: «Кому в кусты, кому в овраг, кому-то в щель в углу кровати. Пускай сачок свой точит враг-на всех булавочек не хватит!» Финал. И гробовая тишина в зале. Я помню лицо декана, сидевшего в первом ряду: лоб покрыла испарина, глаз косит на представителей обкома партии… И вдруг раздались одинокие аплодисменты, в ладоши захлопал первый секретарь обкома. Ельцину студенты понравились. И тут я узнал, что на практике означает фраза из книжки «Материалы очередного съезда КПСС» - «аплодисменты, переходящие в овацию»: зал взорвался. А наутро у нас состоялся очередной разговор с деканом: «Парни вы талантливые, но очень глупые, и когда-нибудь мне из-за вас голову отвернут! Интересно, на кого это сачок свой точит враг? На кого булавочек не хватит? На всех хватит! И на вас, и на меня!» На дворе была весна 1982 года, дорогой Леонид Ильич уже на последнем издыхании, но все еще возглавлял «ленинское политбюро» и до перестроечного апрельского пленума ЦК КПСС 1985 года, объявившего курс на перестройку, надо было еще дожить.
Однажды нам действительно чуть не отвернули голову. Наш театр пригласили в Казань на праздник местного жур-фака под названием «Весна факультета». Мы с радостью согласились, не подозревая, что нас ждет в альма-матер Владимира Ильича Ленина. Это обстоятельство, как выяснилось, очень любили подчеркивать тамошние преподаватели и студенты. Первым шоком для нас был вопрос, встречающих нас студентов - где наши комсомольские значки? Думаю, мы меньше удивились, если бы у нас поинтересовались, не марсиане ли мы? У нас на факультете комсомольские значки никто не носил, а комсомольские собрания проводились, по-моему, один-два раза в год. Дальше - больше. После первого же выступления нас пригласил к себе секретарь комитета комсомола факультета. Он на полном серьезе начал нас расспрашивать о том, с кем из идеологов университета мы согласовывали сценарии наших спектаклей. Сам факт существования такого студен-та-бюрократа от комсомола на журфаке Уральского университета невозможно было даже представить. Из-за чего, собственно, разгорелся сыр-бор? Мы показали два совершенно невинных, по нашим меркам, спектакля: «Три мушкетера» (о тяжелой судьбе корреспондентов мушкетерской многотиражки) и «Собрание» (о бюрократизме и лицемерии в комсомоле). Последний, судя по всему, и расстроил местных активистов ВЛКСМ. В финале там звучала довольно язвительная песня, которая заканчивалась словами: «Эх, моя рука принципиальная, быстро поднимись и опустись!» Кроме того, вместо похода в музей университета мы отправились на поиски могилы Василия Сталина, а когда все приличные студенты на вечере знакомства пили чай с пирожными, мы открыто распивали пиво. Кончилась вся эта история письмом секретаря парткома Казанского университета на имя нашего декана. Понятно, что это было не письмо благодарности, а сигнал о том, что у некоторых студентов журфака Уральского университета не все в порядке с идеологическими установками. К счастью для нас, все обошлось.
Уральские вольнодумцы
На нашем факультете была фантастически свободная творческая атмосфера. Впрочем, мы этого не осознавали, нам это казалось вполне естественным и нормальным. Уже поэтому нашему театру стоило отправиться в Казань. Чем был хорош наш Уральский университет той поры? Нам читали лекции преподаватели, которые оказались в Свердловске во времена Сталина не по своей воле. Некоторые из них были членами научных академий ведущих европейских стран, имели за спиной многолетние сроки в ГУЛАГе и запрет на преподавание в Москве и Ленинграде. Именно они позволяли себе на лекциях по истмату и диамату свободно обсуждать с нами неразрешимые противоречия социализма и прочую крамолу. Нас не могли оставить равнодушными судьбы этих людей. Их лекции были предметом обсуждения, выпущенный ими дух вольнодумства витал в воздухе. И Башлак - один из самых прилежных студентов нашей компании - аккуратно ходил на их лекции и вел конспекты. Но вряд ли мы тогда понимали всю уникальность этих откровений наших профессоров. Жизнь била ключом, и в ней было множество дел, куда более важных, чем философия и учеба в целом.
