Потом внезапная мысль заставила всю мою радость исчезнуть, как воздух из проколотого шарика.
И Лод сразу заметил перемену моего настроения.
- Скажи, о чём ты думаешь.
- Ни о чём. - Я опустила взгляд. - Ерунда.
Никогда не любила раскрывать кому-то душу и мысли. Во всяком случае, те их части, которые делают тебя уязвимой.
И почему тогда ему, вот уже второй раз, мне действительно хочется сказать?..
- Снезжана, я уже говорил: ты слишком многое держишь в себе. Скажи.
Я помолчала, считая стежки на одеяле. Мелкие, аккуратные штрихи, прочерченные белыми нитками.
Пять, десять, пятнадцать...
- Просто подумала... ты исцелил Фаника, а в моём мире он бы наверняка умер. Или остался калекой. А... моя мама - она ведь не мгновенно... не сразу, на месте...
Двадцать пять. Тридцать.
- Её довезли до больницы, и она уже там, в реанимации...
Сорок.
- И если бы в нашем мире была магия... такие целители, как ты...
Я замолчала, поняв, что мне срочно нужно пробежаться по степеням девятки; но добралась только до пятой, когда Лод накрыл мою ладонь своей.
В этот раз - без необходимости.
- Магия тоже не всесильна. И убивает так же легко, как и лечит. Ведь взамен неисцелимых ран у нас появились неисцелимые проклятия. - Другой ладонью он коснулся моего подбородка, заставив вскинуть голову. - Плачь, если хочешь.
Я замерла, почему-то чувствуя себя пойманным в ловушку зверьком.
Сейчас его близость дарила лишь чувство уюта, тепла... и ничего больше. Наконец-то - правильно.
И почему тогда мысли всё равно путаются?
- С чего ты взял, что я хочу плакать?
- Потому что я знаю тебя. Потому что за последнее время ты увидела слишком многое и прошла через то, через что не должна была проходить. Потому что ты ребёнок, который потерял всё, что у него было, и пока не приобрёл чего-либо стоящего взамен. И ты должна научиться плакать. Со слезами выходит боль, а ты никогда не даёшь ей выхода. И делаешь частью себя.
- Я не...
- Нет, ты ребёнок. - Даже сейчас он угадал, что именно я собираюсь возразить. - Да, в чём-то ты взрослее, чем все, кого я знаю, зато в другом - маленькая девочка, которая слишком рано осталась одна. Ты привыкла всегда быть сильной, но теперь ты не одна, и быть сильной нет нужды. Не всё время.
- Я не хочу привыкать к тому, что я не одна. - Я почувствовала улыбку, невольно кривящую мои губы. - И ты тоже уйдёшь из моей жизни. Рано или поздно. Как и все, кто у меня был.
- Это ты уйдёшь из моей. Потому что сама так решила. - Во взгляде Лода таяли осенние облака. - Сноуи, я не могу быть для тебя всем, чем ты хочешь. Союзником, учителем, другом, не больше. Но я никогда не предам тебя. И никогда не брошу наедине с твоей болью. Обещаю.
Опять эта треклятая 'снежинка'! На язык уже просился раздражённый ответ - но тяжесть, весь вечер давившая на сердце, шевельнулась вновь, и почему-то в памяти разом всплыло всё: отец, навсегда закрывающий за собой дверь, предсмертная агония бабушки, комья глины на крышке маминого гроба, мертвенная пустота и тишина квартиры, отныне принадлежащей мне одной, а потом - Сашка, который выбрасывает мои вещи, Навиния, наблюдающая, как я умираю, Хьярта, заваленная трупами, изломанное тело Фаника, огненный меч Сусликовой, стеклянные глаза Весельчака, откровение-приговор Лода, мёртвый Артэйз, темницы дроу, отрубленная голова...
Я плохо помню, что было потом. Кажется, очки куда-то делись с носа, а я лежала, уткнувшись Лоду в плечо - и, наверное, впервые в жизни плакала, не таясь, не сдерживаясь. До боли в горле, до хрипоты: за маму, за утраченный дом, за невозможность любви, за все прорвавшиеся чувства, за все предательства, страдания и смерти. И мерзкий ком под рёбрами исчезал, выкашливаясь с жадными всхлипами, растворяясь в тепле рук, которые обнимали меня так крепко и бережно, и в нежности пальцев, легонько гладивших мои волосы.
А затем, в какой-то момент - боль ушла. Вся. Совсем. И прежде, чем утонуть в мягкой сонной темноте, я успела подумать, что Лод, как всегда, был прав.
И что я успела начисто забыть, как хорошо засыпается в чьих-то объятиях.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ИНТРИГАНЫ КРУГЛОГО СТОЛА
Беломраморный Мьёркт, столица подгорного королевства дроу, пробуждался ото сна неторопливо и неохотно. Вечную темноту не рассеивал дневной свет, а даже если б он мог пробиться под каменную твердь, то солнце всё равно уже заходило за горизонт... но одно за другим, волной светящегося разноцветья вспыхивали окна в домах - и казалось, что вместо города раскинулся ночной океан, чьи воды мягко фосфоресцируют во мраке мириадами радужных искр.
Впрочем, одно окно в башне королевского дворца сияло уже давным-давно.
Покои для пленников больше походили на элитную ночлежку: кровать занимал Фаник, на груде одеял у камина устроилась Навиния, а теперь на полу прибавилось ещё одно спальное место - у окна, рядом со столом. И на этом самом месте разместился Восхт, листая книгу в потёртом кожаном переплёте.
- Эти 'Записки' действительно обрываются как раз накануне переговоров, - спустя некоторое время доложил он. - Словами 'непонятно, на что способны эти светлые'. - Колдун вскинул голову, оглядывая товарищей по несчастью. - Но это не может ни подтвердить, ни опровергнуть причастность тёмных к тому, что там случилось.
- Я же говорила, - проворчала Криста, примостившаяся на стуле рядышком. - Я эту книгу всю просмотрела, когда Снежка её читала.
Дэнимон сидел рядом с невестой. Задумчиво наблюдал, как Навиния играет с паппеем: поочерёдно подставляет ему ладони, позволяя зверьку перебегать с одной на другую. Впрочем, принцесса явно меняла руки скорее машинально, чем осознанно - она смотрела куда-то в пол, долгим, застывшим взглядом.
И мысли, которые её отвлекали, явно были не самыми весёлыми.
- А ведь сегодня у нас с Дэном была бы свадьба, - горестно вздохнула Криста. - Кто бы мог подумать...
- Наверное, тёмные ещё не проснулись? - спросил Дэнимон, переведя взгляд на брата. Тот лежал, повернувшись набок, и дышал с мирным присвистом. Всё ещё спал. - Поэтому и не заходят?
- Мы всегда встаём раньше них. Они-то привыкли пережидать весь день во сне. - Криста сжала пальцы принца в своих. - Так не терпится сообщить им о твоих подозрениях?
- Если я правильно оценил ум Лодберга, они первыми сообщат мне о том же, - горько усмехнулся эльф.
- А вдруг ты всё-таки неправ?
- Я мечтаю о том, чтобы я оказался неправ. Но это первая кандидатура, которая приходит мне в голову. И самая логичная.
Криста ничего не сказала. Просто коснулась губами его щеки: раз, другой - и на третий хмурое лицо Дэнимона немножко посветлело.
- Мне жаль, что я не добился свободы для всех вас, - произнёс он.
- Ты был не в тех условиях, чтобы торговаться. И я радовалась, что хотя бы ты скоро будешь на свободе. - Криста укоризненно качнула головой. - И всё равно я считаю, что ты неправильно поступил! С этой клятвой. Надо было дождаться, пока Фаник поправится, и вам с ним всё-таки...
- Уходить? И что тогда мы сделали бы там, наверху, одни? Против собственного отца и всего нашего народа? Я предпочёл, чтобы в этом деле у нас были союзники. И раз мы обрели их среди тёмных, значит, так тому и быть.
- Мы теперь сами тёмные. - Навиния подала голос неожиданно, и голос этот был неожиданно горьким. - Предатели своих народов. А я... подстилка их владыки. И больше, похоже, ни на что не годна.
- Не говори так, - поморщился принц. - Ничего ты не...
- Всё, что я делала... я хотела, чтобы родители могли мной гордиться. Не желала быть всего лишь чужой игрушкой на доске. Принцессой из набора фигурок для скаука. И оправдывала себя тем, что делаю это во благо своей страны. - Резким движением посадив паппея на плечо, Навиния опустила руки. - А теперь я не нужна этой стране.
- Хватит, Вини, - горячо произнесла Криста. - Твой народ любит тебя, а заговорщики и придворные интриги были и будут всегда! Радуйся, что они проявили себя во всей красе. Теперь, как вернешься, без зазрения совести отправишь весь совет в отставку, и дело с концом. Ты и так не больно-то к нему прислушивалась... и правильно делала, - подумав, добавила девушка. - Советы предателей до добра не доведут.
